Наталья. Не хочу.
Людмила. Фу, какая капризная!
(Рашель встала, отошла прочь; Наталья не спеша — за ней; остановились у окна.)
Наталья. Ну что?
Рашель. Ужасно.
Наталья. Я бы убила сына, но не оставила здесь.
Рашель (обняла её за плечи). Не могу я увезти его… за границу без помощи Вассы Борисовны.
Наталья. Дядя устроит. Он рад чем-нибудь ударить мать. Выкрадет — спрячем. Потом переправим к тебе.
Рашель. Куда? Я не знаю, где буду жить. Если удастся вернуться в Швейцарию — проживу там несколько недель… Мне нужно жить в России. У меня нет возможности воспитывать Колю. А там, в Лозанне, у сестры — хорошо было бы…
Прохор (остановил Пятёркина, кричит). Не понравилось?
Рашель. Нет.
Прохор. Не чувствуешь искусства!
Рашель. И поёте вы нестерпимо…
Прохор. Виноват. По линии выпивки, а также игры в преферанс — почти непобедим, но к пению — не приспособлен природой. Душа — мягкая, а горло — сухое, хрустит. Пятёркин — ступай вон, бездарная личность, не понравились мы! Рашель, идём ко мне, я тебе коллекцию замков покажу.
Рашель. Я видела её.
Прохор. Когда? Ты теперь посмотри! У меня тридцать семь амбарных, четыре крепостных, сорок два сундучных с музыкой. Этого ты нигде не увидишь. И — кроме того, идём! Два слова скажу… Важных. (Берёт её под руку, уводит, она следует за ним неохотно.)
Наталья (посмотрев на сестру). Ты что?
Людмила. Ничего. Спать хочется.
Наталья. Иди.
Людмила. Скучно. Плакать хочется.
Наталья. Иди, ляг, поплачь и усни.
Людмила. Так всегда бывает. Дождусь Васи, я не люблю, когда её дома нет.
Наталья. Ты всё чаще её называешь Васей.
Людмила. Потому что люблю, а ты не любишь.
Наталья. А я — не люблю.
Людмила. Она это знает.
Наталья. Да, ещё бы не знать.
Людмила. А ты на неё похожа, похожа!
Наталья. За то мы и не любим друг друга.
Людмила. Она тебя любит.
Наталья. Мучить любит.
Людмила. Ты сама её мучаешь.
Наталья. Ну и я.
Людмила. Какая ты… глупая! И дядя тоже глупый — советует украсть Колю.
Наталья. Ты об этом не говори матери.
Людмила. Конечно — скажу.
Наталья. Зачем?
Людмила. Нет, не буду расстраивать, не скажу.
Наталья (вздохнув). Блаженная ты у нас… Выродок. Ни на кого не похожа.
Васса (входит). Что это — ругаетесь?
Людмила. Нет, просто разговариваем.
Васса. Крупно разговариваете. Прохор сигару курил — сколько раз просила не курить сигар у меня. Наталья, кажется, слишком выпила.
Наталья. Ещё держусь на ногах.
Васса (наливая портвейн). Чай холодный? Налейте мне.
(Наталья наливает.)
Васса. Семьсот рублей, как в печку бросила. Везде — взяточники. Продажные души. Что вы тут делали?
Наталья. Чай пили.
Людмила. Пятёркин плясал. Дядя уговаривал Рашель украсть Колю.
Васса. Ишь, какой забавник! А — она что?
Людмила. Не согласилась. Она стала скучная. Хуже стала, чем была. Неприятная. Умные — все неприятные.
Васса. Так. А я, по-твоему, — дура?
Людмила. Ты — не дура, не умная, а просто человеческая женщина.
Васса. Уже и не знаю, что это значит? Хуже дуры? Ну, пусть будет так — человеческая женщина. Отнеси самовар, скажи, чтобы подогрели. Наталья — хочешь за границу съездить?
Наталья. Да, хочу. Вы это знаете.
Васса. Можешь. Возьмёшь Анну.
Наталья. С Анной — не поеду.
Васса. Почему?
Наталья. Она мне и здесь надоела.
Васса. Одну — не пущу. Эх, девка…
Наталья. Да.
Васса. Нет у меня времени поговорить с тобой.
Наталья. А Кольку воспитывать — найдёте время?
Васса. Ему — мало надо.
Наталья. Нет, больше, чем мне.
Васса. Поезжай с Анной, Фёдора увидишь.
Наталья. Это меня не соблазняет.
Васса (орёт). Дьявол! Молчать!
