Действовать «как все». Вот единственное, что могло еще как-то уравновесить мой разваливающийся мир. И мы любили друг друга, и я уже начинал в это верить. Жуткая темень иногда рецидивом всплывала в затылке, но пока Катя была рядом, мне удавалось загнать ее обратно.
Дальше был ужин, потому что мы оба вдруг ужасно захотели есть. И эта моя женщина кормила своего кавалера с ложечки. Со своими извечными прибаутками она не давала мне пользоваться руками, тут же вываливаясь с дивана, как только я пытался отнять их от ее тела. Не давая мне сообразить, в чем дело, Катя совала в мой рот ложку за ложкой: «За маму… За Катю…», – и, видя, как я пытаюсь возмутиться и выжать хоть какие-то звуки из набитого рта, она хохотала взахлеб, еще больше забавляясь от моих потуг удержаться от смеха.
Наступил вечер. Мы снова шли через Михайловский сад. Мелкий, почти неощутимый дождь переходил в морось, но моя дама настояла, чтобы открыть зонтик, и повисла вместе с ним у меня на руке. Мы двигались вдоль канала, набитого кряковыми утками. Катерина швыряла им припасенный загодя хлеб. И птицы бултыхались в воде, выдирая его друг у друга. Я тем временем бурчал, декламируя почти про себя:
«Жизнь без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами сумрак неминучий
И ясность Божьего лица…»
Что-то было завораживающее уже в самом названии этой блоковской поэмы.
– «Но ты, художник, твердо веруй, – неожиданно продолжила девушка, – в начала и концы. Ты знай…»
– Ни фига себе!
– А ты что, совсем меня за дуру неотесанную держишь?
– При чем тут глупость?
– Опустим дуру.
– Ты – прелесть.
– Это еще ничего не доказывает.
– А что доказывает? Что я чурбан неотесанный? – Катя ехидно ухмыльнулась.
* Ну, насчет неотесанного сказать ничего не могу… – «Сам нарвался!» – подумал я. Но уже собирался надуться, – а уж не чурбан – это точно. – Она пристально посмотрела на меня. – Точеный… – и вдруг запела в полный голос:
– «Она идет по жизни, смеясь…» – и мы побежали через перекресток в сторону лебяжьей канавки, и не останавливались, пока совсем не запыхавшись, не оказались на набережной Невы. Я поднял руку, остановив потертого вида «Жигули».
– Не провожай меня дальше, ладно? Как мы завтра увидимся?
* Приду на работу.
* Вот и решение всех проблем…
Дверь захлопнулась. Она укатила. За парапетом рябила река, отражая огни ночной иллюминации. Горбатились мосты. Набережная вдоль Летнего сада была совершенно пуста. Не сезон. Несколько человеческих фигур двигалось в направлении Дворцовой площади. Подумав, я увязался вслед за ними.
«Если ты выходишь на улицу, – ни с того, ни с сего подумал я, – и без внешних причин убиваешь первого попавшегося человека, а потом спокойно, не суетясь, уходишь – никто тебя не найдет…», – и погнал от себя эти мысли.
Появление на работе было чем-то вроде возвращения в родную скорлупу. Настроение сразу стало подниматься как на дрожжах. Мертвые души постепенно таяли в запахе утреннего кофе. Навстречу вылетел неутомимый Эзра:
* Привет краснокожим! Послушайте, милочка, как это Вы себе понимаете, – будем мы делать эту самую серию и дальше? Или что?
*
Мы себе думаем, – непроизвольно скопировал я, – эта самая серия делает ноги, – и спохватился. – Поживем – увидим, Эзра Давидович.
* Спасибо на добром словечке. Шеф у себя, – высказался собеседник, сразу перестав разыгрывать местечковость.
* К нему и стремлюсь.
* Вот, дружек, и стремитесь, – шепнул старик на ухо, пропуская в знакомую дверь.
*
Говно и жопа! Говно и жопа! Говно и … – тараторила госпожа Пиневская.
* Ничего себе лексикончик! – Я улыбнулся. – Кто это так растревожил вельможную пани?
* Шеф!.. Никто!.. А тебе какое дело? – Она зыркнула на меня почти с ненавистью, но в глазах стояли слезы.
Приготовленная роза легла к ней на стол. В сущности, она хорошая и в профа влюблена по уши. А он знает это и использует ее по назначению. Но замуж ни за что не возьмет. Примерный семьянин! И в связях, порочащих его, не замечен. «Сам-то – моралист нашелся!» Для нее потерять шефа – это потерять все – авария, сравнимая разве что с выпадением прямой кишки.
С этими мыслями я и выплыл на светлые очи, прямо как из-за острова на стрежень. Профессор сидел чернее тучи. По всем раскладам предшествующая сцена была по-настоящему кровавой. Явление меня в качестве посетителя розовых тонов в его настроение не внесло. Но причин прекращать солнечно улыбаться, в сущности, не вырисовывалось. Мне-то что? И она – эта улыбка сияла на моем лице всеми оттенками смысла.
Помнится, царь Петр еще указывать изволил: «Подчиненный должен вид иметь лихой и придурковатый, дабы своим разумением начальства не смущать». Я соответствовал:
* Здравствуйте, Дмитрий Андреевич!
* Привет, привет. Присаживайтесь. Как отдых?
* Все замечательно! Если позволите – на несколько минут? Да? Я обдумал все сказанное Вами две недели назад. И абсолютно согласен со всеми доводами. Чем, Вы считаете, мне надо будет заняться?
* Да, да. Неплохо. – Он помолчал. – Возьмитесь за то, что начала разрабатывать Екатерина Ивановна. И Вы ей поможете. И она Вам. Для аспирантки такая проблема пока тяжеловата. Это уже для вашей квалификации. Желаю успеха.
* Последний вопрос. У меня перед защитой накопился кой-какой неопубликованный материал. Я собрал его в таблицы и попробовал сделать несколько обобщений. Мне бы хотелось, чтобы Вы хоть мельком взглянули на это.
* Давайте, прямо сейчас. – Шеф даже обрадовался возможности чем-нибудь занять мозги. Он взял папку и начал ее перелистывать. А я следил за тем, как меняется выражение его лица. Времени было предостаточно. На второй минуте он уже увлекся и в течение четверти часа не произносил ни слова. Я пялился в потолок. Все мои прежние оценки гроша ломаного не стоили. Шеф – это шеф! Для него существовало только понятие «научно» или «не научно». Это было даже выше, чем: «справедливо или нет». «Скорпион имеет только собственное мнение», – эта глупость попалась мне как-то в лекбезовском учебнике по астрологии. А чье же еще? Но в принципе понятно. Уж если он чего решит! Так ведь для этого и готовят аргументы.
* Знаете, Сережа, – произнес он, наконец, – уж очень легко Вам все дается. Похоже, Вы и не делали еще даже попытки, по-настоящему напрячь свои мозги. Так чтоб до предела. Гибкий ум и хватка – чего еще надо? А в итоге все оборачивается эффектным скольжением по поверхности. Да-с. Но сейчас это как раз и пригодилось. Закономерности схвачены очень удачно. Но над материалом нужно работать и работать.
* Но как же Катя? –