разные предметы?
ФРЭНСИС: О… ну, знаете, я много чем интересуюсь. И подумала, что, ну, понимаете, было бы неплохо использовать оба полушария и получить более широкое… глубокое… образование. И мне нравятся разные предметы, да.
БС 1: [моргает и кивает]
БС 2: В своем эссе ты написала, что твой интерес к английской литературе начался с книги [подглядывает в листок] «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.
ФРЭНСИС: Да!
БС 2: И чем же конкретно она тебя вдохновила?
ФРЭНСИС: [совершенно неготовая к такому вопросу] О… да. Ну, думаю, темами, которые поднял автор. Мне всегда были близки темы разочарования и одиночества, [смеется] ну знаете, типичные проблемы подростков! Кхм, и еще, конечно, многое в книге заинтересовало меня с литературной точки зрения, например… Например, мне понравилось, как Сэлинджер передал разговорную речь подростков сороковых и пятидесятых годов. Я впервые читала старую книгу – в смысле, классику, – в которой герои выражались человеческим языком… Я почувствовала глубокую связь с главным героем и, наверное… мне захотелось понять почему.
БС 2: [кивает, улыбается, но, кажется, не слышал ни слова из того, что я сказала]
БС 1: Что ж, Фрэнсис, полагаю, пора задать самый главный вопрос: почему ты хочешь изучать английскую литературу?
ФРЭНСИС: [мучительная пауза] Ну… [еще одна мучительная пауза – почему в голове ни одной мысли?] Ну, я… Я всегда любила английскую литературу. [Третья мучительная пауза. Давай. Есть же другие причины. Давай. Не спеши. Соберись.] Английская литература всегда была моим любимым предметом. [Наглая ложь.] Я с самого детства мечтала учиться в университете. [Какая чушь. Если ты и дальше будешь говорить как робот, они ни за что тебе не поверят.] Мне нравится анализировать тексты и то, как они… создавались. [Не понимаю, за что ты так со мной?! Звучит так, будто ты врешь!] Надеюсь, что изучение литературы в университете поможет мне больше читать. [Погоди, ты только что призналась, что мало читаешь? Так зачем тебе поступать на английскую литературу?] Думаю… [Почему ты хочешь изучать литературу в университете?] Думаю, я всегда… [Всегда что? Всегда врала себе? Всегда верила, что тебе нравится литература, хотя на самом деле ничего подобного?]
БС 2: Что ж, перейдем к следующему вопросу.
Сразу после собеседования начался экзамен, на котором я должна была сравнить два прозаических отрывка. Не помню, о чем они были, и понятия не имею, что я написала. В аудитории с большим столом кроме меня сидело еще двадцать человек. Я все время ерзала и, кажется, в результате написала меньше всех.
Второе собеседование прошло примерно так же, как первое.
Когда я вернулась в «Старбакс», Рейн читала газету. Завидев меня, она тут же ее отложила.
А я вдруг поняла, какая Рейн замечательная: отвезла нас в Кембридж, хотя это было совсем не обязательно, потом сидела и ждала тут три часа.
– Как все прошло?
– Ну…
Ужасно. Посреди собеседования в университете, к поступлению в который я готовилась последние десять лет, я вдруг поняла, что выбранный предмет меня совершенно не интересует. Потом я напрочь забыла, что хотела сказать, умение нести чушь изменило мне чуть ли не впервые в жизни – и я свела на нет все свои шансы попасть в Кембридж.
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Сделала что смогла.
Рейн пристально на меня посмотрела.
– Но ведь это хорошо? Куда уж больше-то?
– Точно. – Но я не выложилась на полную. Скорее, наоборот. Как я могла быть так слепа? Как позволила себе зайти так далеко?
– Полезно быть умной, – сказала Рейн со смешком – и вдруг опустила глаза и погрустнела. – А я все время боюсь, что стану бездомной. Хотела бы я, чтобы наше будущее не зависело от оценок.
– Полезно, – задумчиво повторила я. Подходящее слово.
