участницей обеих ситуаций. И с появлением Пети, который починил меня, я захотела починить всех вокруг.
Сначала я принесла Карине с Машей горячую пиццу и извинилась перед ними. Потом попросила потерпеть еще немного, совсем чуть-чуть. Просто у Веры сейчас тяжелый период на работе и в жизни. На самом деле она очень одинокая, и я не могу ее ранить. Но в следующем году нас тут не будет. А пока обещаю убирать за ней тщательнее, попрошу слушать музыку в наушниках и не брызгаться в нашей комнате духами.
И пусть не верещит, — сказала Маша.
И стихи — свои, не свои, неважно, — не надо тут читать, у нас не сцена, — сказала Карина.
Мы все равно уже не станем подругами, Настя.
Потому что ты плевать на нас хотела, а ведь мы землячки.
А меня впервые в жизни так явно игнорировали.
Девочки, — вступила я. — Прекрасно понимаю, как виновата перед вами. Я постараюсь понести ответственность и сократить ущерб. Я не надеюсь вернуть вашу дружбу и доверие, но вы можете на меня рассчитывать.
Я была такой спокойной и многословной, настолько на себя непохожей, что Карина и Маша не сразу ответили. Я говорила Петиными словами, но пользовалась ими так, будто они всегда принадлежали мне.
Ну ок, — сказала Карина.
Ок, ладно, — сказала Маша.
Карина, Маша, спасибо вам, дорогие. Правда, спасибо.
С Любой было тяжелее. Я подготовилась к нашему разговору и выписала тезисы. К тому моменту я была уверена, что у Любы РПП. И решила, что ее надо спасать. Я села к Любе на кровать и приобняла ее.
Люба, я знаю, как ты относишься к таким речам, но… я очень привязалась к тебе и… на самом деле полюбила, как если бы мы были хорошими сестрами, понимаешь?
Настюш, у меня тоже к тебе сильные и теплые чувства.
Я переживаю за тебя, поэтому…
Стоп. Настюш, не надо.
А можешь просто послушать?
Нет. Это не просто послушать. Когда добавляешь слово «просто», ничего не становится из-за этого простым.
Согласна, но…
Настюш, я знаю, что ты хочешь сказать, и я ценю твою заботу, но не лишай меня субъектности.
Не поняла.
Я прошу тебя уважать мои решения, потому что я сама за себя несу ответственность.
А если они мне кажутся опасными?
Даже так.
А если — смертельно опасными?
Все равно.
В те дни меня увлекла курсовая работа по социальной журналистике. Я взялась за нее с большим энтузиазмом и использовала каждый свободный час, чтобы еще хоть немного посидеть над ней. Я хотела дописать ее прежде, чем все уедут отдыхать. Потому что после майских праздников начнутся зачеты и преподавательница уже не прочитает так внимательно, как сейчас.
Я впервые занималась тем, что нравилось мне само по себе. Это не привело бы меня к лучшей жизни и никак не приблизило бы успех. Я наконец делала то, что хочется, и это были не вечеринки, а что-то, требующее интеллектуального усилия. Меня захватывало это чувство.
Еще я встречалась с Петей, много сил тратила на дружбу с Верой и еще больше — на то, чтобы ничем ее не расстроить. Так что второй разговор с Любой я решила отложить на середину мая, когда мы все вернемся с каникул.
В середине апреля мы с Петей занялись сексом в его комнате, пока там не было соседей. Мне было нормально, во всяком случае, я чувствовала себя девушкой, а не предметом. А еще я помогала Пете и целовала его не потому, что мы теперь пара и так принято, а потому, что мне хотелось это делать.
Во второй половине апреля я сказала Пете, что почти счастлива. Петя не верил в счастье и называл его конструктом, но я все равно поделилась. Он выслушал внимательно и поцеловал меня. Мы много целовались и еще больше учились вместе. Учеба вдруг причудливо связалась с эротикой, иногда, дописав главку, я чувствовала сильное возбуждение. Если Петя был рядом, я утягивала его в какое-нибудь тихое место и мы занимались сексом.
Я отправила курсовую работу научной руководительнице — она очень удивилась, что я так рано. Пообещала не тянуть и прочитать все на майских праздниках.
Москва не стала для меня уютной колыбелью, и я понимала, что вряд ли станет. Но я больше не относилась к ней как к склепу на телах приезжих девочек. Я начала с интересом ее исследовать и осторожно заходить на территории, которые раньше казались мне враждебными. Например, мы с Петей сходили в театр по студенческим билетам: сидели в самой глубине и почти ничего не видели. А еще зашли в ГУМ, и я удивилась, насколько это туристическое место.
Мне даже не хотелось уезжать домой на праздники, хотя я соскучилась по маме, папе и горам. Я собиралась на вторые майские, потому что на первых дома гостила Бэлла с мужем и ребенком. Я вдруг поняла, что мне любопытно посмотреть на маленькую Еву, но была еще недостаточно крепка для этой встречи.
Вера, конечно, ехать со мной не собиралась. Когда я сказала ей, что в следующий раз точно поедем вместе, она даже не вспомнила, что хотела познакомиться с моей родиной.
Я планировала вернуть всем долги. Показать маме новую счастливую себя. Дать понять, что в прошлый приезд я была еще не собрана, тяжело и в муках перерождалась, а теперь готова к хорошей жизни. Каждый день ходить к бабушке и дедушке. Я почти не общалась с ними весь год и знала, что они скучают. Хотела помочь им с чем-нибудь во дворе, сделать много радостных фотографий на память. Поговорить с папой. Ничего, что он так скуп на слова, — он же может меня слышать. Скажу, что ни на что не обижаюсь и горжусь тем, как сильно он старается для своей семьи. Встретиться с Сережей и извиниться.
Но перед тем как расчистить завалы дома, я должна была закончить здесь. Поговорить с Верой о наших отношениях. Понять, как отделиться от нее и не растерять нашу дружбу. Я ведь даже не сказала ей о Пете.
Петя тоже остался на первые майские, чтобы побыть со мной. Наступил зазор между праздниками с как бы учебными, но на самом деле не сильно обязательными днями. Мы
