просто это так запомнилось.
— Ну ты вспомнила! Нашла авторитетное мнение. А ещё в институте я считала, что покраситься в блондинку будет отличной идеей.
— А может быть, это было правильно? Может, мы просто со временем стали искать компромиссы и бояться перемен?
— А что плохого в компромиссах? — Яна откинулась назад и принялась стряхивать невидимые крошки с платья. — Да и вообще, в семнадцать нормально считать, что без страсти нет любви, что невозможно простить измену, что настоящая любовь одна и на всю жизнь. Наверное, в той системе отношений и с тем жизненным опытом считать иначе просто разрушительно. Ты же не требуешь одинакового подхода к жизни от двадцатилетнего и восьмидесятилетнего, почему-то эта пропасть в жизненном опыте кажется тебе убедительной. А пропасть в двадцать лет — очевидно, нет.
— Странно. В прошлый раз я тебе доказывала это, а ты мне говорила, что если нет страсти, то надо уходить.
— Вот удивительно, я что-то там брякнула и думать забыла. А ты живёшь с этим.
— Ну да.
— Слушай, любовь — это не константа, счастье — тоже. Вся жизнь, как механический бык, вскочив на которого, ты лишь можешь или падать, или держаться, что есть сил.
— А если упала?
— Тогда вставать и вновь принимать участие в этом безумном родео. Даш, не обижайся на меня, хорошо? Сама знаешь, у нас тоже не всегда было все гладко.
— С Вовой?
— Ну, а с кем ещё. И с Вовой, да и с Глебом тем более. Слушай, я не говорю тебе, что ты должна чувствовать или делать, — просто, мне кажется, эти отношения достойны ещё одного шанса. Тем более, у вас всё так хорошо было. И тут — на тебе. К тому же, вы, вроде, собирались в круиз на годовщину, ты же так мечтала.
— В круиз?
— Ой, — Яна зажала рот руками, — ты не знала? Я думала, Мишка на Новый год тебе подарил билеты.
Даша не знала: знала она или нет, но подошедший официант избавил её от необходимости отвечать на вопрос. После того как Яна сделала заказ, решив не уступать по масштабу пиршества подруге, они продолжили разговор.
— Ян, давай пока оставим эту тему, поговорим о чём-нибудь другом, хорошо? — махнув рукой, произнесла Даша.
Весь разговор она словно ступала по минному полю, боясь попасть впросак. Поэтому она стала больше спрашивать и слушать и постепенно расслабилась и позволила разговору идти своим чередом. Яна с упоением делилась рабочими байками и свежими сплетнями об общих знакомых, а Даша слушала её с удовольствием и грустью от осознания, что пропустила десять лет их дружбы.
Они проговорили несколько часов, прежде чем расплатиться по счёту и выйти на улицу.
— Ты на такси?
— Почему? Я за рулём, — удивилась Яна.
— А, ну да.
— Подбросить?
— Нет. Я хочу немного пройтись. Слушай, у меня к тебе теоретический вопрос.
— Давай.
— Представь, что у тебя была бы возможность путешествовать во времени…
— Меня пока и путешествия в пространстве устраивают.
— Я серьезно. Вот представь — ты можешь вернуться в любой момент жизни. Что-то исправить. Или просто прожить заново. Ты бы воспользовалась бы такой возможностью?
— Да, — после некоторых раздумий ответила Яна.
— И что бы ты изменила?
— А я ничего не стала бы менять.
— И что бы ты тогда сделала?
— Не знаю, это слишком сложный выбор для теоретического вопроса. Но одно я знаю точно: если у меня появляется какая-то возможность, я стараюсь её использовать. И тебе советую. Всё, давай, мой мне уже трубки обрывает.
Яна обняла Дашу на прощание и, на ходу отвечая на телефонный звонок, направилась к машине. Даша в размышлениях не спеша пошла домой.
Прогуливаясь по вечерним суетным улицам и тихим проулкам, Даша разглядывала серые здания, подсвеченные в окнах гирляндами, озябшие полувековые деревья, укутанные снегом памятники. Спокойные, основательные, они видели всё — все версии событий. Даше даже подумалось, что они помнят обо всём, что произошло и что навсегда стёрто из истории. Только они, Даша и небо, снова приветствующее её снегом.
Она долго брела по городу, обдумывая вечерний разговор. Ноги словно сами привели её к дому — её настоящему дому, где она жила в свои тридцать два. Окна были плотно зашторены, но за ними угадывалась жизнь.
Даша опустилась на лавку рядом мужчиной, курившим и наблюдающим за купающимся в свежем снегу псом. Даша никогда не курила, но ей нравился запах табака зимой. Летом воздух тяжёлый, липкий. Он напитан плавящимся асфальтом, разбитыми фруктами, поднятой пылью, пролитым машинным маслом, случайно упавшим мороженым. Летний воздух, словно восточное блюдо, одновременно острый, сладкий, терпкий. Такой, после которого хочется пить. Зимой же разливается свежесть, вычищая, вымораживая, выбеливая воздух. И запах табака ощущается как тот самый секретный ингредиент, благодаря которому блюдо начинает играть новыми красками.
Она шумно втянула воздух. Мужчина жестом предложил открытую пачку, на что Даша улыбнулась и покачала головой. Снежная крупа зачастила, превращаясь в рябь. Мужчина подозвал пса и ушёл.
После возвращения домой Даша решила принять ванну и обмозговать свалившееся на неё прошлое. Встретивший её в коридоре муж помог снять пальто, предложил чай и сообщил, что уложил детей спать. Хотелось сказать ему что-то доброе, как-то выразить благодарность за всё, о чём поведала Яна. Нужные слова не находились, и Даша просто подошла к нему и погладила по щеке. Он поймал её руку, прижал ладонь к губам и улыбнулся.
Даша взяла очень кстати приготовленный чай — она до костей продрогла во время прогулки — и отправилась в ванную.
Там Даша разделась и посмотрела на себя в зеркало. Она сохранилась не хуже, чем Яна, и выглядела довольно молодо. Но не покидало ощущение, что она … ненастоящая. Тело носило следы жизни, которую она не прожила: как возник этот шрам, куда исчезла родинка, кто выбирал эту краску для волос?
А этот дом? Всё в нём чужое. Хуже того — оно чьё-то. Оно принадлежало той Даше, которой подарили кружку «Любимой мамочке», которая выбирала платья, висящие в шкафу, и обставляла квартиру.
Но больнее всего было осознавать, что она — мать детей, которых не знает, и жена мужа, которого не любит. Очевидно, она очень любила свою семью, но сейчас в ней, не наполненной десятью годами жизненного опыта, этой любви не было. Взгляд упал на детский шампунь, с яркими рыбками на флаконе. «Может быть, — подумала она, — я как маленькая аквариумная рыбка, которой нужно полтора литра воды, а не целое море. Может быть, я просто
