Светлану.
— А за сколько голов мать-героиню дают? — подвыпив на радостях, задавался вопросом Илья и, не получив ответа, приходил к выводу: — Придется нам с Надюхой дальше робить, до десятка догонять!
Очень хотелось ему, чтобы супруга непременно с медалью ходила. Сам он с фронта полный «иконостас» на груди принес, даже орден Славы отхватил, хотя воевать довелось меньше года — по возрасту призвали только в сорок четвертом. Зато после войны служить пришлось еще пять лег. И все эти годы Надежда терпеливо его ждала, писала письма, капая слезы на бумажные листки, сама бегала на почту, не дожидаясь почтарки, а после вслух читала подружкам военные послания Ильи и всякий раз сообщала, что вернется ее разлюбезный обязательно весной и свадьбу они будут играть под черемухой, которая растет в ограде у будущей свекрови. Так и сталось. Вернулся Илья домой в мае и свадьбу играли под цветущей черемухой. Небогатая, надо сказать, свадьба выдалась, скудная, зато веселая — с песнями, с плясками, даже драка случилась, но жених с шутками-прибаутками быстро развел задиристых мужиков и пообещал им, что все они станут его кумовьями, когда Надежда народит детишек.
Со временем и это обещание исполнилось. Следом за Светланой явились на свет в новом доме один за другим парни — Алексей с Николаем.
Жили Богатыревы бедновато, потому как работал только один Илья — крутил баранку лесовоза, старенького ЗИС-5, а Надежда с утра до вечера хлопотала по хозяйству: корова, поросенок, куры, огород — все требовало догляда и неустанных трудов. Но на судьбу не жаловались, в редкие праздники гуляли с родней и кумовьями, пели от души до полуночи, и хозяин любил за общим столом похвастаться, что сыновья у него непременно станут летчиками. Иногда даже ставил их перед гостями и спрашивал:
— Вы кем у меня будете? Летчиками?
Николаша с Алешкой опускали головы, молчали, а когда вопрос повторялся, в один голос дружно тянули:
Шофера-а-ми…
Очень уж любили они посидеть в кабине ЗИС-5, когда отец приезжал на обед, и покрутить, на зависть соседским мальчишкам, руль, перемотанный залоснившейся изолентой.
Услышав ответ, Илья хлопал себя ладонями по коленкам и досадовал:
— Ну, чего хорошего — баранку крутить, да пыль глотать?! Летчиками будете!
Но братья упорно стояли на своем и продолжали тянуть:
— Шофера-а-ми…
— Да отвяжись ты, — вмешивалась Надежда. — Летчик-налетчик… Идите, ребятишки, играйте. И чего привязался? Вырастут — сами решат. И нас не спросят.
Так и получилось. Алексей после школы поступил в пединститут, а Николай чуть погодя, следом за ним — в военное училище. Светлана после школы никакого образования получать не пожелала — сразу пошла работать на швейную фабрику и жила вместе с родителями, пока не выскочила замуж за своего одноклассника и соседа — Сергея Огородникова, с которым дружила еще с восьмого класса.
Годы стекали, не задерживаясь, как вода в Оби. Дети взрослели, Илья с Надеждой старели. Изредка, когда отпуска совпадали, младшие Богатыревы собирались вместе, и Илья непременно пенял старшему сыну:
— Я же говорил тебе — летчиком будь. А ты стишки писать взялся! Разве это дело для мужика?!
Тоненькие книжки, которые дарил родителям Алексей, хранились на отдельной полочке на этажерке, но читала их только Надежда и частенько плакала, а Илья лишь недоуменно крутил головой, в которой никак не могло уместиться искреннее удивление — неужели за это баловство еще и деньги платят?
Умер старший Богатырев из-за пустякового аппендицита, потому что в райбольнице к тому времени, когда зарплату врачам стали платить через пень-колоду, уволился последний хирург. Пока из соседнего райцентра вызвали другого хирурга, пока тот приехал, было уже поздно… Надежда пережила его всего на полтора года. После похорон Светлана с мужем переехали в родительский дом, потому что в однокомнатной квартирке, которую она получила от швейной фабрики, стало тесно с родившейся дочкой Катей.
Все это вспоминалось Богатыреву, скользило в сознании, как цветные картинки со звуком, но он никак не мог сложить их в одно целое и найти потаенный смысл. За трое последних суток, прошедших в суете и муторных хождениях в милицию, в больницу, в морг, он будто отупел, а весь мир сейчас сузился до размеров кузова, посредине которого лежала истертая ковровая дорожка, а на ней стоял гроб.
Богатырев вез хоронить Алексея в родной Первомайск.
Под вечер, когда миновали пост ГАИ на выезде из города и когда новый, еще не разбитый ГАЗ-66, накрытый брезентовым тентом, набрал скорость на трассе, стал накрапывать редкий несмелый дождик. За дальними колками лениво, будто спросонья, рокотнул гром. Притих на короткое время и заворочался снова. По темно-синему небесному склону искристыми трещинами зазмеились молнии.
«Хоть бы гроза шарахнула, — думал Богатырев. — Чтоб земля вздрогнула…» Ему хотелось разрядки и выхода из отупелого состояния, в которое он впал, словно после контузии, все зыбко, неустойчиво и нет никакой крепи.
Следователь в райотделе милиции торопливо глотал чай, курил беспрерывно, то и дело хватал телефон, отвечая на звонки, и одновременно успевал еще втолковывать: факта насильственной смерти нет, вскрытие показало, что Богатырев А. И. умер от острой сердечной недостаточности, пребывания посторонних лиц в квартире не обнаружено, а на оторванной вешалке и на других вещах отпечатки пальцев самого хозяина, следов взлома на дверном замке также не обнаружено. По всем статьям выходит — сердечко не выдержало. Вот и справка имеется от патологоанатома.
Но Богатырев, терпеливо выслушав следователя, не поверил ему. Не верил и сейчас. В последние годы он досыта насмотрелся самых разных смертей, начинал уже привыкать к ним, но эта — смерть Алексея, казалась ему неестественной и дикой.
Молнии по темно-синему пологу змеились все чаще, забираясь в саму серединную высоту. Следом за ними, раскалывая все еще сухой воздух, карабкался гром. Скоро он оглушительно стал лопаться прямо над головой. И, наконец, дождавшись своего мига, упруго встал стеной дождь-проливень. Даже через брезент, найдя щелку, густо прорывались крупные капли.
ГАЗ-66 остановился, до Богатырева донесся голос водителя:
— Николай, гляди, тут черт ногу сломит! Ехать?
Откинув брезент, Богатырев выглянул из кузова. Трасса, которая вела до райцентра Первомайска, была закрыта. Терриконами высились на ней огромные кучи щебенки, неизвестно когда завезенной и, похоже, позабытой. Старый, разбитый асфальт расковыряли, нагромоздили из черных обломков целый бруствер и тоже бросили. Пусто. Одиноко мокнул под дождем дощатый вагончик со спущенными колесами. Справа — объездная проселочная дорога, усеянная непросохшими лужами и закисавшая грязью прямо на глазах.
— Давай по объездной! — скомандовал Богатырев.
— А сколько до Первомайска осталось?
— Километров
