они ещё встретятся. Он чувствовал это.
Выбитая дверь с треском рухнула. Едва проснувшийся Уоррен увидел лишь бросившиеся к нему размытые фигуры. Где он? В Местерсвиге, на мысе Энн? Или в одном из бесчисленных придорожных мотелей?
– Профессор Уоррен? – поинтересовалась одна из фигур.
– Какого…
– Вы – Роберт Уоррен?
– Да, это я… – Он огляделся в поисках Джима, но вторая постель оказалась пуста.
– Где мальчишка? – словно читая его мысли, вмешалась другая фигура.
– Понятия не имею.
– Притворяться бесполезно! Мы знаем, что он с вами!
Уоррен спустил ноги с кровати на грубый дощатый пол, и один из ворвавшихся в комнату тут же схватил его за руку.
– Эй, вы что это делаете? – воскликнул Уоррен, пытаясь освободиться.
– Вы арестованы, мистер, – ответил тот.
– Арестован? За что?
– Сами прекрасно знаете. А теперь отвечайте: где мальчишка?
– Понятия не имею, – заявил Уоррен, хватая со стула и спешно натягивая брюки. – Но собираюсь выяснить.
Мужчина попробовал было удержать его, однако Уоррен одним рывком выдернул руку.
– Профессор Уоррен! Не вынуждайте нас применять насилие!
– Так и не применяйте! – крикнул он, выбегая из комнаты. – Это вопрос выбора!
И уже на лестнице столкнулся с мистером ОʼШи.
– Что происходит? – нахмурился трактирщик.
– У них спросите, – ответил Уоррен, проносясь мимо. – Мальчика не видели?
– Нет, но…
– Профессор Уоррен! Стойте!
Он выскочил на улицу, поглядел вправо, потом влево, но Джима так и не увидел. А двое мужчин уже вцепились в него.
– Хватит! Бежать некуда!
– Вы что, не понимаете? – выкрикнул Уоррен. – Мальчика нет! Он пропал!
– Пропал?
– Ушёл!
– Куда? – Те двое казались удивлёнными.
– Не знаю, говорю же!
– Если это какая-то уловка, клянусь…
– Да какая ещё уловка! Лучше помогите его найти!
Какая-то женщина, гнавшая овец, крикнула, что видела хромого мальчика на дороге к пляжу Маллагласс.
– Да что ему делать на пляже? – ухмыльнулся один из агентов.
Но Уоррен уже бежал, не обращая внимания на свои босые ноги, расстёгнутые брюки, на холодный утренний ветер, бивший в обнажённую грудь, и на мужчин за спиной с развевающимися, как знамёна, галстуками, прячущих руки под пиджаками, на кобурах. Он бежал, пока, окончательно запыхавшись, не добрался до конца тропы, прорезавшей зеленеющие дюны и ведущей в тихую бухточку, окаймлённую белым песчаным пляжем с клочьями бурых водорослей. Солнечные лучи, стелившиеся в этот час вдоль самой земли, резко очерчивали её контуры.
И там, на линии прибоя, смывшего бы любые оставленные мальчиком следы, если те вообще когда-либо существовали, они увидели брошенные костыли.
– Да где же он, наконец? – переглянулись агенты.
Уоррен взглянул на ровную гладь океана, молчаливого свидетеля происшедшего: солнце отчеканило на ней ряды бесконечно повторяющихся полумесяцев – словно маленькие улыбки.
Джим Макфи – только имя, выгравированное на памятном камне, стоящем на краю скалистого мыса, а остальное – всего лишь сон: так подсказывал океан.
Один из мужчин зашёл по колено в воду, другой побежал вдоль пляжа.
А Уоррен пустым мешком осел на песок. Сердце захлёбывалось от скорби – и в то же время от счастья. Потом, подняв камешек в чёрно-белую полоску – может, раньше принадлежавший «ледяному мальчику», а может, просто обкатанный водой камешек в чёрно-белую полоску, каких множество, – он вытер его о штанину и положил в карман.
Джим стал его частью, его вторым шансом.
Не каждому в жизни выпадает второй шанс.
И теперь он знал, как распорядится отпущенным ему временем, как наверстает упущенные возможности. Просто представь, дай волю воображению – и вот оно, начало пути.
Теперь его разум был полон света.
Света – и свежего воздуха.
От автора
Читая одно из интервью Уильяма Фолкнера 1950-х годов, я вдруг обнаружил, что истории этого великого американского писателя обычно начинались с некого мысленного образа или воспоминания. В итоге написание рассказа, утверждал Фолкнер с обезоруживающей простотой, сводилось к тому, чтобы добраться до исходной точки, объяснив попутно, почему всё произошло так, как произошло, и что за этим последовало.
Изумлённый и вместе с тем очарованный своим открытием, я ужасно хотел, чтобы нечто подобное рано или поздно случилось и со мной.
И оно случилось. Однажды в голове у меня возникла картинка: ребёнок в старомодной одежде, замороженный в толще льда. И никаких «до» или «после», ни единого «почему», один только ужасный образ. Тогда, следуя наставлениям Фолкнера, я попытался описать, как он попал в ледяную глыбу и что случилось, когда та растаяла.
Этот образ и кое-что ещё я обсуждал с Лодовикой Чимой, которая с самого начала с восторгом принимала участие в нашем проекте. Считаю, что должен сказать ей спасибо.
Ну и кое-чем я, разумеется, обязан Уильяму Фолкнеру.
