придётся отдавать, у меня дети, кредит…
— Бедняжка, — сказал Вольский, склонив голову набок. — Покушай…
И протянул колбасу.
Она испуганно взяла её двумя руками, медленно поднесла ко рту и откусила.
— Ешь, ешь, — сказал Вольский. — Можно, можно. Я подожду.
Кассирша что–то сказала, прожевала, проглотила и повторила:
— Она невкусная. Тряпками воняет.
— А зачем вы людям продаёте колбасу, которая воняет тряпками? — захохотал Вольский. — Людям, значит, можно это жрать?! Ешь!
— Слушаюсь.
Застонал охранник, тяжело перевернулся на живот и пополз к подсобке.
— Крепкий, — сказал Вольский. — Башка, наверное, деревянная.
— Ага.
— А хуй?! — заорал Вольский ей в лицо.
— Я не знаю, не знаю. Пожалуйста, можно я доем, а потом вы уйдёте?
— Конечно.
Она откусывала большие куски и глотала, почти не жуя.
— Хлеб бери.
— Я не ем хлеб.
— Надо, надо.
Он разорвал упаковку, достал горбушку и стал запихивать ей в рот. По пухленьким щекам кассирши катились слёзы. Зашёл мужик и стал разглядывать стеллаж с вином. Вольский покосился на него. Подумал было подкрасться сзади и дать по башке. Но мужик выглядел крепким и мог легко навалять в ответ.
— Ты знаешь его? — спросил Вольский шёпотом.
— Нет.
— Похож на боксёра.
— Я не знаю, кто это.
Выбрав бутылку, он подошёл. Кассирша, тяжело жуя, задыхаясь и плача, пробила вино.
— Ещё две пачки стиков.
— Стики? — не сдержался Вольский. — Они же воняют немытой жопой.
Мужик нервно дёрнул плечом и ответил, не поворачивая голову:
— Не знаю. Никогда не нюхал немытые жопы.
— Хочешь попробовать? — спросил Вольский, наклонился и плюнул ему в ухо.
Мужик заорал, попятился, задирая куртку, и выхватил из–за пояса пистолет. Вольский бросил ему в лицо хлеб и выскочил из магазина. Он бежал по улице, петляя, пригибаясь, но вдогонку не стреляли. Промчавшись полквартала, он присел на лавочку передохнуть. Его душили кашель и истерический смех. Он дрожал от возбуждения. Хватался за плечи, чтобы немного успокоиться. Отвесил себе несколько пощёчин. Подошла припозднившаяся старушка с маленькой мохнатой собачкой на руках.
— Милый, — сказала она странным, плаксивым голосом. — Ты больной, что ли? Чего ты тут трясёшься, хохочешь и ножками сучишь? Тебе, может, психиатрическую службу вызвать?
Вольский закинул ногу на ногу и закурил.
— Себе вызови, старуха, — сказал он.
— Иди–ка ты в церковь, родной. Вижу, совсем тебе худо.
Затянувшись, он кинул в старушку сигарету, но промазал. Собачка возмущённо затявкала.
— Чёрт проклятый! — закричала старушка. В её голосе вдруг прорезались едва уловимые кавказские нотки.
— Вали, вали, — отмахнулся Вольский и достал смартфон.
От Саши было несколько пропущенных вызовов. Звук он выключил. В «Телеграме» висело её, похожее на крик, сообщение: «Коля, вернись! Если ты не вернёшься, я не знаю, что я сделаю». Он ответил: «Напиши, когда узнаешь». И поставил смайлик. Сунул смартфон в карман, но снова вытащил, открыл чёрный список и, убрав оттуда последний номер, набрал его.
Катя ответила сразу. Голос у неё был сонный.
— Слушаю вас.
— Узнала? — спросил Вольский.
— Паша?
— Какой ещё Паша?!
— Олег?
— Нет, не Олег.
— Юрий Иванович?
— Дальше.
— Стасик?
— Хуясик! Дальше говори!
— Почему вы матюгаетесь? А, это Константин?
— Никакой не Константин.
— Михаил Геннадьевич?
Вольский сообразил, что она не знает его имени.
— Я хочу твой зефир! Вспомнила?
Катя захныкала.
— Все хотят мой зефир. Сожрут, а потом ищи–свищи.
— Но ты же сама его всем раздаёшь! — сказал Вольский. — Короче, это…
Он замер. Собственное имя вылетело из головы.
— Ёб твою мать! Неважно. Ты мне дала зефир. В поликлинике. Помнишь? Я сказал, что спустил его в унитаз. Вспомнила?
— Ах, негодяй! Я узнала!
— Это была шутка. Я хочу приехать и поесть зефир.
— Больше ты мой зефир не получишь!
— Но послушай, я обожаю твой зефир!
— Мне–то что с того?
