Месяц вытянул рога;
То ли ведьмы, то ли тучи
Растянули полога.
Волчий страх сосет детину:
"Вот так пень! А, мож, старик?"
О дубовую стволину
Чешет спину лесовик.
На лету сова мигнула:
"Будет лихо, не ходи!"
За корнями подсопнуло,
Кто-то чмокнул позади.
Кочки, пни, и вот - болото:
Парень лег за бурелом:
Зачинается работа,
Завозился чертов дом!
Ведьмы ловят месяц белый,
В черных космах, нагишом:
Легкий, скользкий, распотелый
Месяц тычется ребром.
Навалились, схоронили,
Напустили темноты,
И в осоке загнусили
Длинношеие коты.
Потянулись через кочки
Губы в рыжей бороде;
Завертелся в низкой бочке
Куреногий по воде.
И почло пыхтеть да гнуться,
Шишкой скверной обрастать,
Раскорякою тянуться,
Рожи мерзкие казать;
Перегнется, раскосится,
Уши на нос, весь в губу...
Ну и рожа! Сам дивится...
Гладит лапой по зобу.
Ведьмы тиной обливают
Разгоревшийся живот...
А по кочкам вырастает
Ясно-алый Приворот.
Парень хвать, что ближе было,
И бежать... "Лови! Держи!"
По болоту завопило,
В ноги бросились ежи.
Машут сосны, тянут лапы,
Крылья бьют по голове...
Одноногие арапы
Кувыркаются в траве.
Рано утром закричали
На поветях кочета;
Рано утром отворяли
Красны девки ворота.
По селу паленый запах.
Парень-камень у ворот,
А на нем, в паучьих лапах,
Алой каплей - Приворот.
КЛАДОВИК
Идет старик, - борода как лунь,
Борода как лунь...
В лесу темно, - куда ни сунь,
Куда ни сунь.
Лапы тянутся лохматые,
Кошки ползают горбатые.
По кустам глаза горят,
В мураве ежи сопят,
Нежить плюхает по тине,
Бьются крылья в паутине.
И идет старик, - борода как лунь,
Ворчит под нос: "Поплюй, подунь...
Размыкайтеся замки,
Открывайтесь сундуки!.."
Корнем крышки отмыкает,
Углем золото пылает,
И - еще темней кругом...
Пляшет дед над сундуком,
Машет сивой бородою,
Черноте грозит клюкою...
Топнет, - канет сундучок,
Вырастает борвичок.
И идет старик, - борода как лунь,
Борода как лунь...
Везде - клады, - куда ни сунь,
Куда ни сунь...
А под утро - лес как лес.
Кладовик в дупло улез.
Только сосенки да ели
Знают, шепчут еле-еле...
МАВКА
Пусть покойник мирно спит;
Есть монаху тихий скит;
Птице нужен сок плода,
Древу - ветер да вода.
Я ж гляжу на дно ручья,
Я пою - и я ничья.
Что мне ветер! Я быстрей!
Рот мой ягоды алей!
День уйдет, а ночь глуха,
Жду я песни пастуха!
Ты, пастух, играй в трубу,
Ты найди свою судьбу,
В сизых травах у ручья
Я лежу - и я ничья.
ХЛОЯ
I
Зеленые крылья весны
Пахнули травой и смолою...
Я вижу далекие сны
Летящую в зелени Хлою,
Колдунью, как ивовый прут,
Цветущую сильно и тонко.
"Эй, Дафнис!" И в дремлющий пруд,
Купая, бросает козленка.
Спешу к ней, и плещет трава;
Но скрылась куда же ты, Хлоя?
Священных деревьев листва
Темнеет к полудню от зноя.
"Эй, Дафнис!" И смех издали...
Несутся деревья навстречу;
Туман от несохлой земли
Отвел мимолетную встречу.
"Эй, Дафнис!" Но дальний прибой
Шумит прибережной волною...
Где встречусь, о Хлоя, с тобой
Крылатой, зеленой весною?
ГРОЗА
II
Лбистый холм порос кремнем;
Тщетно Дафнис шепчет: "Хлоя!"
Солнце стало злым огнем,
Потемнела высь от зноя.
Мгла горячая легла
На терновки, на щебень;
В душном мареве скала
Четко вырезала гребень.
Кто, свистя сухой листвой,
Поднял тело меловое?
Слышит сердце горний вой...
Ужас гонит все живое...
Всяк бегущий, выгнув стан,
Гибнет в солнечной стремнине
То кричит в полудни Пан,
Наклонив лицо к долине...
...Вечер лег росой на пнях,
И листва и травы сыры.
Дафнис, тихий, на камнях,
Руки брошенные сиры.
Тихо так звенит струя:
"Я весенняя, я Хлоя,
Я стою, вино лия".
И смолою дышит хвоя.
ДАФНИС И МЕДВЕДИЦА
III
Поила медведица-мать
В ручье своего медвежонка,
На лапы учила вставать,
Кричать по-медвежьи и тонко.
А Дафнис, нагой, на скалу
Спускался, цепляясь за иву;
Охотник, косясь на стрелу,
Натягивал туго тетиву:
В медвежью он метит чету.
Но Дафнис поспешно ломает
Стрелу, ухватив на лету,
По лугу, как лань, убегает.
За ним медвежонок и мать
Несутся в лесные берлоги.
