А разве это не самодурство, — панически пронеслось в голове на бегу по ступеням к выходу, — наперекор разуму рваться к гибели… Ведь стремленье вернуть кота ставит все по угрозу — и жизнь, и творчество — то святое, ради чего сюда призвана! Нет, неправда — на этом пути я себя осознала, значит его и должна пройти до конца. Не из прежнего утверждения своей капризной хотящей воли, не из чувства мести — нет! Только из воли преодолеть этот хаос. Убрать сор. Искупить зло. Только убравшись в собственном доме — в себе — смогу по-настоящему танцевать. Только после этого я смогу станцевать Деву — сотворить свою живую молитву…
Богородица, Дева Пречистая, помоги!
Снова дом из светлого кирпича у края шоссе.
Крайний подъезд от угла. Второй этаж. Металлическая дверь. Кнопка звонка.
Но Надежде звонить не пришлось — дверь перед ней распахнулась…
И ни слова не говоря, кто-то втащил её внутрь.
Хлопнула и защелкнулась дверь за спиной. Рамаз с силой отшвырнул Надю в глубь коридора, запер дверь на второй замок и накинул цепочку.
— Все, девочка, клетка захлопнулась! Ты влезла в чужую игру и сейчас пожалеешь, что родилась.
Он был пьян, но не только… Надя ещё при вчерашней встрече с ним поняла, что Рамаз не чурается того, чем торгует… Курит он или колется сейчас не имело значения: глядя в его глаза она даже представить боялась, какая страшная бездна разверзлась в его душе…
В квартире по-видимому больше никого не было. Надя застыла, прислонившись к стене коридора, и Рамаз, чуть покачиваясь, прошел в комнату мимо нее. Он улыбался.
— Заходи — посидим, поболтаем…
Он налил себе полстакана коньяку и махнул его залпом. Закурил.
— Выпить хочешь?
Надя не отвечала. Отвращение и брезгливость пересиливали в ней страх. Поскорее бы все… Она не сомневалась, что он собирается прикончить её.
— Где мой кот? — спросила она, стараясь, чтобы не дрогнул голос, и, пройдя в комнату, села на край дивана.
Она почти не контролировала сейчас свое тело — мышцы были ватными, словно бы скисшими и размятыми как будто под воздействием какой-то гипнотической темной силы.
— Кот? — Рамаз ухмыльнулся. — Да, вот он!
Нагнулся и вынул из-под стола пластиковую переносную клетку. В ней сидел Ларион.
Надя вскочила. Ларион, увидав хозяйку и кошачьим своим чутьем угадывая опасность, заметался, утробно мяуча и царапая прутья решетки.
Рамаз, глядя Наде в глаза, протянул руку и отпер двверцу. Ларион метнулся к хозяйке и прыгнул к ней на колени. Она вцепилась в теплый мягкий загривок и сжала пальцы.
— Что? Получила свое сок-ро-ви-ще?! — он что-то пробормотал на непонятном ей языке. — А в нем — смерть твоя!
Рамаз вдруг злорадно захохотал, не сводя глаз со своей жертвы, и Надя поняла, что в этих звериных гортанных звуках и в самом деле таится смерть.
— О коте беспокоишься? Ба-ле-ри-на! Чего тебе не сидится? Чего напролом лезешь? Тихо сидела бы — ничего бы тебе не сделали. Плюнули и дело с концом. Так нет, напросилась! Видно жить надоело… — он налил себе ещё коньяку. — Своих разборок хватает, а тут ещё ты… ментов навела! Из-за них нас местные вычислили — группировка, которая контролирует этот район. Только он будет мой!
Некоторое время он молчал, тяжело дыша, потом одним резким движением смахнул со стола все, что было на нем: вазу, пепельницу…
— Игоря я потерял. Это твой оч-чень близкий знакомый. Тот, что первого января тебя навестил… — он снова загоготал, запрокинув голову. — Ну как, понравился он тебе? — Рамаз перешел на сдавленный шепот. — Дешевка он был. Фраер вонючий! Цацками соблазнился. А должен был не цацки — тебя убрать. А ты везу-у-учая! Давно бы мои люди тебя убрали, если бы не меты твои… и не Коля Ставрополь. Он из конкурентов — из местных. Человек Галима. Если б не ты и не менты твои — Галим ещё до-о-олго про мой канал не узнал. Но днем раньше — днем позже… какая разница! Для меня даже лучше. Быстрей сор уберу. Скоро здесь все узнают, кто новый хозяин! А ты… помолись напоследок за Колю Ставрополя. Он тебе лишний десяток дней на земле подарил. Это он Игоря убрал. Видно, приглянулась ты ему. Пожалел. Это ведь он тебя пас — он из-под декорации выдернул. Мой человек с декорацией поработал, только в тот раз не судьба была. Да-а-а… Только я — не Коля Ставрополь. Я сделаю то, чего мой человек не сделал.