— Разве тебе неприятно, когда едят твой зефир?
— Даже не знаю…
— Я ведь не сделаю тебе ничего плохого. Просто немного поем зефира. А то он засохнет.
— Я себя не очень хорошо чувствую. Я приняла таблетки. Мне страшно. Я хочу спать.
— Ты ведь рядом живёшь?
— Ну, смотря с чем рядом. Недалеко от меня туберкулёзная больница. А чуть дальше строят дом. Вот уже семь лет четыре месяца двенадцать дней.
— Рядом с тем местом, где нахожусь я.
— А где ты?
— Кажется, вижу туберкулёзную больницу.
— Значит, ты хочешь зайти?
— Да, хочу. К тебе, конечно, а не в больницу.
— Ладно. Зайди. Но ненадолго. Я дам тебе земляничный зефир. И потом ты уйдёшь.
— А шоколадный у тебя есть?
— Есть. Но его надо заслужить.
— Я постараюсь.
— Ну, хорошо. Поднимайся.
— Куда? Я же не знаю ни улицу, ни номер дома, ни номер квартиры.
Она продиктовала свой адрес.
— Жди, я уже еду!
Он нажал отбой и вызвал такси. Минут через пять подкатила белая «шкода». Вольский сел на заднее сиденье.
— Как дела у вас? — спросил водитель, трогаясь.
— Прекрасно.
— А у меня кот умер.
— Старый? — спросил Вольский.
— Коту было примерно семнадцать лет. Но я слышал, что они могут и до тридцати дожить. Были такие случаи.
— Что же с ним случилось, с вашим котом?
— Даже не знаю. Сердце остановилось.
— Это от любви, — сказал Вольский. — Я слышал, сердца останавливаются от большой любви.
Водитель немного помолчал.
— Какие–то вы глупости говорите.
— А где сейчас ваш кот?
— Надеюсь, на небесах. А тело я закопал в парке.
— Зря, конечно.
— Почему?
— Собаки откопают и растерзают.
— Но я очень глубоко закопал.
— Это не имеет значения. Собаки будут рыть, пока не докопаются до сути.
Водитель оглянулся.
— Что с вами?
— Ничего. А с вами?
— И со мной ничего. Вы трезвый?
— Трезвый, как младенец. Но есть одна проблема.
— У кого?
— У меня. Я забыл своё имя.
— Шутите?
— Да какие могут быть шутки?
— И чем я могу помочь?
— Давайте вы будете называть мне имена, а я попытаюсь вспомнить.
— Мне это не нравится. Какой–то идиотизм.
— Слушайте, — сказал Вольский. — Если вы мне поможете, я вам скажу одну важную вещь, которая изменит всю вашу жизнь.
— Что за вещь?
— Узнаете, если поможете.
— Это что–то действительно важное?
— Возможно, самое важное, что вы когда–либо слышали.
— Ладно, — сказал водитель. — Попробуем. Вас зовут Александр?
— Нет.
— Алексей?
— Неа.
— Андрей?
— Вы по алфавиту, что ли, шпарите?
— Ну да.
— Надо говорить первое, что в голову придёт.
— Семён?
— А я похож на Семёна?
— Да откуда мне знать, — пожал плечами водитель. — Были бы вы бабой…
— Ещё варианты?
— Владимир?
— Нет.
— Иван?
— Не чувствую, что я Иван.
Таксист молчал.
— Есть ещё предположения? — спросил Вольский.
— Да вот что–то ничего в голову не идёт.
— А вас как зовут?
— Вообще–то Костя.
Они заехали во двор панельной многоэтажки и остановились.
— Мы на месте.
— Давайте ещё три попытки, — сказал Вольский.
— Ох, дайте подумать. Павел?
— Никакой не Павел.
— Дмитрий?
— Совсем не то.
— Евгений?
— Что–то вроде… Как будто знакомо… Но я не уверен.
— Значит, Евгений, — сказал водитель.
— Ну хорошо, пусть.
Вольский вылез из машины и зашагал к парадной.
— Подождите, Евгений! — крикнул Костя, высунув голову в окно.
— Чего?
Вольский уже звонил в домофон. Громкая трель сменилась шуршанием. И женский голос спросил:
— Кто там?
— Это я.
— Вы мне хотели сказать что–то важное, — напомнил таксист.
— Ах, да, — ответил Вольский, открыв дверь. — Ты мудак. Иди и удавись. От тебя нет совершенно никакого толку! Даже кота не смог уберечь, пидорас.
Он проскользнул в парадную и быстро вбежал по ступенькам на четвёртый этаж. Катя открыла.
— Я смотрела в окно, — сказала она. — Я видела, как вы приехали.
Вольский зашёл в тесную прихожую и снял плащ. Катя стояла в сторонке, обхватив себя руками. Будто замёрзла.
— Ты замёрзла? —
