В кабине, искрясь, рдели красные точечки. Они то исчезали, то появлялись вновь.
- Козлы! Гады полосатые! - вспыхнул Бочков.
- Кто?
Прапорщика прорвало, и он закричал, давясь словами.
- Десантура - козлы! Змеи полосатые, которые за аэродромом стоят. У-у-у, гады! Сижу, значит, выпиваю культурненько, а тут они вдвоем вваливаются. Я им и говорю:
- Давайте, мужики, завтра увидимся. Вы, наверное, адресом ошиблись.
А шлюха как заверещит:
- Не уходите! Оставайтесь! Это он адресом ошибся!
- Это я ошибся!? - заревел Бочков и грохнул кулаком по панели. - Ох, хотел я этой стерве в морду съездить, да бугаи навалились. Здоровые сволочи! - прапорщик надолго замолчал, а потом начал бессвязно бормотать: но... короче... обман... получился... здесь.
Бочков затих, уронил голову на грудь и шумно задышал, постепенно выравнивая дыхание.
По кабине густо плыл запах перегара. Семенов морщился и хватал воздух ртом.
Музыка за забором, сложенным из бетонных плит, стихала. На аэродроме гудели, взлетая и заходя на посадку, самолеты, нервно мигая красно-желтыми фонарями.
От "инфекции" к уснувшим машинам торопливо скользнуло несколько теней. Солдаты спешили обратно.
Бочков сопел, шлепал губами, постанывал и беспокойно ворочался на сиденье.
Подбородок у Семенова пополз вниз. Солдат начал засыпать, когда прапорщик охнул, распрямился и вцепился ему в руку.
- Семен, ты?
- Я!
- Заводи!!!
- ???
- Заводи! На Теплый Стан рванем. Давай! Живет там одна безотказная - в любое время дня и ночи.
- Товарищ пра...
Бочков разжал пальцы и снизу-вверх двинул рукой. Клацнули зубы, голова солдата откинулась назад.
- Быстрее, - зверел прапорщик, - не то я...
Машина тронулась.
- Фары будешь включать, когда скажу. За водкой еще заедем, - словно в лихорадке трясся Бочков и жадно тянул воду из фляги.
Глубокой ночью патрульный бэтээр снялся с поста и пошел к Теплому Стану. Опытный водитель фар не включал. С двух сторон наползали на дорогу квадраты глиняных дувалов. Кое-где лениво побрехивали бездомные собаки.
С гор, окружающих Кабул, трассеры вычерчивали разноцветные пунктиры. Стрельбы слышно не было. Казалось, что светлячки перелетают со склона на склон, останавливаясь на время, чтобы передохнуть.
Сигов сидел наверху и зябко поводил плечами. Холодало. Рядовой Рамишвили, который был рядом, участливо прошептал:
- Сейчас. Место тихое. Дукан далеко от домов.
Бронетранспортер свернул налево. Механик-водитель сбросил газ, и машина беззвучно покатилась по асфальту.
Бэтээр впритирку остановился возле длинного металлического контейнера. В таких по железным дорогам в трюмах судов перевозят грузы. Смекалистые афганцы приспособили их под магазинчики.
Солдаты схватили плащ-палатку, мягко сползли на землю и завозились возле замка. Дверь приоткрылась.
Сигов сидел на холодной броне. Затылок сдавило. Курить хотелось до умопомрачения. Лейтенант, пересиливая себя, спрыгнул на землю и заглянул в контейнер. Вспыхивал тоненький вороватый лучик. Солдаты накидывались на пестрые целлофановые пакеты, которые стопками высились на стеллажах, и швыряли их на брезент.
- Скоро?
- Есть товар! Есть! - радостно ответил Рамишвили.
Сигов насторожился - где-то вдалеке зашумел мотор. Сердце начало цепляться за ребра. Лейтенант вскарабкался на бронетранспортер и сунул голову в люк.
- Бойко, послушай! Кажется, едет кто-то.
Солдат вынырнул из машины, наставил ухо.
- Точно. В нашу сторону.
Механик-водитель тонко и длинно свистнул. Из контейнера выглянул Рамишвили.
- Шухер! Едет кто-то. Сматываемся! - выпалил Бойко, юркнул вниз и стал запускать двигатели.
Солдаты выскочили из дукана, выволокли тюк и начали втягивать его на машину.
Сигов сжимал и разжимал пальцы. Машина шла в их направлении.
- Сейчас налево, - приказал Бочков. - Фары вруби, дубина. Через пятьсот метров справа - дувал. Там Ахметка живет. Бухала у него - море!
Голубоватые конусы выжрали тьму перед машиной. В них - продолговатая темно-красная коробка контейнера, а рядом - бронетранспортер. Номер закрыт ящиками. Но рядышком - не спрятанная эмблемка, парашютик с самолетиками. Человек в бушлате напряженно смотрит в их сторону, козырьком держа ладонь над глазами.
- Десантура! - завизжал Бочков, схватил автомат, сбросил предохранитель и высунул ствол в окно. - Гони, Семен, гони! Обороты! Ща я этим козлам покажу, чтобы помнили долго, суки полосатые!
- Мимо пройдет, - донесся голос Бойко снизу. - Это наши, шурави. Шарятся по городу просто так. Нажрались и катаются. А может, за водкой к Ахметке едут. Только он ее здесь даже ночью продает.
У Сигова чуточку отлегло от сердца, но из кабины "КамАЗа" внезапно ударила по бронетранспортеру густая прицельная очередь.
Лейтенант упал на землю и застонал.
Машина промчалась рядом, растворяясь во тьме.
Солдаты подбежали к Сигову. Он молчал. Рамишвили с разгона упал возле него на колени. Фонарик выплюнул белое пятнышко света.
Лейтенант лежал на спине. Глаза недоуменно распахнуты. На левой стороне груди чернели и наливались округлые пятна. Пальцы сжаты в кулак. Правая нога подвернута.
Рамишвили медленно приподнялся.
- Биджебо! Чвени камандира моклес! - цепенея, проговорил он.
Первым опомнился Бойко.
- Плащ-палатку сюда и в госпиталь! Скажем, душары наш пост обстреляли, вот он и погиб!
Через несколько месяцев в батарею на имя командира пришло письмо.
Округлый, ровный детский почерк.
"Наш пионерский отряд... Сигов Николай Иванович... Борется за право... Гордимся выпускником школы... Воин-интернационалист... рассказать о последнем бое героя... Собираем деньги на памятник... шефство над родителями героя-офицера... Создаем музей... будем достойны имени..."
Горбунов, прочитав письмо, вызвал замполита.
- Слышь, - сказал капитан, морщась, - ответить надо. Только ты уж там подвиг хороший придумай, чтобы прямо на героя тянул. Выдумай что-нибудь или из книги какой-нибудь, что про войну, спиши.
А про себя комбат подумал: "Хороший был парень Колюха, да карта не так легла".
Капитан по-прежнему играл в преферанс.
