class="p1">Никто не ответил, и кот, ее любимчик, общительный и доброжелательный Тишка, тоже не вышел поздороваться. Это было тем более странно. И тут Надежда Петровна поняла, что за тоненький детский плач она приняла Тишкины подвывания, доносившиеся из-за плотно притворенной двери в гостиную. Охнув, Надежда Петровна пробежала по коридору, распахнула дверь и едва не осела на пороге от страха. Хозяин квартиры лежал, вытянувшись, на полу, и не подавал признаков жизни, рядом сидел Тишка. Увидев Надежду Петровну, он на секунду замолчал, потом совсем по-человечески всхлипнул и опять заплакал.
— Батюшки… — пробормотала Надежда Петровна, но, надо отдать ей должное, быстро взяла себя в руки, и пока вызванная ею «неотложка» добиралась через утренние пробки, она тормошила соседа, гладила по лицу, трясла за руки, говорила какую-то чепуху… он был теплый, стало быть, живой, и надо же было что-то делать. Кот сидел рядом, молчал, смотрел и трясся мелкой дрожью.
— Везет же этим алкашам, — покрутила головой приехавшая врачиха. — Нажрался водки, наглотался снотворного — и ничего, живой. А порядочный человек пойдет на работу, ему сосулька на голову — хлоп, и нет человека, до операционной не довезли.
— Он порядочный! — возмутилась Надежда Петровна. — Он ученый! И альпинист еще! Не пьет он почти! Его насильно отравили!
— Угу. В полиции потом расскажете про своего альпиниста, — не прониклась врачиха. — А сейчас идите соседей зовите, мужиков покрепче, я его вниз на себе не потащу, вот здоровенный какой, весит больше меня.
— А ваш шофер? — заикнулась было Надежда Петровна.
— Он не обязан! Он шофер, а не грузчик! — отрезала врачиха. — Идите, идите! И блистер один мне с собой дайте.
— Что вам дать? — затормозила в дверях Надежда Петровна.
— Упаковку пустую от таблеток, которыми он траванулся. На кухне которые. И бутылку не выкидывайте, не придет в себя, так может в полиции спросят, мало ли. Да идите уже!
Когда «скорая» уехала, Надежда Петровна вернулась в опустевшую квартиру. Остро пахло каким-то лекарством, сигаретным дымом, бедой. Посидела на пуфике в прихожей, обняв такого же растерянного кота. Потом, спохватившись, достала телефон и стала набирать номер жены Евгения Германовича.
— Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — сообщила вежливая тетенька и еще повторила не на русском.
— Так она так до вечера вне зоны будет, — рассердилась Надежда Петровна. — Взяли моду выключать. Хоть помри. Ой, прости Господи…
Она вскочила и побежала в гостиную, где на стене висела старинная икона с изображением неизвестного ей святого. Наскоро помолилась за раба божьего Евгения, дай ему Бог выздоровления. Потом побежала на кухню. Конечно, если человек из дома уехал, то прибирать и полы мыть не полагается до завтрашнего дня, а Надежда Петровна верила не только в Бога, но и в сглаз, и в порчу, и в посидеть на дорожку, и в бабу с пустым ведром. Но оставлять разбросанные на столе упаковки от таблеток и засохшее вонючее пятно непонятного происхождения на полу тоже не следовало. Пустую бутылку из-под водки она, как велела врачиха, засунула в полиэтиленовый пакет, прямо как в сериале про прокуроршу. Хотя, конечно, надо признать, дела у соседей творятся странные. За почти тридцать лет, что она тут прибиралась, ничего подобного никогда не случалось.
Вернулась в гостиную, за ней, как привязанный, Тишка. Приоткрыла окно, поставила рядком диванные подушки, свернула плед. Нагнулась, чтобы поднять упавшую на пол бумажную упаковку от одноразового шприца. Заметила край торчащего из-под дивана листка, вытащила. Посмотрела — написано что-то или пустой, можно выбросить. Увидела первые строчки: ««Женя, если ты читаешь это письмо, значит, я так и не решилась тебе сказать… Я должна была, такие вещи полагается говорить в глаза, но не смогла, поэтому я вот так тебе скажу, а ты смотри на мой портрет, будто это я говорю…»
Надежда Петровна послушно подняла голову и посмотрела на портрет, стоявший на пианино. Ишь, волосы то распустила, как молоденькая, зубы скалит, а сама нынче летом пенсию оформила, — привычно осудила соседку и стала читать дальше, водрузив на нос очки Евгения Германовича. «Женя, ты знаешь, что я всегда хотела уехать из страны. Ты был против, я терпела, потому что любила тебя. Это чувство осталось в прошлом. Ты, как обычно, ничего не заметил. Тебе было достаточно того, что ты любишь меня. В общем, я встретила другого человека. У нас общие интересы, он уже давно живет в Израиле, и я уезжаю к нему. Ты всегда готов был на любые жертвы, чтобы исполнить свою мечту — подняться еще на одну гору, будь она неладна. Теперь я исполняю свою. На развод я подам сама. Или подай ты, если считаешь нужным, разумеется, я ничего не собираюсь с тобой делить. Прости меня. Я желаю тебе счастья. Ты очень сильный, ты справишься. Анна. Да, и Лене пока ничего не говори, пожалуйста. У нее через две недели серьезные гастроли и ей не до наших проблем, ты же понимаешь. Потом я сама ей скажу».
— Вот …! — потрясенная Надежда Петровна легко подобрала слово из Пашкиного лексикона. — Любо-о-овь! Коза крашеная! Такого мужика бросить!
Она вскочила, склочно уперла руки в бока и закричала, обращаясь к портрету, как к живому человеку:
— Любо-о-о-овь у нее, ты посмотри! Старая дура, шестой десяток, а она — любо-о-овь! Всю жизнь прожила с мужиком, как за каменной стеной, копейки зарабатывала в своих фирал…филар- тьфу! На музыке своей! Ни ребенка толком воспитать, ни котенка пригреть, ни пирога испечь, ни в доме прибрать, а туда же — любо-о-овь! А как муж состарился, так задрала хвост и удрала с кобелем своим! Молодого небось нашла, кошка драная! Весь дом был на мне да на нем, а она мимо павлином, павлином, вот крыса-то! Еще и улыбается, змеюка, ты посмотри на нее!
Она кричала долго и с удовольствием, высказывая в лицо соседке накопившиеся за долгие годы претензии по целому ряду жизненно важных вопросов, придумывая все новые обидные прозвища, в основном зоологического характера (очевидно, так на Надежде Петровне отразился ежедневный просмотр сериала «Живая планета» по каналу Би-Би-Си), отдельно подчеркивая почтенный возраст изменницы, ее худосочную комплекцию, неблагодарность и неумение вести хозяйство. Ох, как давно она хотела ей все это высказать, а тут повод подвернулся. Ну вот скажите на милость, почему одним все — и муж золотой, и достаток, и жилплощадь, и заграницу с любовником, а другим — давний развод с мужем-пьянчугой, работа в погоне за каждой копейкой и старость в тесной «двушке» с видом на помойку, да еще и с
