Ознакомительная версия.
Нет, как было - не будет. Наверняка будет уже по-другому. Год я прожил как человек, кое-чему научился, спасибо Володьке, привык к городу, к пиву с фисташками, к клубам... Да, если б не этот прокол с представительством... На черта надо было менять? Чего не жилось?..
Под всегда тенистой, прохладной аркой Главного штаба стоит маленький, полненький парень лет тридцати пяти. Волосы рыжие, курчавые, но уже редкие. И весь он, хоть и вызывает симпатию, жалкий, нескладный; и песню тянет тоненьким голоском такую же, под свой облик:
В лунном сиянии снег серебрится,
Вдоль по дороженьке троечка мчится...
Динь, динь, динь...
Да, от такого любая умчится, такого ни одна не полюбит. И я вот тоже... Встал поблизости, закурил, но песня была уж слишком - аж плакать захотелось по всей этой не получившейся жизненке. Я пошел дальше...
А может, прав Джон, намекая, что Володька это все сам специально подстроил? Собрал деньги, перевел за границу, теперь вот продал машину, однокомнатку, а чтоб с кем-то по долгам расплачивался, я что-то не слышал. Возьмет и слиняет со своей Юлией в тот же Дубай или, скорее, в ее любимую Германию. Хм... А я останусь в хоромах на Морской набережной. Буду стоять в лоджии и задумчиво следить, как спускается солнце в залив. Гадать, куда делся хозяин, ждать его, вспоминать хорошие денечки спокойной работы... Догадаюсь, дождусь, довспоминаюсь - придут коротко стриженные, молча и ловко скинут с лоджии, как мусор... А потом где-нибудь в "Петербургских новостях" черкнут об очередном самоубийстве мелкого разорившегося предпринимателя...
Пошатываясь, добрел я до скамейки на Конюшенной площади. Долго смотрел на пестрые купола Спаса на крови... Когда-то по юности я глупо объявил всем своим знакомым и родителям, что ухожу в монастырь. Было это лет в шестнадцать - я чувствовал свое взросление, превращение в мужчину, в самца, но не хотел. И тогда действительно подумывал о монастыре. Найти, постучаться в ворота, попросить приютить, спасти... Вот почти десять лет с тех пор минуло, много чего было, и как-то выдержал, пережил, частенько был даже доволен жизнью...
Пересчитал деньги. Сто долларов и триста рублей. Терпимо.
Ближе к вечеру послал Володьке на пейджер: "Ночевать не приду. У подруги", - и поехал в гостиницу "Дизайн".
Андрюха куда-то запропастился. Его мобильник женским голосом автоматически-вежливо сообщал: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети".
Я названивал ему целый день, хотел занять сотни три-четыре, чтоб не представать перед родителями голодранцем. Тем более - впереди четверо суток пути, надо тратиться на еду...
Вряд ли Андрюха чулкуется. Чего ему-то бояться? Хотя хрен их разберет. У Володьки вон моментом все рухнуло. Из князи в грязи... Представляю, как сейчас его сеструха Татьяна себя чувствует, как матушка переживает; в ДК Ленсовета ее прилавок пуст - не торгует. Наверняка боится.
Да, я побывал в Ленсовета. Долго бродил у дверей, не решаясь войти, опасаясь столкнуться с кем-нибудь из тех, кому мой шеф должен башли. Большинство ведь из них наверняка имеют здесь точки... Возьмут так под локоть, отведут в темный угол. "Где Вэл?" Я, конечно: "Сам не знаю. Ищу". Удар. Я скрючиваюсь. "Где Вэл?"... И опять ярко, болезненно, как глубокий глюк, представилась расправа надо мной, невиновным.
Наверно, я был похож на идиота, дрыгаясь перед входом в ДК, - то шагну вперед, возьмусь за ручку, то отскочу и пойду, почти помчусь прочь, то возвращаюсь, толчками, как бы против воли...
Но наконец я плюнул, вошел, быстро протолкался к малоприметной двери, заодно отметив, что кабинка Володькиной матери без товара, вид заброшенный... По лабиринтам коридоров, через сцену пробрался к буфету. Как шпион, из-за дверного косяка долго и зорко рассматривал сидевших за столиками. Вроде опасных нет. А Марина, как обычно, за стойкой. И как сил хватает вот так почти ежедневно, с утра до ночи?.. Я б на ее месте через пару недель сбежал. Да и ей - вот сейчас, когда она уверена, что никто не обращает внимания, - видно, очень не сладко. Расслабилась, и маска спала, лицо сделалось унылым, обмякшим, испитым. Но кто-то подошел - и снова обаятельная улыбка, преданный блеск в глазах... Что он там? А, взял салфетки, вернулся за стол; Маринка опять сдается усталости... Может, именно сегодняшний разговор все изменит? Может, она готова простить? Последний шанс... Извинюсь... Надо хотя бы для очистки совести.
Я отлепился от косяка, вытер потные ладони о штанины, направился к стойке.
- Здравствуй, - сказал тихо и душевно, и именно "здравствуй", а не эти легкомысленные "привет", "хай"; присел на высокую табуретку. - Знаешь, Марина, я уезжаю.
