что за привычка — валяться, где попало? — вскричал он, тряся Лису за плечо. — Ты не могла бы перебраться на кровать, или хотя бы на коврик в спальню, чтобы я не спотыкался о тебя постоянно?
— Ром, я так устала, ты просто не представляешь, — пробормотала Лиса, — я решила немного полежать. И нога болит. Все равно никого дома не было.
— А теперь я есть. Вставай, помогу.
Рома приподнял жену, чтобы она встала на одну ногу, и довел в спальню.
— Тебя куда — на пол или на кровать?
— Смешно, — сказала Лиса и присела на кровать. — Угадай, что мне сказали на собеседовании?
— Что у них закончилась квота для инвалидов? — спросил Рома.
— Ты! Ну почему ты все время стараешься показать, что ты первый юморист на деревне?
— Я пошутил, прости, неудачно, — примирительно поднял руки вверх Рома. — Рассказывай.
— Меня приняли.
— И?
— Что?
— И все?
— Да. И все. Меня приняли на работу. Сказали приходить на следующей неделе. До этого времени собрать документы. Так что я теперь официально не бездельница. А почти трудоустроенный гражданин.
— С чем я тебя и поздравляю, — сухо ответил Рома. — Закончились твои книжки и сериалы.
— Зато у меня теперь есть дело. Полезное для общества. И деньги. Будут чуть позже правда, когда заработаю.
— А как же дом? — устало спросил муж.
— А что с домом? Вот он стоит. Или тебя беспокоит, что не будет завтрака-обеда-ужина из пяти блюд? И уборка? — язвительно ответила Лиса. И тут же пришла запоздалая мысль: — «Вот здесь надо было промолчать».
Муж окинул ее тяжелым взглядом и вышел. Лиса пару минут наслаждалась злорадным чувством удовлетворения: «Можно подумать, что все, на что я способна — это стирать и бесконечно готовить. Надоело одно и то же. Уже 10 лет. Хочу людей, общения и хоть немного свежего воздуха. Сменить обстановку. А как же мое право на труд, гарантированное конституцией?»
Потом наступила пора самоистязания: «Можно было и промолчать, кто за язык тянул? А я едой упрекаю. Он и так старается, чтобы обеспечить семью, все делает». На этом моменте мысли плавно сменили направление. Семья. Их семья состояла из двух персон, один вечно занят работой, вторая не знает, куда себя засунуть и чем занять. Животных брать в дом не разрешалось — они портят мебель и настроение своими хотелками и коготочками. Детей рожать не разрешалось — на них уходит слишком много времени и денег, а Романа даже мысль об этом уже приводила в раздражение. Его полностью устраивала настоящая жизнь — работа, встречи с друзьями и ожидающая дома жена. Рома искренне считал, что Лису тоже все устраивало в их жизни, иногда она что-то бормотала про ребенка, но он проводил долгую и поучительную беседку, красочно расписывая про потерю себя в подгузниках и игрушках, и она вроде как соглашалась с ним, что портить их отношения из-за третьего человека не стоило.
Лиса всегда с ним соглашалась. Даже если у нее было полностью противоположное мнение, она соглашалась. Просто потому что боялась его потерять. Отец бросил ее мать, когда Лисе было 10 лет, и она полностью прочувствовала на себе то отчаяние и одиночество, когда уходит близкий человек. Когда исчезает стабильность, настроение матери меняется каждую минуту — показное спокойствие сменяется приступами истерики с разрушением всего, что попадается под руку, потом опять отупение. Мама могла часами лежать не шевелясь, могла просто уйти на целый день, ничего не сказав. Она сменила несколько мест работы, несколько причесок, цвет волос, и наконец через полгода успокоилась, увидев бывшего мужа с другой теткой, которая была в два раза объемнее ее самой. Видимо, самооценка мамы поднялась до нужного уровня и иногда она даже злорадно ухмылялась, выслушивая сочувственные возгласы знакомых.
За это время Лиса научилась готовить еду, убирать в квартире, врать соседям и маминым начальникам, которые ее периодически разыскивали ввиду отсутствия на рабочем месте. На горизонте маячил призрак детского дома, так что ей пришлось засунуть свои переживания куда поглубже и делать все от нее зависящее, чтобы выходки мамы не дошли до ушей органов опеки. Лиса была в какой-то степени рада, что переживать об уходе отца особо и некогда, иначе она выла бы рядом с мамой. Возможно, искала бы папу и уговаривала его вернуться. Делала бы то, что делать точно не стоило.
Лиса начала ненавидеть ночи. Когда лежала в своей кровати, понимала все абсурдность своих надежд и все-равно прислушивалась к шагам в подъезде — а вдруг? Мысленно слышала голос папы, иногда ощущала запах его туалетной воды и пыталась вдохнуть в себя весь воздух вокруг в надежде подольше удержать этот запах. Проваливаясь в полудрему, слышала его шаги у своей двери, скатывалась с кровати и бежала открывать дверь. И только глядя в пустой проем, понимала, что это был только сон. Она сползала по стенке, приваливалась спиной к двери и молча плакала, чтобы не разбудить маму. В школе стали что-то подозревать, пришлось часто болеть, объясняя свой вид постоянным насморком.
В этот момент в их жизни случайно появился пес. Большой, черный и злой, как черт, алабай. Он просто зашел в их квартиру, когда мама в очередной раз оставила дверь открытой, лег на диван и рычал при любом движении, поэтому Лиса с мамой стояли по струнке минут двадцать. Вслед за псом появился его хозяин, такой же большой и еще более злой. Он схватил пса за шкирку, стащил с дивана и исчез с ним за порогом. Не успели Лиса с мамой прийти в себя, как хозяин пса появился опять, уже без собаки, но с пакетом печенья и упаковкой конфет. Сложив все это на стол, мужчина объяснил, что он недавно переехал в этот дом, а так как до этого он жил в частном доме, его пес решил, что все квартиры в подъезде — это его комнаты в новом доме, и совершал обход своих предполагаемых владений. Извинился еще раз, обещал, что такого больше не повторится, и уже на выходе мама его остановила и предложила выпить кофе с принесенными угощениями.
Так Лиса обрела отчима. Олег Петрович оказался именно тем отцом, о которых говорят — он идеал. Лису быстро вернули в
