брат, зайдя на кухню. Я в это время нарезала помидоры, с силой стуча ножом по разделочной доске.
Вова потянулся за кусочком помидора, но я легонько ударила его ладонью.
– Да какая муха тебя укусила? – возмутился брат. – Спасибо, что ножом руку не оттяпала.
– Пожалуйста!
– Ну дурында…
Я тяжело вздохнула и убрала в сторону нож.
– Это кошмар какой-то! – все-таки начала возмущенно я. – Представляешь, как Давид подставил всех? Записался на какое-то интервью и решил не идти на выступление. Еще и меня обвинил в безразличии к собственной персоне. Я вроде как даже виновата осталась.
– А я тебя сразу предупреждал, что он гад, – сказал Вовка и запихнул в рот несколько нарезанных помидорин.
– И как мне теперь солировать одной? – расстроенно спросила я, впрочем, не у Вовы. Этот риторический вопрос был задан в пустоту.
– Ну хочешь, я его заменю? – предложил брат.
– Ты-то с чего?
– Ну как? Мы же родственники. Если ты хорошо поешь, мама хорошо поет, то, наверное, и я могу? Может, у меня это… скрытый талант.
Вовка фальшиво затянул мелодию, стараясь перейти на фальцет. От его пения я только поморщилась.
– Лучше скрывай свой талант дальше, – посоветовала я, – но спасибо за поддержку.
– Пьеро тебя кинул? – раздался за спиной голос Матвея.
Мы с Вовой обернулись.
– Подслушивать чужие разговоры нехорошо, – сказала я.
– Я на помощь другу спешил, услышав душераздирающий крик, – ответил Матвей. – Думал, ты его, как поросенка, прирезала.
– Я пел вообще-то, – обиделся Вова. – Какой-то день оскорблений.
– И что ты думаешь теперь делать? – спросил Мальцев у меня. Он стоял, привалившись одним плечом к стене, руки засунул в карманы свободных черных брюк.
– Справлюсь как-нибудь одна, – ответила я, стараясь придать голосу безразличие. Но на самом деле мне было страшно. Очень-очень страшно… При мысли о неминуемом провале начинало подташнивать. Захотелось внезапно заболеть и не прийти. Но то, что простят Перову, никогда не простят мне. – Без Давида у нас, конечно, не будет шансов на победу, потому что ставки на его медийность. Больше нам нечем выделиться. Ну хотя бы поучаствуем.
– Сочувствую, – сказал Вова, продолжая подъедать мои помидоры.
– Удачи, – кивнул Матвей. – А уху все-таки попробуй. Если у тебя аллергия на меня, так я уже ухожу.
– А доиграть? – возмутился Вова. – Ты мне реванш хотел дать!
– Завтра доиграем, – пообещал Матвей, напоследок погладив котят, которые уже крутились на кухне у нас под ногами. – У меня возникли дела.
– Пусть топает, – не сдержавшись, сказала я Вове. Знаем мы, какие у него дела.
Когда Матвей ушел, мы с Вовой сели обедать.
– Соня хочет забрать Мотю, – сказал брат, когда черный котенок, уцепившись когтями, принялся забираться по его штанине. – Бабушке на дачу отвезти, у нее там мыши.
– Почему именно Мотю? – ревностно спросила я.
– Да тебе любого жалко отдавать.
– А Мотю жальче всех, – вдруг дрогнувшим голосом сказала я, – он только мой.
* * *
С самого утра моросил дождь. День был хмурым и пасмурным. С ребятами из хора мы встретились уже на крыльце концертного зала. Настрой у всех был очень далек от боевого. Даже Ирина Вадимовна, сильная, волевая, привыкшая нас строить, сегодня выглядела поникшей. Конечно, она и слова дурного не сказала о предательстве Давида. Наоборот, перед тем, как зайти внутрь, задвинула жизнеутверждающую речь, что любой из нас, решивший, как и Перов, серьезно заняться музыкой, сможет достичь таких высот. Упорство, трудолюбие, репетиции, талант… «И сегодня мы не потеряли своего лидера. Мы обрели возможность выйти из его тени и показать все, на что способны!..» И бла-бла-бла… Все слушали Ирину Вадимовну без особого энтузиазма, тем более что дождь с прохладным ветром не добавляли хорошего настроения. Мимо нас проходили другие коллективы, громко и возбужденно обсуждая предстоящий концерт. Мы невольно провожали их несчастными взглядами.
– Эй, ну вы чего? – возмущалась Ирина Вадимовна. – Как вы на сцену выйдете? Будто вас вытащили из холодильника и не успели разморозить. Вперед, вперед, живее!
Сначала она всех загнала внутрь концертного зала, а уже там аккуратно взяла меня под локоть и отвела в сторону.
– Катюша, все внимание, конечно, будет на тебе. Ты сильно не волнуйся, но все-таки помни, что от тебя зависит очень многое.
После ее наставлений внутри меня еще больше поднялась паника. И ведь я знаю, что в зале не будет ни одного человека, который пришел бы меня поддержать. Если бы мы до сих пор общались с Диной, она точно явилась бы на концерт, ведь была рядом со мной в день прослушивания… Возникало ощущение, что с того момента прошел целый год.
В зал мы шли словно на казнь. Разумеется, наше выступление обречено на провал: отсутствие явного лидера, неопытная, трясущаяся как заяц солистка, нафталиновая песня и наши наряды – черные юбки и брюки и белые рубашки. Мы выделялись среди остальных участников слишком консервативными нарядами. И по нашему внешнему виду каждый понимал, что выступление будет предсказуемым и скучным.
Вечером Давид оборвал мне телефон, но я так и не взяла трубку. Потом записал несколько голосовых, в которых сначала злился на меня, потом раскаивался и просил поддержки… Но ни на одно из голосовых у меня не было желания ответить.
Сцена, на которой мы должны были выступать, после школьной показалась мне огромной, как и размер зрительного зала. Меня начала колотить неприятная дрожь, когда я увидела на сцене инструменты, микрофонные стойки, огромные колонки, нарядных, фальшиво улыбающихся ведущих… Господи, зачем я в это вписалась?
В какой-то момент, думая о предстоящем выступлении, я даже пошатнулась и едва не упала. В это время мы рассаживались по местам. Все кресла в зале уже были практически заняты. Я плюхнулась в свое и прикрыла глаза.
По результатам жеребьевки мы должны были выступать в самом конце, и это, наверное, мое личное проклятие. Слушая выступления первых коллективов, я уже заранее смирились с нашим поражением: у всех были какие-нибудь необычные фишки или очень сильные солисты. Смотреть на сцену вскоре стало невыносимо. Я поднялась с места и принялась пробираться к выходу. В просторном и практически пустом фойе мне стало немного легче. Оглядевшись по сторонам, я вдруг обнаружила сидящего на подоконнике Матвея. Он крутил в руке барабанную палочку и смотрел в окно на оживленную улицу, а я встала как вкопанная. И только тут заметила неподалеку и остальных участников группы. Сева сидел на полу, вытянув ноги в драных «конверсах», играл в телефон и слушал громкую музыку в наушниках. Боря дремал на мягкой банкетке, едва на ней уместившись и забавно скрутившись калачиком. Матвей тоже был в наушниках