- Проходи, - сказал Юсифу кто-то, стоявший недалеко от двери; видимо, его узнали, если не был подан знак тревоги.
Юсиф подошел поближе к лампе, поздоровался, присел на корточки рядом с моим дядей Джавадом. Понаблюдал за игрой.
- Сыграешь? - спросил дядя, бросив кости.
- Нет... У меня к тебе разговор.
Они отошли вглубь подвала. Здесь под ногами хлюпала вода.
- Я знаю, зачем ты пришел, - опередил Юсифа дядя Джавад. - Напрасно ты в это дело вмешиваешься. Она моя сестра и должна вести себя прилично.
- Я не вмешиваюсь, - сказал Юсиф, - я только дам тебе совет. А ты уж сам решай, как тебе поступать. Мужчина не должен волноваться из-за таких мелочей, как женские ногти, - Юсиф не очень был убежден в своей правоте, но говорил уверенно. - Азербайджанские женщины в старину и волосы красили, и ногти. И никто их за это не осуждал.
- Может, она еще и шестимесячную завивку себе сделает? - спросил дядя Джавад.
- А ты против?
- Пусть только попробует.
- Ну хорошо, - согласился Юсиф, - от завивки она ради тебя откажется, но ты за это простишь ей ногти.
- А ты-то тут причем? - неодобрительно удивился дядя, - Почему ты за нее просишь?
- Я не прошу. Я советую. А просит она. И мне кажется, будет правильно, если ты выполнишь просьбу единственной сестры. У неё есть муж. По всем обычаям он, и только он, отвечает за поведение своей жены.
- А если ему наплевать на все?
- Это его жена.
Дядя размышлял не больше двух секунд.
- Ты знаешь, как мы все тебя уважаем, - сказал он Юсифу, - все ребята! Но сейчас ты не прав. И принять твой совет я не могу. Я терплю то, что она танцует в ансамбле. Но мы же среди людей живем. У меня, худо-бедно, есть какой-то авторитет, что я отвечу, если у меня спросят: что с твоей сестрой происходит? И даже если не спросят. А просто подумают. Да я лучше убью такую сестру, чем доживу до этого дня. Так что, извини, но твой совет я принять не могу. Неизвестно еще, что бы ты сделал, если бы это была твоя сестра, закончив эту, как ему казалось, очень убедительную речь, дядя направился к играющим: наступила его очередь бросить кости.
- Он действительно хотел меня убить, - грустно улыбнулась мама и подмигнула мне подкрашенным глазом; ей уже исполнилось семьдесят пять, но она продолжала регулярно делать маникюр и довольно ярко краситься.
Юсиф, не прощаясь, прошел мимо невидимого "часового", поднялся по лестнице и вышел на улицу...
Завернув за угол, он увидел свою мать; маленькая ее фигурка темнела у деревянных воротец одноэтажного, давно не беленного дома.
- Что же ты здесь делаешь? - спросил он с ласковой досадой, обнимая ее худенькие плечи. - Я же просил тебя. А если бы я утром пришел?
Они прошли через маленький дворик, в который выходили двери живущих здесь семей, мимо общего дворового водяного крана и тутового дерева, на которое он с таким удовольствием взбирался в детстве.
- А как я лягу, тебя не дождавшись? - в свою очередь удивленно спросила мать. - Может, ты чаю захочешь? Или чего-нибудь другого? - они вошли в прихожую-коридорчик. Одна стена его, смотревшая во двор, была застеклена до потолка, чтобы было побольше света в комнате, окно которой выходило в коридор. На маленьком столике рядом с диваном лежал большой газетный сверток.
- Что это? - спросил Юсиф.
- Сеид-рза прислал. - Мать начала разворачивать сверток. - Сын его приходил. Опять просил тебя зайти... - она вопросительно взглянула на Юсифа.
- Зачем?
- Ну как зачем? Как ты можешь так говорить, сынок?! - мать развернула сверток, в котором в бумажных кульках были упакованы сахар, чай, мука и рис. Вот так каждый месяц, - с ощутимым удовлетворением в голосе сказала мать. Если бы не Сеид-рза, не знаю, что бы я и делала. Когда отца забрали, я совсем растерялась - передачи же надо было носить. А я без карточек осталась. Все продала, что в доме было. За копейки. Чаю выпьешь?
Юсиф отказался от чая. Но матери очень хотелось, чтобы он выпил стаканчик, она с гордостью напомнила, что чай с сахаром.
- Ну налей, - согласился Юсиф.
Пододвинув стакан с чаем поближе к Юсифу, мать попросила его зайти к Сеиду-рзе и поблагодарить за все, что тот для них сделал.
- Хорошо, - успокоил мать Юсиф, - зайду.
- Заодно, может, он с работой поможет.
Юсиф промолчал. Внимательные, полные любви и заботы глаза матери следили за тем, как он пьет чай...
- Тебя весь вечер Гулам ждал. Какое-то дело, говорит... Завтра зайдет...
- Постели мне, - попросил Юсиф.
Покойного отца моей жены звали Сеид-рза.