Медведица будет лизать
У отрока смуглые ноги;
Поведает тайны лесов,
Весенней напоит сытою,
Научит по окликам сов
Найти задремавшую Хлою.
ДАФНИС ПОДСЛУШИВАЕТ СОВ
IV
Из ночного рукава
Вылетает лунь-сова.
Глазом пламенным лучит
Клювом каменным стучит:
"Совы! Совы! Спит ли бор?"
"Спит!" - кричит совиный хор.
"Травы все ли полегли?"
"Нет, к ручью цвести ушли!"
"Нет ли следа у воды?"
"Человечьи там следы".
По траве, над зыбью вод,
Все ведут под темный свод.
Там в пещере - бирюза
Дремлют девичьи глаза.
Это дева видит сны,
Хлоя дева, дочь весны.
"Совы! - крикнула сова.
Наши слушают слова!"
Совы взмыли. В темноте
Дафнис крадется к воде.
Хлоя, Хлоя, пробудись,
Блекнут звезды, глубже высь.
Хлоя, Хлоя, жди беды,
Вижу я твои следы!
УТРО
V
Слышен топот над водой
Единорога;
Встречен утренней звездой,
Заржал он строго.
Конь спешит, уздцы туги,
Он машет гривой;
Утро кличет: ночь! беги,
Горяч мой сивый!
Рогом конь леса зажжет,
Гудят дубравы,
Ветер буйных птиц впряжет,
И встанут травы;
Конь вздыбит и ввысь помчит
Крутым излогом,
Пламя белое лучит
В лазури рогом...
День из тьмы глухой восстал,
Свой венец вознес высоко,
Стали остры гребни скал,
Стала сизою осока.
Дважды эхо вдалеке:
"Дафнис! Дафнис!" - повторило;
След стопа в сыром песке,
Улетая, позабыла...
Стан откинувши тугой,
Снова дикий, снова смелый,
В чащу с девушкой нагой
Мчится отрок загорелый.
ФАВН
I
Редеет красный лист осины.
И небо синее. Вдали,
За просеками крик гусиный,
И белый облак у земли.
А там, где спелую орешню
Подмыла сонная река,
Чья осторожно и неспешно
Кусты раздвинула рука?
И взор глубокий и зеленый
В тоске окинул окоем,
Как бы покинутый влюбленный
Глядится в темный водоем.
II
В закате ясен свет звезды,
И одинокий куст черники
Роняет спелые плоды...
А он бредет к опушке, дикий
И тихо в дудочку играет,
Его нестойкая нога
На травы желтые ступает...
А воды алые в луга
Устало осень проливает...
И далеко последний свист
Несут печальные закаты.
А на шерсти его, измятый,
Прилип полузавядший лист.
КОТ
Гладя голову мою,
Говорила мать:
"Должен ты сестру свою,
Мальчик, отыскать.
На груди у ней коралл,
Красный и сухой;
Черный кот ее украл
Осенью глухой".
Мать в окно глядит; слеза
Падает; молчим;
С поля тянутся воза,
И доносит дым...
Ходит, ходит черный кот,
Ночью у ворот.
Многие прошли года,
Но светлы мечты;
Выплывают города,
Солнцем залиты.
Помню тихий сон аллей,
В час, как дремлет Лель.
Шум кареты и коней,
И рука не мне ль
Белый бросила цветок?
(Он теперь истлел...)
Долго розовый песок
Вдалеке хрустел.
В узких улицах тону,
Где уныла глушь;
Кто измерил глубину
Сиротливых душ!
Встречи, словно звоны струй,
Полнят мой фиал;
Но не сестрин поцелуй
Я всегда встречал.
Где же ты, моя сестра?
Сдержан ли обет?
Знаю, знаю - дать пора
В сумерки ответ.
За окном мой сад затих,
Долог скрип ворот...
А у ног уснул моих
Старый черный кот.
КУЗНИЦА
Часто узким переулком
Проходил я темный дом,
В дверь смотрю на ржавый лом,
Остановлен звоном гулким,
Едким дымом,
алой сталью
и теплом...
Крепко схватит сталь клещами
Алым залитый кузнец,
Сыплет палью, жжет конец...
Млатобойцы молотами
Бьют и, ухнув,
бьют и, ухнув,
гнут крестец...
Тяжко дышат груди горна...
Искры, уголья кипят,
Гнется плавленый булат...
И по стали все проворней
Молоточки,
молоточки
говорят...
КОММЕНТАРИИ:
СТИХОТВОРЕНИЯ
Вспоминая о своих первых шагах в литературе, А. Н. Толстой писал: "Нет искусства, которое не было бы частицей твоей жизни" (ПСС, 13, с. 538). Ранние художественные опыты писателя в наиболее ценной части отмечены впечатлениями детских и отроческих лет Знакомство будущего писателя с фольклором в заволжском степном хуторе, а позднее - специальное изучение сказок и песен перекрыло в ранних книгах писателя действие всех других творческих факторов. В зрелые годы значение народа и народного творчества Толстой сформулировал в виде общего положения: "...в родстве с народом и близости к народу художник черпает свою силу, свое вдохновение" (ПСС, 13, с. 540). Говоря о себе, писатель заметил: "Я думаю, если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, - эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву" (ПСС, 13, с. 414). Толстой имел в виду описание Москвы в "Петре Первом", но мог бы отнести эти слова и ко всем тем произведениям, которые требовали соответствующего знания русского фольклора.