- Да-а? - Такое деланное изумление, что разговаривать сразу же расхотелось.
- Вот, - уже с усилием продолжил я, - зашел попрощаться...
- Что ж... счастливо.
- Слушай, Марина. - Я не смотрел на нее, разглядывал эмблему пива "Невское" на длинном, из тонкого стекла бокале. - Ты прости меня, ладно?
- За что?
- Н-ну. - Я хотел поднять глаза, чтоб встретиться с ее глазами, ими попытаться ответить, досказать, но не получилось - слишком тяжело это было сделать, веки стали как каменные. - Ну, за то...
- За что? - теперь уже явно издевательское. Или не издевательское, а какое-то...
- Ну, ты понимаешь... за то...
Блин, как в детском саду! И я перескочил сразу к главному:
- Может, Марин, давай попробуем снова... А? Как ведь было у нас хорошо. Согласись... А, Марина? Давай... Я все сделаю...
Я почувствовал, как она приблизила свое лицо к моему, уловил запах ее волос; кажется, одна прядь даже коснулась моего уха, а может, это был ветерок от ее дыхания... И в самое ухо она проговорила:
- Пошел вон отсюда. Убирайся. Или я охранника позову.
Мне захотелось смахнуть со стойки бокал. Впрочем, что это даст? Я пожал плечами, сполз с табуретки... Не совсем красиво, конечно. Но извинился по крайней мере.
Теперь самой трудной задачей осталось забрать у Володьки вещи. Многое я был готов бросить, но сумку, бритву, кой-какую одежду необходимо увезти с собой. Не являться же родителям мало что с грошами какими-то, так еще и совсем с пустыми руками. Принимайте, мол, блудного сына... Да и денег бы не мешало выцыганить - все-таки я честно работал последние недели, рисковал, по улице хожу, как по вражескому лагерю, каждого прохожего опасаюсь. Надо Володьке и насчет хотя бы пятисоточки намекнуть.
Очень долог день, если нечем заняться, негде посидеть, отключиться, да еще к тому же с нетерпением ждешь завтра... Очень медленно, внушая себе, что просто гуляю, я прошел от "Петроградской" до Невы. Постоял на Троицком мосту, обдуваемый свежим ветерком, разглядывая загорающих на пляжике под стеной Петропавловской крепости. В основном молодежь, и девушки попадаются с голой грудью; жалко, нет у меня бинокля... Потом бродил по Марсову полю, присаживался на каждую свободную скамейку и выкуривал на ней сигарету.
Перекусил котлетой с картофельным пюре в кафетерии на Белинского, а затем такой знакомой Садовой улицей как-то механически спустился к Сенной площади и здесь очнулся - дальше ведь, совсем рядом, уже был наш "Премьер", эпицентр опасности. Нет, куда-нибудь отсюда. Хватит.
Я свернул налево, на Московский проспект. За мной, будто убийцы, гнались обычные теперь уже фантазии: я подхожу к двери склада, а в это время из переулка медленно выезжает машина. Я оглядываюсь, понимаю, что это значит, торопливо кручу ключ в замке. Скорее заскочить, запереться, вызвать милицию! Но замок заело, а машина уже напротив меня. Из окошка высовывается ствол. Еле уловимые щелчки выстрелов из пистолета с глушителем...
Я почти бежал по Московскому. Нервы сдали совсем. Я готов был заорать...
Через каких-то десяток минут я оказался на трехугольной площади Технологического института... (Прямо какое-то путешествие по местам боевой славы напоследок!) Да, тут был "Экзот", знаменитый - в узких кругах магазин, детище ныне парящегося в Крестах Максика... Помню - еще бы! - как Володька его поносил, отказывался помогать, называл придурком. Что ж, а теперь вот сам в шаге от того, чтоб загреметь. И меня еще утешает... Нет, единственный вариант - сваливать. Уехать далеко-далеко, отдохнуть, отдышаться.
Купил в ларьке бутылку русской "Баварии" за семь рублей. Выхлебал. Стало полегче. Попроще. Пиво отупляет очень даже надежно. Только б еще в туалет не хотелось...
"Бавария" взбодрила немного, но в магазин "Стоп-ка!", бывший "Экзот", я зайти не решился. Конечно, хотелось поглядеть на Олю с Машей, вообще как там стало теперь, только вдруг там враги Володьки, вдруг они узнают во мне его помощника... Ведь все же здесь связано между собой, все повязаны. Бежать, только бежать!
Отвернувшись к глухой, без окон, стене, я достал паспорт, проверил, на месте ли доллары и билеты. Две бледноцветные бумажки с портретом пожилого бородатого дядьки и цифрами "50" по бокам и две бумажки побольше размером, оранжеватые, с надписью "ПРОЕЗДНОЙ ДОКУМЕНТ". Да, все на месте, в порядке тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. И чуть больше чем через сутки я уже буду лежать на верхней полке, потягиваться до хруста костей, облегченно вздыхать. А потом усну глубоко и спокойно, надолго, как в детстве.
Ознакомительная версия.
