ваше мнение стоит того, чтобы быть услышанным!
Пятница кажется праздничной, хотя на календаре просто лето. Погода наладилась. Еще только полдень, но никто никуда не спешит. Люди расслабленно бредут по бульвару, растекаясь на солнцепеке. Город беззаботных безработных.
Эмма уже ждет, и стоит поспешить, чтобы добраться до Катиной фазенды без пробок. Осталось немного: свернуть во дворы и через прохладную арку вынырнуть к метро.
Отчаянный воробьишко, уверенно лавируя в толпе, пролетает над тротуаром и присаживается на стол уличного кафе. Деловито осматривается в поисках крошек, придирчиво разглядывает капли на столешнице. Зыркает на парочку за соседним столиком: никакой еды, лишь два бокала да пепельница. Наклоняет голову и вдруг вспархивает, исчезает, будто его и не было.
– Мама, а куда воробушек полетел?
– Искать место, где его покормят.
– Давай мы его покормим?
– Так он же улетел уже.
– А давай купим ватрушек и будем носить с собой на всякий случай, вдруг мы его снова встретим!
– Ага, а потом не встретим, и все ватрушки достанутся тебе. Ах, хитрюшка – любитель ватрушек!
Вести беседу с ребенком можно бесконечно. Трудно понять тех, кому общение с детьми кажется скучным. Ведь темы рождаются на каждом шагу, в каждом проявлении многообразия жизни, и никогда не знаешь, куда заведет кипучая смесь детской фантазии и любопытства.
Взять бы в ладонь теплую дочкину руку и позволить увлечь себя в ее мир. Мир, сотканный из обрывков сказок, полный волшебства и вещей настолько простых и одновременно невероятных, что от удивления невозможно удержать смех.
Всем известно: стоит замечтаться, и жизнь тут же покажет изнанку. Для баланса.
Из распахнутого окна высовывается голая девчина и под грохот попсы пьяно кричит: «Пусть все идут на…» Эхо подхватывает последние три буквы и радостно рикошетит по стенам домов, скатывается по горке на детской площадке, отпрыгивает от карусели и устремляется ввысь, туда, где жаркое солнце золотит верхушки тополей.
Есть вещи, которые хочется вырезать из мира, в котором растет ребенок.
Дом на острове стал бы отличной декорацией для фильма любого жанра. В солнечные дни здесь можно снимать красочный мюзикл, в пасмурные – психологическую драму. Зимой на фоне местных пейзажей развернулась бы романтическая комедия, а в ноябре – классический фильм ужасов с ветками, скребущими по стеклу, и старой лодкой на туманном озере.
Сейчас, в июле, дом сияет стеклами и флюгером, приглашающе машет тюлем из распахнутого окна. Под колесами вкусно хрустит гравий, веет свежестью от близкой воды. Эмма глушит мотор. Зашумели, аплодируя, сосны.
– Девчонки! – раздается визг с террасы. Катя вскакивает навстречу, и на половицах скрипит кресло-качалка.
– Совсем одичала, женщина, – бормочет Эмма, освобождаясь от повисшей на шее подруге.
– Какая ты сегодня! – восхищенно тянет Катя, отстраняясь и окидывая подругу влюбленным взглядом.
А посмотреть есть на что. У Эммы новая стрижка: гладкие, блестящие, словно облитые лаком черные волосы с рыжей поперечной полосой. Темный джемпер подчеркивает синеву глаз, черты лица кажутся еще тоньше из-за смуглого загара. Эмме не знакома проблема лишнего веса, от природы ей досталась сухощавая фигура, та, которую завистники называют костлявой, а поклонники – точеной.
Но здесь нет завистников, только друзья.
– Хватит обнимашек, – смущается Эмма. – Тащи штопор, топи камин!
– Да все готово еще с утра! Я вас так ждала, так ждала! В этой глуши вообще нечем заняться. Совсем-совсем нечем! – жалуется Катя, подхватывая пакеты с едой и направляясь в дом.
Как может быть нечем заняться в такой красоте? Созерцай рассветы да слушай соловьев: уже только этого должно хватить для полного счастья.
Из просторной гостиной на улицу ведет вторая дверь, к озеру. На веранде три соломенных стула и столик, а дальше – тропинка, обсаженная пестрыми турецкими гвоздиками и убегающая к маленькому причалу. Зловещей лодки на этот раз нет: триллеров не запланировано.
В стороне на пригорке раскинулась ракита. К ветке привязаны самодельные качели. Если на них сесть и поднять голову, то увидишь резной узор из узких листьев на фоне синего неба. Настоящий шатер из листвы: крона настолько густая, что даже дождь под ней не страшен. Можно качаться и наблюдать, как капли оставляют на озере круги и пузыри. Идеальное место для игр маленькой девочки.
– Леся, хватит медитировать, давай в дом! Мы уже для тебя, лентяйки, тут все устроили!
Смеркается, тепло камина прогоняет ночную сырость. Эмма ежится, хватает сразу три кубика сыра и подсаживается к огню. Катя, с набитым виноградинами ртом, разливает из тяжелой бутылки.
– Давайте, девчонки: за встречу!
Звонко встречаются бокалы. Хозяйка дома, щурясь от удовольствия и вина, оглядывает компанию.
– Здесь просто нечем заняться, – повторяет она. – Даже по телеку смотреть нечего! Как ни включишь, либо сериалы про ментов, либо новости.
– А что, кабельного в твоем дворце нет? – хмыкает Эмма.
– Ой, да какой там дворец! – машет рукой Катя. – Скворечник! В подвале вода, крышу перекрывать надо, трубы гудят.
– И кабельного нет, – качает головой Эмма.
– Точно! Антенну ветром снесло позавчера. Техник все никак не доедет. Чувствую, пока муж не вернется, я без нормальных каналов. В интернете мне неинтересно. А чем еще заняться – ума не приложу!
Конечно, такой случай поупражняться в остроумии упустить нельзя.
– Вязать начни!
– Гладью вышивать!
– Напиши нового «Гарри Поттера»!
– Орхидеи еще можно разводить!
– И кошек!
– Точно, кошек! Ты же независимая и самодостаточная женщина, где твои кошки?!
– Зачем мне кошки? У меня муж есть, – оправдывается Катя.
– Ну так выпьем же за крепкую семью, в которой даже кошки не нужны! – прыскает Эмма, и тишина ночного дома прочно вытесняется смехом и болтовней.
***
Почти стемнело.
– Не учится, не ищет работу, – рассказывает Катя про старшего сына. – Какой в этом толк, говорит. Любая деятельность бессмысленна: мол, мы работаем, выбиваемся из сил, зарабатываем деньги и спускаем их на поддержание жизнедеятельности, чтобы можно было проработать подольше. Потом болеем и умираем, а мир каким был до нашего рождения, таким же точно и остается после нашей смерти. Во всем этом, говорит, никакого смысла нету, и я не хочу впрягаться в колесо бессмысленной рутины.
– Да твой сын чертов просветленный, – изрекает Эмма.
– Ой, да какой там просветленный, – закатывает глаза Катя. – Лежать на диване целыми днями и обедать дважды в день – в этом смысла, конечно, гораздо больше, чем стать уважаемым человеком, завести семью и слезть наконец-то с родительской шеи.
– Ну, может, это временное бездействие. Просто период такой переходный. Однажды он поймет, чем хочет заниматься.
– Хотелось бы надеяться на это, – кивает Катя. –