В поликлинике, как всегда, было много народу, как впрочем и на улице вокруг нее - сказывалась близость базара. Опасающиеся милицейской облавы торговцы леденцами, халвой, жженым сахаром, картофельными пирожками толпились на окрестных улицах.
Юсиф прислонил к стенке кусок стекла, который удалось достать у соседа, и занял очередь у окошка регистратуры. Получив карточку и клочок бумаги с номером очереди, он взял стекло и прошел к кабинету невропатолога, где уже сидели на скамейке две женщины и старичок в пенсне, пристроил стекло в углу коридора и остановился у плаката, на котором объяснялось, как оказывать первую помощь при ранениях и переломах. Прочитав, как надо накладывать перевязку, он перешел к окну, отсюда был виден базар, где огромная очередь толпилась у хлебного магазина. Несколько безногих инвалидов, разогнавшись на колясках, с криками налетели на милиционера, следившего за порядком, - видимо требовали, чтобы их пропустили без очереди...
Врач-терапевт, соседка по дому, знала Юсифа ещё с довоенных времен; заглядывая ему в глаза, постукивая по коленке, проверяя, дрожат ли вытянутые руки, она будто так, между прочим, задавала вопросы.
- Как спишь?
- Нормально, по-моему...
- Галлюцинации продолжаются?
- Что? - не понял Юсиф.
Она улыбнулась.
- Машина продолжает гореть?
- Да. - Юсиф улыбнулся в ответ.
- И бомбежка продолжается?
- Да.
- Так. Вытяни руки, пожалуйста. А как мама себя чувствует?
- Спасибо.
- Отец пишет?
Молчание Юсифа она поняла правильно.
- Прости... Я не знала. Давно?
- Уже полгода.
Рука с молоточком опустилась, повисла; чуть отвернувшись от Юсифа, врач словно застыла в своем кресле. На столике рядом с чернильницей стоял портрет её сына, погибшего под Будапештом. Юсиф тоже молчал, не зная, что сказать.
- У тебя заметное улучшение, - врач сделала над собой усилие, - если так пойдет, то, тьфу-тьфу, к концу года сможешь работать по специальности...
- А пока, значит, нельзя?
- Пока нельзя, - вздохнула она. - Приступов больше не было?
- Нет, - Юсиф, не скрывая огорчения, умоляюще смотрел на врача.
- Выглядишь ты хорошо, - бодро сказала она, - показатели тоже улучшились. Но за руль садиться рановато. Пойми... Пока есть хоть какая-то вероятность приступа - опасно. Подождем ещё пару месяцев.
Юсиф встал.
- Ты можешь пока на другую работу устроиться. Но не тяжелую. А лучше поехать в санаторий. Я могу дать направление. Тебе полагается.
- Спасибо, - сказал Юсиф.
- Ну что ты обижаешься? Не могу я написать, что ты здоров. Тебе лучше, но контузия у тебя такая, что ещё надо лечиться.
- До свидания, - вежливо сказал Юсиф и вышел из кабинета.
На лестнице, у выхода из поликлиники, Юсиф встретил Гулама; поседевший за те три года, что они не виделись, сослуживец его отца торопливо переступал через две ступени и, тяжело дыша, поднимался ему навстречу.
- Второй день ищу тебя, - он перевел дыхание и подал знак, чтобы Юсиф следовал за ним. Юсиф поднял стекло над головой, опасаясь задеть кого-нибудь из тех, кто поднимался по лестнице навстречу.
На улице Гулам таинственно оглянулся и пошел к водяной будке на углу, потом, передумав, резко поменял направление и перешел на другую сторону, под деревья. Здесь он перевел дыхание и тревожным шепотом сообщил, что есть важные новости. Видимо, какие-то основания для столь странного поведения у Гулама были.
- Матери я ничего не сказал, - продолжал он. - И ты не говори. Женщинам серьезные вещи доверять нельзя. Хотя мать твоя, конечно, надежный человек.
- Что случилось? - теряя терпение, спросил Юсиф.
- Мой долг тебе сказать. Я сперва не хотел. Но потом понял, что не имею права... Есть вещи, которые скрыть невозможно. А впрочем, пусть Фируз сам тебе скажет.
- Фируз вернулся? - Юсиф не поверил услышанному. - А срок?!
- Сократили. За хорошую работу. Теперь едет с семьей в Соликамск какой-то... Ещё на три года. Он просил тебя разыскать. Вечером он уезжает. На один день приехал.
- Что-нибудь связанное с отцом? - спросил Юсиф.
- А что ещё? Он у него на руках умер.
- Где Фируз?
- Прячется у родственников. Я покажу.
- Пошли.
- Лучше попозже. Когда соседи лягут. Он в Баку без разрешения приехал... Зачем тебе это стекло?
- Отрезать надо по размеру, чтобы вставить в окошко.
Гулам махнул проезжающему мимо инвалиду на коляске; тот подъехал.
- Алмаз есть? - спросил Гулам. Инвалид освободил руку из деревянной колодки, которой отталкивался от асфальта (она имела специальную прорезь для пальцев), и вытащил из кармана "алмаз".