Наталья. Хорошо… Молчу.
Рашель (входит). Что это вы?..
Васса. Да, да — зря крикнула. Зря. Разволновали меня, даже сердце колет… Ну что, Рашель? Прохор предлагал украсть Колю?
Рашель. Он выпивши.
Васса. Он и трезвый — может… Вы, девицы, шли бы спать, поздновато, а?
Людмила. А — ужинать?
Васса. Про ужин я забыла. Пить хочу. Пить, горячего чаю. Ну, идите, пусть накрывают на стол. Что, Рашель, как?
Рашель. Слушайте-ка, Васса Борисовна, отдайте сына, я его отправлю за границу…
Васса. Снова, значит, спорить хочешь? Нет, не отдам!
Рашель. Я совершенно не могу себе представить, что вы будете делать с ним? Как воспитывать?
Васса. Не беспокойся, сумеем. Мы люди осёдлые. У нас деньги есть. Наймём самых лучших учительниц, профессоров… Выучим.
Рашель. Выучите не тому, что должен знать честный человек. Жить Коля будет в этом доме с балалайками, с гитарами, с жирной пищей, полупьяным Прохором Храповым, с двумя девицами: одна — полудитя, другая — слишком озлоблена. Васса Борисовна, я неплохо знаю ваш класс и здесь, в России, и за границей, — это безнадёжно больной класс! Живёте вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живёте, презирая, ненавидя друг друга и не ставя перед собой вопроса — зачем живёте, кому вы нужны?.. Даже лучшие, наиболее умные люди ваши живут только из отвращения к смерти, из страха перед ней.
Васса. Всё пропела? Ну — отдохни, послушай меня. Чего не понимаю я в тебе — так это вот чего: как это выходит, что смелый твой умишко и слеп и хром, когда ты о жизни говоришь? Класс, класс… Милая, Гурий Кротких — управляющий пароходством моим — насчёт класса лучше твоего понимает: революции тогда законны, когда они этому дурацкому классу полезны. А ты о какой-то беззаконной революции толкуешь… о надземной какой-то. У Кротких — дело ясно: социалисты должны соединить рабочих для интереса промышленности, торговли. Вот как он предлагает, и это — правильно! Он не дурак… в этом, а вообще в делах ещё глуп.
Рашель. Его фамилия — Кротких? Ну вот, сообразно его фамилии он и проповедует воспитание пролетариев кроткими. Он — не один такой. Такие — весьма часто встречаются. И, как верным рабам вашим, вы позволяете им подниматься довольно высоко…
Васса. Ты пойми — мне, Вассе Храповой, дела нет до класса этого. Издыхает, говоришь? Меня это не касается, я — здорова. Моё дело — в моих руках. И никто мне помешать не может, и застращать меня ничем нельзя. На мой век всего хватит, и внуку очень много я накоплю. Вот и весь мой разговор, вся премудрость. А Колю я тебе не отдам. Давай — кончим! Ужинать пора. Устала я.
Рашель. Не буду я ужинать. Противен мне хлеб ваш… Где я могу отдохнуть?
Васса. Иди. Наталья укажет. (Поднимается со стула с трудом. Снова села, зовёт.) Анна! (Ответа нет.) Хлеб мой противен ей… Кто посмел бы сказать мне этак? Ух… язва! (Звонит.)
Поля. Вы звонили?
Васса. Чёрт из-под печи. Где Анна?
Поля. У барышень.
Васса. Позови. (Сидит, прислушиваясь к чему-то, щупает шею, покашливает. Анна.) Что тут было без меня?
Анна. Прохор Борисович предложил выкрасть Колю.
Васса. Сам предложил?
Анна. Да. Сначала сказал: «Правильно — тебе сын ни к чему», а потом вдруг обрадовался: «Это, говорит, сестре вилка в бок».
Васса. А как Наталья?
Анна. Это она предложила выкрасть…
Васса. Путаешь! Врёшь!
Анна. Я — не путаю, так было: когда Рашель Моисеевна сказала, что вы Колю оставляете за собой, Прохор Борисович сказал: «Правильно», а когда Наташа предложила: «Выкради», так и он тоже…
Васса. Так. Ему — только бы укусить меня. Хоть за пятку, да укусить.
Анна. «У меня, говорит, Пятёркин не то что ребёнка — архиерея украсть может».
Васса. Вредная собака — Пятёркин этот…
Анна. Совершенно гнусный раб! Ни чести, ни совести. И — такой дерзкий, такой жёсткий…
Васса. Смягчим.
