времени, тем прочнее и глубже становилась их тогда еще полудетская дружба. Дружба, вскоре начавшая волновать его кровь. Влюбился ли он в свою девочку по-настоящему, или был томим любопытством, впервые давшим о себе знать в его тринадцать лет? На тот момент оба этих ощущения казались ему одним и тем же. Мальчик так смутно понимал настоящее значение слов «любовь» и «секс», что втайне запаниковал, боясь, что подруга в любой момент его бросит.
Оковы стеснительности были сброшены лишь после их спонтанного поцелуя на прогулке по городу. Его первый, первый поцелуй в тринадцать лет! Шахар был так счастлив, что даже не сомкнул глаз от возбуждения той ночью. С тех пор, он и Галь стали общепризнанной парой в классе, чем опередили всех своих знакомых. Ждать себя не заставили ни завистливые взгляды одноклассниц, ни смущенно-высокомерное отношение других мальчишек, засматривавшихся на Галь, ни, конечно же, сплетни. Радовался он еще и потому, что сразу же перестал быть просто «заумником», и превратился в привлекательного и сильного духом молодого человека, закрепив за собой другое свое прозвище: "супермен".
Однако, незаметно для посторонних глаз, Шахар еще достаточно долго промаялся, не зная, как удовлетворить свои сексуальные желания. Он насмотрелся тайком эротических фильмов, но все-таки не решался.
В конечном итоге, Галь сама же и напросилась. Парень отчетливо помнил их первую близость. Это случилось здесь же, на этой же самой кровати, в эти же послеобеденные часы, когда родителей не было дома. Момент был волнующим и очень трогательным. Будучи неопытным, он не смог взять любимую с первой попытки, но оба проявили друг к другу такую нежность и поддержку, что, все равно, ощущали себя как на крыльях. Опыт к ним приходил постепенно. Спустя полгода юные любовники уже вели себя в постели раскованно и страстно, и каждое их уединение становилось настоящим событием.
Девятый и десятый классы были их "золотым веком". Шахар заваливал подругу безделушками, цветами и романтичными открытками. Он проводил с ней подчас целые дни, в ущерб общению с ребятами. Он дежурил около нее, когда она заболевала. Он брал ее с собой во все их семейные поездки. Все это было взаимным. Группа фотографий тех лет, на которой задержался задумчивый взгляд юноши, давала наглядное представление о том, насколько они оба были счастливы. Даже фон тех фотографий, казалось, сиял, оттого, что на них сияли глаза двух влюбленных…
…Звонок в домофон, возвестивший о приходе родителей, прервал поток воспоминаний Шахара. Плотно закрыв дверь в свою комнату, он отправился поприветствовать их и принять участие в традиционном семейном ужине. Потом он помогал отцу разбирать балконный тент, который, несмотря на осеннюю погоду, все еще выполнял свое летнее предназначение. И лишь когда в гостиной загудел телевизор, по которому передавали новости, Шахар вернулся к себе и к своему нарушенному ходу мыслей…
…Он судорожно пытался восстановить в памяти тот самый момент, когда все начало меняться. Наверно, это был процесс, неощутимый и невидимый, начавшийся на рубеже одиннадцатого класса. Случилось то, что после долгих лет упорного подъема в гору, любящие оказались на самой ее вершине, откуда дальше было некуда идти, и обосновались там, под облаками. В их устоявшихся отношениях было словно нечто однозначно решенное. Это правда, что Шахар стал очень уверенным в себе и больше не считал необходимым постоянно проявлять свои чувства. Неуемный и эмоциональный характер Галь иногда его немного раздражал, но что могло быть более потрясающим, чем видеть ее лучистые, полные страсти глаза, и обладать ее роскошным гибким телом? Он превратился в лидера. "Ты всего лишь по-хозяйски кладешь мне руку на плечо", – заявила сегодня Галь, и, к сожалению, в ее утверждении было много правды. Но тот, в чьих руках бразды правления, свободен. Шахар, окрыленный своими высокими оцкеками и зарожденными карьерными амбициями, фактически, заставил ее принять то, что помимо нее одной у него есть и другая страсть – страсть к успеху.
Молодой человек порылся в куче фотографий, и обратил внимание на то, что, чем ближе были они по срокам к настоящему времени, тем чаще в них появлялись другие лица: их друзья, родные, знакомые. И на всех этих снимках ощущалось неподдельное одобрение любовной пары, особенно благодаря той «хозяйственности», с какой его рука покоилась на плече подруги. Все вокруг как будто дали им свое негласное согласие. И то, что Шимрит Лахав возложила на него определенные надежды, которые юноша не мог не понимать, не причиняло ему никакого дискомфорта, поскольку он сам уже воспринимал свой роман с Галь, и ее отношение к нему, как должное…
…Тут его опять позвал отец для того, чтобы отнести разобранный тент в подсобную в подвале дома. Более получаса Шахар помогал переносить по темным террасам металлические элементы конструкции. Они натирали ему плечи, кое-где были с торчавшими болтами и зазубринами. Отец устало ворчал, что именно сейчас у него дошли руки до пустяшного дела, которое нужно было закончить еще месяц назад.
– Всему свое время, папа, – ободряюще ответил сын, поразившиь своему ответу.
Взаправду, всему настает свое время! Шахар, под впечатлением своего ответа, спросил себя, что изменилось бы, займись он раньше, скажем, в прошлом году, этим самокопанием. А ничего! Просто потому, что тогда в этом не было никакой надобности. Впрочем, у него и не возникло бы никакой такой надобности, если бы не устроенный Галь скандал…
…Парень невольно схватился за голову. Случившееся между ними сегодня предстало ему вдруг в таком ярком свете, что даже взглянуть на него было больно. Все пронзительные крики Галь, которые днем вызвали у Шахара одну только ярость и досаду, обрели для него в миг свой подлинный смысл.
Случилось то, что уже давно достигший пика их роман исподтишка послал им испытание. Настоящее испытание на зрелость их чувств. Галь, романтичная, пылкая Галь, оказавшись перед жизненной дилеммой, доказала, что любит его безгранично. И, стало быть, если широко закрытые глаза девушки в один момент открылись на все то, в чем до сегодняшнего дня он вообще не отдавал себе отчета, то, видимо, он не прошел испытание с честью. Видимо, слишком явно проявились в нем его ощущение собственной значимости и целеустремленность, оставив на долю изумленной подруги лишь то "хозяйское", привычное, само собою разумеющееся, что раньше она воспринимала как должное, и что теперь ее буквально ударило по лицу. Его вина оказалась в том, что он предпочел того Шахара Села, который жил внутри него, тому, который долгие годы был частью наивного сердца и доброжелательного, гармоничного мира его девчонки. Они вели неравную игру.
При этой мысли Шахар едва не сошел с ума. Видит