«Человек в черном пальто! — догадалась Надя. — Коля Ставрополь. Человек из группировки какого-то Галима. И он… меня пожалел. Странно, так не бывает… Эх, жалко — не успею про Галима Коле сказать.»
— И зачем людей навела? Жила бы припеваючи… — Рамаз медленно сжимал и разжимал кулаки, все так же без смига глядя на Надю.
— Мне с тобой разговаривать не о чем! — Ларион, согревавший её колени, придал ей сил. — Это ты влез грязными лапами в чужой город, не свою землю мараешь! Что ты в Москве забыл? Маковую соломку? У нас тут и своей дряни хватает… так ещё ты! Но недолго тебе осталось землю мою осквернять… её голос предательски задрожал.
— Задушу тебя, тварь! — он тяжело поднялся и двинулся на нее.
Надя, прижимая к груди кота, кинулась в коридор, но Рамаз настиг и ударом в затылок свалил её наземь. От удара Надины пальцы разжались, и кот, взвыв, умчался обратно в комнату.
Она не знала тогда, что в комнате была раскрыта форточка, и Ларион, которого до того все время держали в клетке, мигом прыгнул в неё и, мягко спружинив в снег, помчался прочь. А поднимавшаяся метель быстро заметала маленькие следы…
Да, этого она не знала… Упав, Надя глухо вскрикнула и попыталась подняться, но Рамаз снова ударил, потом ещё и еще. Она на руках пыталась ползти к входной двери, он бил её по спине ногами. А потом, приподняв за плечи, развернул к себе и ударил в лицо.
Надя ощутила на губах привкус крови. Но страшно было не это другое… На неё глядел не человек — зверь. И в раскаленных его зрачках тлел кровавый огонь.
И громко, как только могла, она крикнула:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!
Он продолжал бить, а она, захлебываясь, кричала, вернее, хрипела слова молитвы, повторяя её со всей силой души, которая только в ней оставалась, словно вся вера, любовь и надежда воплотились в этих словах. Словно как щитом могли они заслонить её от ярости зверя, удержать на краю…
Он бил и сипел: «Сейчас ты уснешь, сейчас ты уснешь!»
И начал вдруг корчиться, будто в конвульсиях, замотал головой, обернулся вкруг себя как-то боком — тело все передернулось, точно сдвинулось что-то внутри, сорвалось. Он бил, а удары пошли вкривь и вкось стал промахиваться, и кулак уж не всякий раз достигал своей цели.
Забормотал что-то невнятное, в ярости сцепил и поднял над головой кулаки, словно стараясь вернуть им точность удара. А потом оба этих сжатых молота обрушил вниз, целя ей по глазам… но удар пришелся в пол — мимо.
Улучив мгновенье, Надя проглотила кровь и, выдернув из-под себя придавленную руку, стала быстро креститься. И совсем тихо произнесла с какой-то новой и для самой себя неожиданной твердостью:
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!
Рамаз шатался над ней, собираясь с силами.
И внезапно, — будто руку её подняли и повели, — Надя трижды перекрестила своего мучителя.
Тот захохотал, но без прежнего клокотавшего рыка, а потом вдруг тихо завыл, шатнулся к запертой входной двери и, споткнувшись, осел грузно и тяжело, словно сраженный незримым оружием. Будто вдруг воздух из него вышел…
Надя глазам не верила — её мучитель заснул, угас на пороге своего логова.
Этого быть не могло! Но это было.
Вся её разбитая плоть задрожала от явленного присутствия тайной защиты.
— Силы небесные! — шевельнула она губами, с трудом поднялась на корточки, распрямилась и, то и дело оглядываясь, на цыпочках пробралась в комнату.
Только б успеть, только бы он не очнулся! — стучало в висках.
Она открыла окно, распахнула настежь и, сцепив зубы от боли, взобралась на подоконник.
Слава Богу невысоко! Второй этаж — это пустяки, там внизу намело сугробы…
Спустила ноги вниз и — рывком на землю. Не удержалась, упала. Снег обжег лицо, но ожог его был не страшен, он был ласков и нежен — рыхлые перины зимы приняли перелетную пташку в свои объятья.
Надя кое-как поднялась, выбралась из сугроба — в глазах было темно, правый глаз совсем заплыл, все лицо разбито… ей навстречу веял вьюжный колючий буран… земля плыла. Сделала шаг, другой…
Неужели спасена? Господи, Иисусе Христе!
— Надя! — кто-то кинулся к ней.
Она не смогла разглядеть лица, но узнала голос… голос близкий, родной… и упала на руки подхватившего её человека.
* * *
Надя полулежала на заднем сиденье машины, мчавшей через пургу по незнакомому загородному шоссе. Впереди, рядом с шофером сидел Георгий, то и дело беспокойно оглядываясь назад. На коленях у Надя свернулся кот Ларион.
