с Виктором – конечно, не деньгами, а связями, что по большей части всегда ценнее. Как говорится, не имей сто рублей… А связи за границей помогли притоку поставщиков и даже, как ни смешно, клиентов.
И оказалось, что Тата и в делах крута, и вкусом ее Бог не обидел. Поэтому со временем она не только досрочно выплатила кредит, но и открыла два филиала.
Ну и доказав себе, что крута в бизнесе, она даже в семье теперь была вынуждена взять все руководство и ответственность на себя.
Итак, Тата выдворила из комнаты Ваню и осталась с мамой наедине.
– Мам, ну что? – тихо спросила она. – Как обухом по голове, а?
– Ох, доченька, – сказала Зинаида Алексеевна и неожиданно заплакала.
– Мамуль, ну вот этого не надо, – обняла ее дочь. – Все ведь хорошо, все живы и здоровы, и даже никто не беременный, ни Леля, ни Ваня…
Она шутила, но сердце у нее больно сжалось. Она физически ощущала, как состарилась ее любимая мама. Как похудела, сколько у нее новых морщинок, несмотря на дорогие маски и кремы, которые она ей покупала. Сколько этих морщинок добавила ей она сама, а сколько – любимый внук, с которым, слава богу, тьфу-тьфу, все хорошо. Но внук вырос, это уже не розовощекий карапуз, и ему надо становиться самостоятельным…
– Да, доченька, ты права, – вздохнула Зинаида Алексеевна, и Тата осознала, что последнюю фразу она произнесла вслух.
– Мам, ну это логично, – вздохнула и дочь. – Детям свойственно расти. И нам придется смириться с тем, что наш обожаемый Ванечка давно не ребенок. Вот жениться надумал… А если мы будем продолжать его лелеять и пестовать, то он никогда не станет взрослым. Нет, некоторым клухам это свойственно – пристрочить к своим юбкам деточку мужского пола. И тогда вырастает самый ужасающий и отвратительный тандем, «мама-сын», куда не втиснется больше ни одна девочка любого возраста. В нашем с тобой случае это даже не тандем, а тройственный союз. Только ведь мы с тобой не клухи, да?
– Нет, Таточка, конечно, не клухи, – покорно согласилась Зинаида Алексеевна и вновь залилась слезами.
Тате пришлось накапать ей успокоительного.
Конечно, чувства мамы можно было понять – кровиночки выросли, один за другой, а что же остается в удел ей самой? Только тихо стариться и ветшать…
– Мам, я прекрасно вижу, о чем ты думаешь и чего боишься, – снова обняв мать, шепнула Тата. – Во-первых, мы ж никуда от тебя не денемся. А во-вторых, свадьба означает, кроме всего прочего, что не за горами продолжение рода. И опять будут у нас дома румяные карапузики. И будешь ты прабабушкой…
– Ну, дай бог, дай бог, – кивала в самом деле успокоенная Зинаида Алексеевна, вытерев последние слезы.
– Все, пудрим носики и зовем Ваньку «на ковер», – распорядилась Тата.
И Иван предстал пред очами главы семейства.
Сказать по правде, Ваня иногда ее побаивался. Он видел, что его мама просто потрясающая. Понимал, сколько она сделала для него, уважал и любил. И думал, что никогда ему до таких высот не добраться. Да, он был небесталанен и прекрасно знал, в чем силен. Но почему-то в глубине души оставался маленьким мальчиком, который сидит себе тихо за компьютером, в тылу… и, если честно, хочет, чтобы его не трогали.
– Иван, это… Это очень взрослый шаг, ты ведь понимаешь? – спросила Тата, глядя сыну в глаза, и он почувствовал себя провинившимся школьником.
Почему это ощущение не оставляло его, он понять не мог. Была б тут тетя Катушка, как он привык называть давнюю мамину подругу, может быть, ему стало бы чуть легче. Она была такой… свойской. Прямолинейной. Простой. Мама же, со своей утонченностью и французским шармом вкупе с тем, что умудрялась управляться и с модой, и с финансами, между делом расправляясь с конкурентами, была для него совершенно заоблачным существом. Когда Ваня был маленьким, мама была какой-то другой. Тоже, наверное, «маленькой». Он представлял, какой путь она прошла… точнее, даже не представлял. Он так мало этим интересовался. И теперь это осознание вдруг обрушилось на него, когда она так строго и спокойно смотрела на него. Серьезно и выжидающе.
– Ну… мам, я же не идиот, – пробормотал он.
– Надеюсь, сын, что нет, – без тени улыбки отозвалась она.
Ах, как важно в такие минуты присутствие отца. Но Ваниного отца… давно не было в живых.
Такую семейную легенду преподнесли Ивану, когда он впервые задал маме вопрос:
– А где мой папа?
– Расскажу, солнышко, чуть позже, – в некоторой панике ответила Тата.
– Да горел бы он синим пламенем, – выругался тогда еще живой и здравствующий Николай Николаевич на семейном совете: а что, собственно, ответить ребенку?!
– А давайте… его убьем, – вдруг выпалила Зинаида Алексеевна.
– Экая ты, мать, у меня кровожадная, – выпучил глаза Кулешов-старший и засмеялся.
– Коля, – нетерпеливо отмахнулась та. – Я имею в виду… скажем мальчику, что его папы давно нет в живых. Был в командировке где-то на дальнем севере, там заболел и умер. И все.
– И никто не узнает, где могилка его, – желчно усмехнулась Тата, вспомнив сценариста и его трусливое бегство.
Родители переглянулись.
А легенда прижилась. И Тата как-то сжилась с мыслью о том, что несуществующий папа-ее-ребенка-какой-то-там-полярник-геолог просто взял и умер.
– А фотографии? – спросила критичная Катя, когда подруга изложила ей версию для подачи сыну.
– Да вот… понимаешь, как-то ни одной не сохранилось, – мстительно ответила Тата. – Там, в Ханты-Мансийском округе, случился пожар, сгорел вагончик, а там чемоданчик, а фотографий было очень мало, и они все-все сгорели, а его родители были очень старенькие, и все давно умерли, так что…
– Да-а, подруга… – помолчав, протянула Катя. – С такой фантазией ты точно далеко пойдешь. Страшный ты человек!
– Вот-вот, бойся меня, – подхватила Тата, растопырила пальцы когтями и для пущего эффекта зарычала.
Обе засмеялись. И больше этот вопрос в семье Кулешовых не поднимался. Правда, когда Ваня был уже подростком, он снова решил выспросить у мамы про папу. Но к тому времени Тата более крепко стояла на ногах – не в плане виртуозности вранья даже, а в плане защиты интересов своей семьи.
