в голосе спросила Яна. В глазах её мелькнула тревога, но лоб остался неподвижен.
— Какие новости? По поводу?
— В целом. Что-то случилось? Мне по телефону показалось, что ты сама не своя.
— А, нет-нет, не переживай. Я просто хотела поболтать.
— Фух, я уже успела испугаться. Да и правильно! А то сто лет вживую не общались. Дела-дела. Давай рассказывай, что нового.
— Я больше хотела тебя послушать. Ну или так, поболтать, посплетничать.
— Даже не знаю, что тебе и рассказать. Всё как-то по-старому. Новый год отмечали у свёкров. Жуть, мрак. Вот эти вот салюты, оливье, телевизор. Скука смертная. Ну, это я тебе рассказывала. Потом мы не выдержали, детей оставили с бабушкой и дедушкой, рванули на лыжах кататься.
— Серьезно? Куда?
— Представляешь, не на горных лыжах. Просто на лыжах. Да там же, за городом. На весь день вдвоем с Вовой уезжали. Брали глинтвейн в термосе и катались.
— С Вовой? — аккуратно переспросила Даша, смутно припоминая, что никого, кроме Глеба рядом с Яной она вспомнить не может.
— Да, только вдвоем.
— Слушай, а Глеба ты давно не видела? — аккуратно поинтересовалась Даша.
— Глеба? — удивилась Яна. — Ну ты вспомнила! А что? Встретила его что ли?
— Просто недавно что-то вспомнились старые времена, думаю, что-то давно про него не слышала.
— Последний раз встречались, когда я исполнительный по алиментам к нему на работу заносила. А так сто лет не видела. И не стремлюсь.
Даша смотрела на свою лучшую подругу, которая выглядела, говорила и жестикулировала, практически как прежняя Яна, но теперь у неё были какие-то дети, свёкры и Вова.
— Кстати, а вот Вова…
— Что?
Даша прикидывала в мыслях, как бы выведать побольше информации о пропущенном десятилетии.
— Помнишь, Вову Пихтина, того, из универа…
— Вова… Вова… — напряженно начала вспоминать Яна. — А! Тот, с практики! Помню, и что?
«Значит, не он», — решила Даша.
— Ага.
— Так и что?
— Да нет, просто вспомнила, давненько его не видела.
— Как бы ты его видела, если он из страны уехал. А что ты про Вову, Глеба? Опять ностальгируешь?
— Да нет, сон плохой снился. Вова, Глеб, Игорь.
— Игорь?
— Ага. Снилось, что он напал на меня.
— Этот — да. Этот мог.
— Ну вот что-то я и думаю, давно я не видела многих.
— Вот любишь ты это — похандрить. Знаешь, странновато грустить о людях, с которыми ты дружила пару лет и уже двадцать лет не виделась. Мне кажется, у тебя достаточно друзей. Я, Ольчик, Ирка, Миша…
— Ольчик, Ирка, — словно пробуя на вкус имена будущих друзей, задумчиво произнесла Даша.
— Ну да. Или у тебя грусть по юности? Это всё новый год, переоценка, планы, итоги.
— Да нет… Не знаю… Прошлое вспоминается. Как вчера было.
— Прошлое вчера и было.
— Я серьезно.
— И я серьёзно. Я понимаю, что ты такой человек, ты мусолишь там в своей голове эти все переживания, носишь их с собой. Ну что тебе тот Игорь? Сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать? Чего ты ждёшь? Возврата долга и извинений? Что тебе тот Вова? Что тебе та Алёна? Плюнь и забудь!
— Алёна? — удивилась Даша, силясь припомнить хоть одну знакомую девушку с таким именем.
— А что, скажешь ты уже не переживаешь? Поганая она баба, а ты всё ждёшь, что она одумается и осознает свою неправоту. Сколько вы уже не общаетесь?
— Не знаю, — честно ответила Даша.
— Вот и я не знаю. Плюнь, отпусти, прости, прокляни — что хочешь, но не цепляйся так за прошлое. Смотри, — Яна показала на улицу за окном, — праздники, снег идёт, красиво, ты вот почти банкет нам устроила, хорошо же всё! Прямо сейчас всё хорошо!
— Да, наверное, ты права.
— Я точно тебе говорю. Скажи мне, что тебя беспокоит, — я тебя поддержу, — сказала Яна, подтягивая к себе Дашин кофе. Этот жест был так дорог для Даши: он означал, что они всё ещё близки, как в ту пору, когда один стакан кофе на двоих был не выбором и привычкой, а символом студенческой бедности. Маленькое движение руки демонстрировало, что они всё ещё те же подруги юности, молодости.
— Честно?
— Честно.
— Я думаю развестись, — почти вопросительно произнесла Даша.
— Вот это ты удивила, — Яна подняла брови, — а говоришь, просто поболтать. Что случилось-то? Поцапались?
Подруга прекратила листать меню, чуть наклонилась вперед, насколько это позволял сделать стол, и приготовилась слушать.
— Нет. Просто, он мне какой-то… Чужой что ли… Понимаешь, Яна, я словно проснулась в один день и поняла, что мы друг другу не подходим. Наверное, Михаил… Миша хороший человек, и раньше у нас было много общего. Но сейчас я не хочу таких вот отношений. Бытовых, заурядных, с плоским юмором. Я не хочу такого мужчину… Не хочу, понимаешь, — низким голосом доверительно произнесла Даша.
Яна кивнула, а Даша продолжила.
— У него плешь и живот, — всплеснула руками она, — брюхо, понимаешь!
Яна сочувственно посмотрела на Дашу.
— Понимаю. Думаешь, Вовка — огурец? Или мы с тобой знойные молодухи? Конечно, мы все изменились: оплыли, поседели. Время не щадит никого. Поговори с Мишей, походите по магазинам, подберите одежду, к косметологу запиши на пару укольчиков, к психологу сходите, не знаю, может, к сексологу, в бассейн с собой возьми. Пусть побреет голову: у него череп нормальной формы.
— Что у него?
— Череп нормальный. Пусть на диете посидит. Я думаю, он согласится. Миша умный мужик и любит тебя.
— Думаешь?
— А ты, думаешь, он из чувства долга тебя выхаживал полтора года?
— Выхаживал?.. — растерянно спросила Даша.
— Да если бы не он, — Яна на секунду прервалась и, понизив голос, продолжила, — если бы он связи не подключил, неизвестно, чем бы всё закончилось. А как он тебе бульончики варил, халаты наглаживал, в больнице ночевал! Сколько денег медсестрам по карманам совал, врачам конвертики да пакетики носил! А про реабилитацию я вообще молчу — ты хоть помнишь, чего ему это стоило?
Над столом повисла тишина — Дашу пронзила мысль об аварии или болезни, о которые она пережила. А Яна в это время продолжала.
— А когда ты решила дело своё начать, Миша тебя поддержал, с работы ушёл и с детьми сидел, пока ты создавала работу мечты. Все накопления туда бухнули. Не каждый бы решился. Сколько он ещё должен для тебя сделать? А ты говоришь: «Плешь! Брюхо!» Дети у вас, в конце концов.
Даша виновата опустила голову и поджала губы.
— Да, ты права, наверное. Просто, помнишь, ты говорила, что если нет страсти, то и нет любви?
— Когда я такое говорила?
— Давно, мы ещё в институте учились. Мне