У Дэниела еще не закончилось второе собеседование, поэтому мы с Рейн отправились гулять по Кембриджу. Она успела изучить город и повела меня смотреть старый мост через реку и в кафе, где продавали молочные коктейли, посчитав, что эти места достойны внимания в первую очередь.
К половине шестого мы вернулись в «Старбакс». Я решила пойти поискать Дэниела – он уже должен был освободиться, – чтобы ему не пришлось бродить одному в темноте. Рейн возразила, что тогда бродить одной в темноте придется уже мне. Я предложила составить мне компанию, но Рейн захныкала и ответила, что у нее нет сил шевелиться – тем более что нам удалось занять диванчики в углу зала.
Так что в итоге я все-таки пошла за Дэниелом одна, со стаканчиком латте со вкусом эгг-нога [22]. Честно говоря, я уже устала от «Старбакса».
Королевский колледж, куда подавал заявление Дэниел, даже в сумерках выглядел величественно, как готический замок. Высокий, сложенный из белого камня, он ничуть не напоминал скромный колледж, где я проходила собеседование. Пожалуй, для Дэниела это было самое подходящее место.
Сам Дэниел сидел в одиночестве на низкой кирпичной стене. Свет от экрана мобильного освещал его лицо и теплую куртку Puffa, из-под которой выглядывал воротник школьной формы с галстуком. Он и в самом деле идеально вписывался. Я легко могла представить, как через несколько лет Дэниел в мантии идет к собору на выпускную церемонию или обменивается шутками с долговязым парнем по имени Тим по пути в дискуссионный клуб, где Стивен Фрай будет выступать с речью о приватизации Национальной службы здравоохранения.
Когда я подошла, Дэниел оторвался от телефона, и я улыбнулась ему, не разжимая губ, в стиле типичной Фрэнсис.
– Привет. – Я села рядом. Дэниел без особого успеха попытался улыбнуться в ответ. – Все в порядке?
Мне показалось, что глаза у него заплаканные, но, может, я ошиблась. Хотя вряд ли.
– Ага, – выдохнул он, хотя мы оба понимали, что это ложь.
Дэниел вдруг наклонился, уперев локти в колени, и уронил голову на руки.
Тут бы даже слепой увидел, что ни в каком он не в порядке.
– Мне… очень надо поступить, – с трудом проговорил он. – Это единственное… Я…
Дэниел выпрямился, избегая встречаться со мной взглядом.
– Когда мне было тринадцать, я лучше всех сдал тест на когнитивные способности [23]. Получил самые высокие баллы в истории школы… – Дэниел снова начал нервно притопывать. Потом мотнул головой и нервно рассмеялся. – И я… Возомнил себя самым умным. А теперь… Кажется, я дорос до понимания, что во мне нет ничего особенного.
Дэниел был прав. Во мне тоже не было ничего особенного.
– Но… у меня больше ничего нет. Кто я без этого?
Я подумала, что, в отличие от меня, Дэниел хотя бы интересуется предметом, который выбрал. Он выглядел усталым, даже измученным, волосы растрепались, а колени беспокойно ходили вверх-вниз.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Решила, что тебе потребуется моральная поддержка, – ответила я, потом поняла, как отстойно это прозвучало, и добавила: – К тому же опасно парню бродить одному в темноте.
Дэниел фыркнул.
Мы немного помолчали, глядя на безлюдную улицу и витрины пустых магазинов.
– Будешь? – Я протянула ему латте. – Написано, что со вкусом эгг-нога, но больше напоминает грязь.
Дэниел с подозрением покосился на стаканчик, но потом все-таки сделал глоток.
– Спасибо.
– Не за что.
– Что теперь будем делать?
– Поедем домой. Я замерзла.
– Отличная идея.
И снова тишина.
– Твое собеседование правда прошло так плохо? – спросила я.
Дэниел гоготнул. Раньше он издавал такие звуки только в пьяном виде.
– Нам обязательно об этом говорить?
– Нет. Прости.
Он глубоко вздохнул и покачал
