Френдзона - Ася Лавринович

– Дальше? – испуганно спросила я. – Оставить все как есть. Дружить.

– Я устал только дружить, Инна, – простонал Сашка. – Я так долго этого ждал…

В висках продолжало стучать: «А что, если ты недостойна его, Инна? Сашка чуткий, добрый, красивый, образованный, обаятельный… К тому же – опытный. Ты знаешь Сашу как друга, но какой он в отношениях?.. А если это ты разочаруешься в нем?»

– Ты на меня давишь, Саша, мне это не нравится! – дрожащим голосом сказала я. – И понятия не имею, как нам быть дальше. Пока я могу тебе предложить только дружбу.

Мне определенно нужно время, чтобы разобраться в себе.

– Я не хочу, чтобы все было, как раньше. Мне тяжело дается такая дружба, Инна, – повторил Сашка упрямо и сел обратно за руль.

– Да? – рассердилась я. – Тогда предлагаю вовсе прекратить наше общение.

Сашка ничего мне на это не ответил. Он отвернулся от меня и стал барабанить пальцами по рулю в такт льющемуся из колонок лаунджу, давая понять, что разговор на этом окончен. За окном уже пролетали огромные хлопья снега. Сашкино молчание я расценила как согласие. Вздумал меня шантажировать! Ставить на кон нашу дружбу!

– В таком случае, прощай! – буркнула я и вышла из машины. Саша незамедлительно дал по газам, и вскоре автомобиль скрылся из виду.

Я стояла у нашей нарядной выкрашенной калитки и смотрела вслед отдаляющимся красным огонькам задних фар. Крупные снежинки падали на мои волосы и разгоряченное лицо, и тут же таяли. Сердце гулко билось, а ноги до сих пор подкашивались. Наконец к нам пришел долгожданный снег. Кажется, даже разыгрывалась настоящая метель. Но сейчас мне было все равно.

* * *

Я лежала на своей кровати и пялилась в потолок. После событий на даче прошло несколько дней. Сашка уже должен был вернуться в город со сборов. Разумеется, за это время мы не обменялись даже сообщениями в телефоне. Неужели это и правда конец?

Все эти дни я бездумно слушала музыку, ела печенье, смотрела в окно. Маме даже звонила наша классная, жаловалась, что я с начала четверти учусь просто отвратительно. Столько двоек успела схлопотать. Ну, а что поделать, если из-за всех этих ссор с близкими я вообще ни о чем не могу думать. Какая, к черту, учеба.

В наушниках чаще всего играла группа «Сплин». Классика жанра. Я взбиралась на подоконник и, любуясь, заснеженным двором, качала ногой в такт песням:

И все это время я часто вспоминала наш с Сашей поцелуй. Тогда Сашка целовал меня так долго, будто не желая никогда останавливаться. Будто он знал судьбу этого поцелуя, который оказался для нас последним.

Я слышала, как с работы пришла мама. Хлопнула дверь, звякнули ключи, которые она бросила на тумбочку.

– Инна? – крикнула мама из коридора. – Честно говоря, мне надоело быть для тебя посыльным. Выйди в коридор, тут для тебя кое-что есть.

– Неси сюда! – вяло откликнулась я.

– Не могу! – тут же отозвалась мама.

– Тогда ничего не надо.

Мама все же заглянула в комнату:

– Уроки опять не делаешь?

– Сделала уже, – эхом отозвалась я.

– Тут Сашу во дворе встретила…

Я даже не пошевелилась.

– Он подарки для тебя передал.

Мама бросила на кровать какую-то книгу. Я мельком взглянула на обложку. Переписка Пастернака с Цветаевой. Помню, как Сашка донимал меня с их эпистолярным романом в сентябре… Какой же он все-таки упрямый.

– Я по дороге пролистала ее. – Мама села рядом со мной. – Какая же судьба была тяжелая у людей. А ты из-за ерунды какой-то сидишь дома, страдаешь, как квашня. Даже не рассказываешь, что в очередной раз у тебя стряслось.

Я ничего не ответила. Нет, за это время я несколько раз собиралась с духом подойти к маме и поведать ей обо всем, что случилось в эту ненормальную осень. Но всякий раз меня что-то останавливало. А вдруг она меня не поймет? Вдруг осудит. Или, что самое страшное, начнет жалеть. Тогда я не выдержу и разрыдаюсь. Ненавижу, когда ко мне испытывают чувство жалости. Так и приходится отсиживаться в своей комнате и молчать навзрыд.

– А ты знала, что когда Марину Цветаеву отправили в эвакуацию после начала Великой Отечественной, Борис Пастернак помогал ей упаковывать вещи. Тогда он принес веревку, чтобы перевязать чемодан, и, дабы убедить, что та крепкая, пошутил: «Веревка все выдержит, хоть вешайся».

– И что? – угрюмо спросила я.

– А позже ему передали, что именно на ней она и повесилась. – Мама тяжело вздохнула.

– Спасибо, мама. Это очень жизнеутверждающая информация. Как раз то, что мне сейчас нужно.

– Ну, ты хоть почитай! – мама поднялась с кровати.

– Как-нибудь обязательно, – ответила я.

Внезапно в дверь комнаты кто-то поскреб.

– Что это? – насторожилась я. – Крыса?

– Это Саша, – неоднозначно ответила мама. – Ой, что я такое говорю! Правильнее будет: второй подарок от него.

Я тут же вскочила с дивана и отворила дверь. Ко мне навстречу вразвалочку направился толстый щенок породы золотистый ретривер.

– Это шутка? – Я раскрыла рот от удивления.

– Саша передал, что это достойная замена ему. Не знаю уж, что он имел в виду… Инна, вы поссорились, что ли? Почему он больше не заходит к нам?

Я подхватила щенка за пушистое круглое пузо.

– Господи, он крошечный. – У меня заслезились глаза.

– Это пока что, – скептично заметила мама. – А потом он всю квартиру мне разнесет.

– Потом мы будем жить на даче и готовиться с ним к поступлению в университет. Не беспокойся, мамочка! – Я счастливо закружилась по комнате вместе с щенком. – Мама, но как Саша тебя уговорил?

– Он уже давно подготавливал почву для этого, – рассмеялась мама.

– Как же мы его назовем? – растерялась я. – Слушай, а как звали героя Боярского в фильме «Собака на сене»?

– Вроде Теодоро, – растерянно ответила мама. – Но при чем тут он?

– Он, – я указала на толстого щенка, – герой моего романа. Теодоро!

– А слова Саши-то как расценивать? Он к нам на чай вечером не зайдет?

– У меня теперь новый лучший друг, – ответила я, чмокая пса в круглую макушку песочного цвета. – И ты только посмотри, какой он прекрасный.

Когда мне было восемь лет, мы переехали с мамой на другую квартиру.