только и сказала Тамара.
Пока еда шипела на плите, а Саша, покрутившись рядом с отцом, ушёл в другую комнату, он не начинал серьёзный разговор. А то, что разговор будет именно таким, не сомневалась, но задавать вопросы не спешила, давая мужу возможность расслабиться.
— Если бы только ты могла представить, как много я узнал сегодня о людях, которых считал когда-то семьей, — тихо произнёс Арай, глядя в тарелку, поставленную перед ним.
— Ты говорил, что голодный, — так же негромко сказала Тамара. — Сначала поешь, наберись сил, а потом всё расскажешь, и мы вместе придумаем, как нам дальше жить и быть. Всё наладится, Арай, по-другому нам нельзя. Если не справимся сами, у нас есть мои родители, твои друзья, наши старики. Прорвёмся!
Он грустно усмехнулся, но взял ложку и покивал, словно говоря себе что-то мысленно, а вслух продолжил:
— Ты тоже поешь, наберись сил, потому что они нам всем потребуются.
Чуть позже Арай решил приготовить кофе в турке. Наблюдая за образующейся пенкой, начал негромко говорить:
— Не хочу, чтобы Шурка слышал мой рассказ. Ему и так досталось от братьев, он может совсем разувериться в родственных чувствах. — Разлив ароматный напиток по маленьким чашкам, усевшись за стол напротив жены, он продолжил разговор. — Знаешь, мой брат намного старше меня, и особой близости между нами никогда не было. У него свой круг друзей, у меня свой. Как мне казалось в детстве, мама всегда больше любила его, а отец относился ровно к обоим.
Ему вспомнился старый уставший человек, безучастно сидевший на диване в незнакомой квартире и смотревший перед собой. Он тяжело дышал, словно пробежал много километров. Скрюченными от многолетней работы пальцами вытер выступившие на глазах слёзы. Отец выглядел не просто растерянным, а скорее, дезориентированным. Арай тихо спросил, надеясь хоть на какую-то реакцию:
— Пап, ты что-нибудь видишь?
В ответ тот лишь отрицательно покачал головой и тяжело вздохнул.
«Как же это страшно — ничего не видеть, — подумал сын, садясь рядом с ним. — Всю жизнь крутил баранку, столько красивых и разных мест повидал, и вдруг полная слепота. Почему это случилось? Почему не занялись зрением раньше? У кого спросить? Мама молчит. Отец… Ему вряд ли захочется рассказывать мне об этом. Брат? Да, надо позвонить ему. Возможно, я уже не в чёрном списке».
— Я сейчас вернусь, — сказал отцу и вышел на улицу.
Стоя под козырьком подъезда, набрал номер брата и к собственному удивлению сразу услышал его голос:
— Что, уже устал со стариками?
Этот вопрос и сам тон показались Араю до боли знакомыми, а потом вспомнил, что так же говорила с ним Лариса.
— Нет, просто хотел кое-что прояснить для себя. Здравствуй, старший брат. — В трубке послышалось хмыканье вместо приветствия. — Скажи, что у отца со зрением?
— Понятия не имею. Мне было не до этого. У меня своя семья. Родители жили отдельно, никогда не жаловались. Когда мать звонила, я заезжал к ним. Некогда было ездить по врачам, я мотался по собеседованиям, потом ждал вызова. Да и она говорила, что у него один глаз видит. Ты ко мне с претензиями, что ли? — возмутился он.
— Нет, говорю ещё раз. А почему ты так быстро уехал и им ничего не сказал?
— Слушай-ка… — его голос прервался, и Арай понял, что брат злится. — Мне дали два дня на сборы и выезд, я даже не все вещи успел упаковать. Соседи так половину и не прислали, прикарманили, наверное. А там много ценного, между прочим! Ладно, не об этом сейчас. Мне просто всё опостылело. Всё, понимаешь? До печёнок! Этот чёртов город, где все друг друга знают и лезут с вопросами, но если надо помочь — их нет. Работа, где никаких перспектив и роста. Повышения зарплаты не выпросишь. Старики, за которыми почему-то только я должен присматривать. А почему я? Что такого они для меня сделали? Родили, потому что мать случайно забеременела? Я тут при каком? Может, пора тебе взять на себя часть обязанностей? А то неплохо ты устроился! Живёшь в своё удовольствие… Да и страна эта мне поперёк горла! Что она мне дала, что?
— Тебя послушать, так все должны, даже страна, — только и успел сказать Арай.
— Вот и живи в этом совке! — гаркнул брат. — А я больше не хочу! Здесь моё место. Никто никому не нужен, никто не лезет ко мне. Дети учат языки, знакомятся с другими культурами. Жена по каким-то обществам бегает, старается втиснуться в новую среду. А я хожу на работу только в определённые часы и получаю гораздо больше, чем…
— И сколько тебе остаётся, после оплаты новой жизни? — усмехнулся младший брат, в душе ужасаясь тому, что слышит. — Тебе скоро полтинник. Ты всё обдумал, прежде чем покинуть родные стены?
— Отвали, сопляк. Как хочу, так и буду жить. А вы оставайтесь гнить в этом дерьме. Проверь телефон матери, он у неё почти сдох от древности, надо новый покупать. Не звони мне больше…
Смакуя по глоточку кофе, Арай закончил рассказ совершенно спокойно:
— Вот так я поговорил со старшим братом. Не знаю, когда в нём скопилось столько ненависти ко всем и всему.
— Наверное, у него какая-то неудовлетворённость из-за несбывшихся планов или желаний, — неуверенно произнесла Тамара, чтобы только поддержать мужа, но сама не понимала, как могут быть такими разными два родных брата. — Бог с ним. Он взрослый человек, сам выбрал свой дальнейший путь. Может, с такой злостью ему легче жить?
— Да кто же его знает? А потом я вернулся в квартиру, помог отцу с душем, накормил его. Провёл по комнатам, объяснил, что и где находится. Хорошо, что там две отдельных кровати в спальне. Уложил его спать, посидел рядом. Мама всё время уходила от нас, чтобы только со мной не пересекаться… Отец вдруг заговорил со мной — шёпотом. Он сказал, что она любит меня, но я не оправдал её надежд. Ни в чём и никогда.
И снова он погрузился в воспоминания. Слова отца врезались в память, казалось, навечно, до конца дней.
— Ты всегда, с самого рождения был ласковым, добрым, внимательным. Поздно она тебя родила, тяжело носила, много лежала на сохранении, после родов что-то с ней приключилось, характер совсем испортился. А ты даже ещё в школу не ходил, но старался помогать, жалел нас, когда мы уставали. Мне всегда подушку приносил, стоило прилечь на диване. А маме… собирал цветочки, дарил. Сумки тяжёлые таскал. Брат-то вечно занят своими делами, мы его и не видели, а ты дома. Помню,
