поднял голову и прокричал:
– Глядите, я в нее попал, а она еще шевелится!
Смертельно раненная Зорка перевернулась лицом к небу, чтобы душе было сподручнее лететь, и устало вздохнула. Боли она не чувствовала никакой, потому что давно уже выплакала все слезы. Но только посмотрела солдату в лицо, как широко раскрыла глаза и протянула к нему руку. Те слова, что она бормотала, были слышны лишь камням, потому что вместе с ними вылилась первая струя густой и почерневшей от страдания крови. Бедный ребенок, подумала мать, еще один зуб у него выбит, совсем за ним не следят. Солдату темная струя показалась забавной, и, все еще смеясь, он приставил дуло ружья ко лбу Зорки, безнадежно корчившейся Зорки, которой совсем не было страшно, но очень хотелось, чтобы он понял ее, несмотря на то что изо рта бьет кровь. Выстрел размозжил ей череп, и солдат радостно, победно заорал:
– Вот теперь не шевелится! Теперь готово!
Он рукавом рубашки вытер слюни, которые текли у него изо рта, и пошел к своим, одинокий и безумный, придурковато улыбаясь.
В лифт набилось десять человек, и он был не единственным, кто ехал с букетом. На втором этаже к ним присоединился какой-то охранник, перед тем, как войти, подмигнувший очень хорошенькой медсестре. Все три человека с цветами вышли на четвертом этаже. Как будто зная все входы и выходы в больнице наизусть, он направился по коридору к палате 439. Из соседней палаты вышла женщина в чепчике и с подносом, на котором было полным-полно непонятных предметов. Подойдя к двери, которую искал, он на несколько секунд остановился, отер каплю пота, которая всегда выступала у него над губой в минуты волнения, сделал глубокий вдох и очень деликатно постучал три раза. До него донесся ее приглушенный голос, входите, с ноткой любопытства. Он подумал, что в этом «входите» звучало что-то вроде надежды. Он вошел с некоторой торжественностью, держа букет роз как визитную карточку. И тут же увидел, что она сидит на диване прямо перед ним, с усталым и довольным видом родильницы, известным человечеству с древних времен. Было заметно, что она только что покормила младенца, который теперь лежал в колыбели. Он бесшумно закрыл дверь и повернулся к женщине, которая по-прежнему сидела на диване, глядя на него, и тут же заметила каплю пота над верхней губой. Теперь ее голос звучал надтреснуто:
– Кто вы такой?
Мужчина с очень вежливой улыбкой нагнулся к женщине, протягивая ей букет. А та машинально взяла его, инстинктивно наклоняясь к цветам, как будто собираясь их понюхать. Потому-то и не заметила черную точку глушителя на пистолете, дуло которого торчало из роз. Пуля вошла ей в раскрытый рот: она услышала только приглушенное, почти нежное «паф!». Женщина слегка склонилась на диван, как будто причина ее усталости была не только известна с древних времен, но и бесконечна. Она даже не всхлипнула. Номер Два осторожно положил цветы женщине на колени. Тут он взглянул на колыбель, покачал головой, вытер каплю пота с губы той же рукой, в которой держал пистолет, и посмотрел на новорожденного, который пытался разобраться, для чего человеку большой палец. И приставил дуло к его затылку, нежно, почти любовно. «Паф!» – донеслось из пистолета.
Только когда он доехал до аэропорта Ле-Бурже [106] и выкурил полпачки сигарет «Житан», ему удалось добиться того, чтобы сердце билось в нормальном ритме. А ведь все еще только начиналось.
Номер Один летел из Парижа, уставившись прямо перед собой, как будто его чрезвычайно интересовал поднятый откидной столик на спинке впередистоящего кресла. И ни разу не посмотрел на вид, открывавшийся в иллюминаторе. Он отказался от обеда и напитков, не глядя стюардессе в глаза, как будто ни на секунду не хотел отвлекаться; как будто хотел сосредоточить все свои силы на том, чтобы полностью присутствовать в нужном месте в нужное время, а уж сигареты и виски – это после работы. Он только дважды посмотрел на рыжеватый затылок человека, которого ему поручили убрать. То есть убить. Он проходил под кодовым названием Ноль, и следить за ним было очень удобно благодаря яркому цвету его волос. Сейчас, во второй раз устремляя взгляд туда, где, по ту сторону прохода, на несколько рядов впереди, сидела его жертва, Номер Один заметил, что Ноль не скрывает, что к его запястью чем-то вроде тяжелого на вид наручника прикован чемоданчик. Приговоренный к смерти читал France Soir [107], не замечая, что Номер Один буравит ему взглядом затылок.
Сзади, за пять сидений от него, Номер Два наблюдал, как Номер Один глядит куда-то вперед. Его удивило, что Номер Три приказал ему следовать за Номером Один и ждать; было бы проще простого разделаться с ним в туалете в аэропорту, когда сердце наконец принялось нормально биться. Он пожал плечами: приказ есть приказ, Номера Один придется убить в Барселоне, следуя инструкции. Проще всего повиноваться, не задавать вопросов и терпеливо ждать. Натали будет довольна: доведя дело до конца, он вернется в Париж и пригласит ее в шикарный ресторан на ужин. Больше всего его раздражали часы перелета в самолетах без мест для курения. Это казалось ему оскорбительным, но приходилось смириться. На самом деле он уже привык так работать: всегда быть Номером Два в погоне за Номером Один. Однажды Номером Один оказалась дама; он даже как-то расстроился. Да, бывают такие неприятные ситуации, как в этой больнице. Однако работа есть работа. Без сомнения, его особенно… что-что?
– Не хотите ли еще кофе, также в ассортименте прохладительные напитки или…
– Я выпью чуть-чуть виски.
Стюардесса загораживала от него Номера Один, и на несколько секунд он встревожился. И все-таки улыбнулся, делая над собой усилие, чтобы расслабиться: куда он денется? Кроме того, следуя правилам затейливой игры Номера Три, Номер Один понятия не имел, кто такой Номер Два. Скажем прямо: даже о существовании Номера Два он не знал, точно так же как люди не знают о том, что смерть, как червь, живет у них внутри.
– Номер Два есть смерть Номера Один, – неосторожно проговорил он вслух.
– Простите? – Стюардесса протягивала ему стакан виски.
– Нет-нет… Я просто…
Он неопределенно махнул рукой, предлагая оставить его в покое. Стюардесса продолжила свой путь, и Номеру Два удалось удостовериться что Номер Один все еще глядит вперед, как будто наблюдая за кем-то из пассажиров.
Ноль, не знавший, что его так зовут, рассеянным
