ничего, и не выгонишь. С утра как белка в колесе кручусь, стирка, готовка, уборка, света белого не вижу, а вечером гости заявятся… Через неделю Восьмое марта, опять придут…
Нина вздохнула так, что с попугайной клетки упал платок. Попугай не спал – беспокойно переступал по жёрдочке, таращил глаза, молчал и слушал.
– Ни фига не говорит. Сколько Танька с ним возилась, сколько времени на него убухала, и ни фига. Поднасрали Глинские, – сменил тему Олег. – Не придут. Теперь наша очередь гостевать. Ты лучше подумай, что мы Инке подарим на восьмое марта.
– Собаку! Ротвейлера, или кане корсо, или бразильскую филу, – предложила вредная Нина.
– Ааах-хах-ха! – захлебнулся смехом Олег. – А было бы забавно… Ротвейлера нельзя, ни в коем случае. Тогда они нам крокодила подарят. Нильского. Вместе с ванной.
Нина замолчала, переваривая информацию. Вопрос о подарке больше не поднимался.
А перед праздниками у Глинских заболела бабушка, Инкина свекровь. Врач настоятельно рекомендовал больной постельный режим и тишину. Так что выбора не было – отмечать Восьмое марта решили у Сапагиных.
– И за что мне наказание такое! Новый год у нас, Двадцать третье февраля у нас, Восьмое марта – у нас, сколько же можно! – набирала обороты Нина.
– Нин, ну что ж делать-то, у них бабушка болеет, ей покой нужен…
– Заступник! То у них ремонт, то бабушка… Ладно, звони. Всё равно уж…
Глинские приехали к обеду. Нина заставила себя улыбнуться, расцеловала в обе щеки Инну и обняла Сергея, который, выудив из левого кармана баночку икры, а из правого – баночку крабов «Хатка», хитро улыбнулся.
– Наша с Инкой доля. Не с пустыми руками пришли…
– Да что ж… Какие счёты! Проходите, соскучились, наверное, по своему ара?
– Он не заговорил у вас? Нам в магазине сказали, обязательно заговорит. Ара легко учатся, всё на лету схватывают. Они могут на нескольких языках говорить! Нам в магазине сказали.
– Ну, в магазине всё знают, в том числе и языки, – не удержалась Нина. – Русский устный и русский письменный.
– И русский матерный! – прыснула Инна.
Тем временем Танька с Вовкой принесли с кухни клетку с ара и торжественно водрузили на подоконник.
– Молчит, словно воды в рот набрал! В клюв то есть, – пожаловалась Танька, и Глинские принуждённо засмеялись.
Наконец, поздравления были произнесены, букеты поставлены в вазу, подарки вручены «прекрасной половине человечества». Нине достались её любимые духи «paco rabana», Таньке новые джинсы, в которые она немедленно влезла и которые пришлись впору, и кулон из прозрачно-голубого топаза на серебряной цепочке. Кулон красовался у Таньки на шее – к зависти ара, поглядывавшего на топаз чёрным глазом. Улучив момент, Танька показала попугаю язык. Ара на её выходку не реагировал и вертел хохлатой головой, оглядывая окрестности. Наконец, ему это надоело: всё было осмотрено – и вид из окна, и уставленный яствами стол, и нарядно одетые гости, которые хрустели аппетитно зажаренными цыплятами, обмакивая их в ореховый соус, заедая лавашем и облизывая пальцы, хвалили хозяйку и напрочь забыли о попугае.
Вот сейчас и вспомнят…
Ара традиционно откашлялся Танькиным голосом (гости и хозяева дружно рассмеялись, Танька зло сверкнула глазами, а Вовка захлопал в ладоши от восторга) и неожиданно выдал: «Какие счёты. Гостенёчки дорогие. Доррогие. Банку икры принесут, а сожрут немерено».
Олег подавился лавашем и мучительно закашлялся. Инна похлопала его по спине. Танька улыбалась счастливой улыбкой (Глинским казалось, издевательской): заговорил! научился всё-таки! Танькина мать с тихим отчаянием смотрела на вытянувшиеся лица «гостенёчков» и медленно наливалась краснотой.
– Сама виновата. Прикормила. Инка нагетсами накормила, чёрт-те из кого! – доложил присутствующим ара.
Наступила очередь Олега прятать глаза и теребить бахрому на скатерти. Селёдка, наколотая на вилку, так и осталась нетронутой. Олег сидел словно Посейдон с трезубцем – в нелепой позе, которая никому не казалась нелепой. Гости остолбенело уставились на клетку с попугаем.
– Стирка-уборка-готовка… – пожаловался ара Нининым голосом. Танька набросила на клетку платок.
– Света белого не вижу! – орал попугай из-под платка. Инна с Сергеем не выдержали и захохотали.
– Ну вот, а вы говорили – воды в клюв набрал, – сдавленным от смеха голосом пошутил Сергей.
Шутка успеха не имела.
– Это он соседей наслушался, клетка-то в кухне стояла, через вытяжку верхних соседей слышно, вот и нахватался… – опомнилась Нина, на скорую руку придумав подходящую версию.
– Ходят и ходят, ходят и ходят, – подтвердил попугай. – Ни фига не говорит! Поднасрали Глинские!
Глинские потрясённо молчали. Олег дотянулся до подоконника и, взявшись рукой за прутья, энергично тряхнул клетку. Ара больно клюнул обидчика в ладонь и разразился отборной матерщиной. Олег взвыл от боли и, отдёрнув руку, выразил своё душевное состояние теми же словами, запоздало подумав, что сейчас Нинка его убьёт.
Нина вздохнула и с облегчением констатировала: «Ну, видите! Я же говорила, верхние соседи. Они другого языка не знают. Мы до вечера на работе, Танюшка в школе, а он на кухне, а соседи весь день дома…»
– Они нам в следующий раз крокодила подарят. Нильского, – перебил её ара.
– А может, вы его у нас заберёте? – проблеяла Нина. – Видите, что вытворяет?..
Выйдя на улицу и подставив февральскому ветру огнём пылающие щёки, Глинские переглянулись.
– Ин, у тебя щёки как у попугая – малиновые! – не подумав брякнул Сергей.
– На себя посмотри, – огрызнулась Инна. – Сам весь пятнами пошёл от таких откровений… А знаешь, если бы мы им его не подарили, не знали бы ничего. Не узнали бы, что о нас думают.
– Ин! Не узнали бы – и не надо!
– Нет, всё-таки хорошо, что мы узнали. Подумать только! Если бы не попугай…
– Сапагин этот… – Сергей поморщился, словно ел клюкву, без сахара, горстями. – Сапог сапогом, и Нинка его такая же. Ничего… Наш подарочек откроет им друг на друга глаза.
Сергей не выдержал и захохотал. Уткнувшись ему в плечо кудрявой головой, Инна звонко вторила мужу. Они стояли во дворе и хохотали – безудержно, взахлёб. А сверху на них смотрели Сапагины и улыбались.
Глинские как по команде задрали головы и помахали «сапогам». «Сапоги» помахали в ответ.
Какие счёты…