Несмотря на это всеобщее хорошее расположение, несмотря на веселые и довольный улыбки, которыми меня награждала Заза, несмотря на то что бесхитростная радость ее мне была по душе, я не переставая чувствовал беспокойство. Я все время делал над собой усилие. Я постарался развлечь разговорами свою соседку, - помощницу заведующего кооперативом, - вступил в небольшое, как можно более расплывчатое, обсуждение политических известий, потом, внезапно {160} оказавшись в центре внимания, рассказал, как нам с Заза удалось, в короткий срок, развить и укрепить дело и, применительно к этому, обменялся с секретарем несколькими фразами об административных и налоговых придирках. Сам бывший коммерсант, он оказался очень в курсе этих вопросов. За курицей последовало жаркое, за ним второе жаркое, потом салат, овощи, сыры. Принесли фрукты, и хозяйка предложила шоколадный крем, пояснив, что он приготовлен и ей, и Заза, давшей, в последнюю минуту, ценные указания, что и позволило крему выиграть в сравнении с другими кремами. Заза весело побежала на кухню, вернулась с вазой и сама обнесла приглашенных.
- Вы любите шоколад? - осведомилась моя соседка, заметив, что крем особенно вкусен оттого, что не слишком сладок. Заза предложила посыпать сахарной пудрой, за которой снова пошла на кухню.
- Мадам Заза, - сказала хозяйка, - отлично готовит. Я это узнала когда мне пришлось ее как-то попросить помочь, в той квартире, где вы теперь живете.
Заза принесла пудру.
- Может крем не всем по вкусу? - спросила она. - Некоторые любят, когда очень сладко.
- Если крем недостаточно сладок, - заметила хозяйка, - то вины Мадам Заза в этом быть не может.
Но все единодушно запротестовали, говоря, что именно оттого, что крем не очень сладок, он так оригинально-приятен.
- Некоторая его горькость зависит от того, - сказала хозяйка, - что самый шоколад не совсем обыкновенный. Я нашла несколько таких плиток в одном из ящиков, в лавке, когда получила ее по наследству от брата, и спрятала их из-за оригинальной упаковки.
- Я сейчас принесу эту упаковку, она, правда, очень оригинальная, прощебетала Заза, выпорхнула в кухню и вернулась с таким мне страшно знакомым, прозрачным футляром в руках! И в нем был рисунок...
- Какая ваша жена хорошенькая, - прошептала моя соседка.
- Больше никогда я такой упаковки не видела, - произнесла хозяйка. Да и представитель, предлагавший шоколад этой марки, куда-то пропал.
Секретарь взял футляр, внимательно его осмотрел и вынул из него Зоин рисунок.
- Действительно оригинально, - сказал он. - И футляр. И рисунок. Смотрите: точно купола, сосны. Какой-то северный пейзаж, и небо... Вы говорите, что представитель этой марки больше не появляется?
- С тех пор, как я приняла магазин, он ни разу не был.
{161} Снова осмотрев рисунок, который, обойдя все руки, вернулся к нему, секретарь внятно и дважды прочел мою фамилию.
- Так это как раз тот фабрикант, про которого писали в газетах, что он пропал, - воскликнул он.
Его тон был тоном остряка, и все громко рассмеялись.
- Ну, как же, ну как же, я теперь помню, - сказала моя соседка, - во всех газетах было написано. Потом, кажется, установили, что он покончил с собой.
- Кофе мы пойдем пить в сад, - промолвила хозяйка, - только пусть каждый захватит свой стул. Там всего одно плетеное кресло.
К этому креслу я прошел и в него опустился не ожидая приглашения. А сев, почувствовал изнеможение и провел по темени ладонью.
"Как бы стать совсем ко всему безразличным?" - мелькала подлая мыслишка.
- Тебе нехорошо? - спросила, подойдя ко мне, Заза.
- Да. Немного. Я устал. Завтрак был плотный. И жарко.
- Я уже за столом заметила, - продолжала Заза, - Bcе болтали, шутили, смеялись. А ты молчал.
- Все пройдет. Не обращай внимания, - лгал я.
- Как вы нежны с вашим мужем, очаровательная мадам Заза, - галантно отнесся секретарь. - Он, кажется, устал. Может быть нужна чашка крепкого кофе?
- Хочешь? - спросила Заза.
- Нет, нет, нет, - сказал я резко и встал. - Не хочу, нет, не хочу, ничего не хочу.
Сделав несколько шагов я вернулся к креслу и снова в него уселся. Приглашенные устроились кружком. Заза помогала наливать кофе, разносила чашечки, стаканчики с ликерами, коньяком, ромом... Завязался общий разговор, и так как мое кресло было на отлете, я мог от него уклониться. Покончив с возложенной на нее обязанностью, Заза подсела ко мне.
- Ну что с тобой, мой милый? - прошептала она, ласково и участливо. Скажи? Я же вижу, что ты не в своей тарелке. Хочешь поедем домой? Я схожу сказать шоферу, что мы переменили и до вечера не останемся. Хочешь?
У меня возникло тогда, тотчас же отпавшее, желание ответить: "Мне все равно". - Или: "Какое это теперь имеет значение?". Я не произнес ни слова. Какое, в самом деле, могло иметь значение: ответить или промолчать? Я закрыл глаза. Взяв меня за руку Заза ее тихонько пожала. Она не настаивала, она ни на чем не настаивала. Знала, бедненькая, что когда я так молчу, закрыв глаза, то молчать надо и ей. Не в первый раз за эти месяцы я молчал, не в первый раз весь мой разум, все мое сердце, вся моя душа были обращены к прошлому. Однако, так непреодолимо это обращение к неповторимому не было даже в тот первый вечер одиночества, когда я бродил по берегу моря и слушал невидимые в темноте волны.
{162}
40.
Пока все пили кофе и ликеры, не принимать никакого участия в разговоре было просто, тем более, что по отношению к нам само собой установилось некоторое предупредительное помалкивание. Всем этим высококачественным и первоклассным людям было ясно, что всего деликатней оставить влюбленных молодоженов сидеть в сторонке под яблоней. И это тем более, что молодой переваривал завтрак с очевидным усилием. Но когда кофе и ликеры были выпиты, любопытство, нами вызываемое, оживилось. Ко мне подошел секретарь, приблизила свой стул помощница кооператора, приблизилась хозяйка и все они, кивая головами, наперерыв давали советы, как преодолеть "нерасположение". все кроме Заза. Она, если можно так выразиться, гасла с каждой минутой. Секретарь мне что-то говорил о неудобствах сообщения с городом, о том, что прямых поездов нет, так как деревня в стороне от магистрали и до нее доходит второстепенная, одноколейная линия. И пояснил, что если мы не хотим опоздать к пересадке, нам пора собираться.
- У нас такси, - сказала Заза.
И тотчас хозяйка рассыпалась в комплиментах, рассказывая, как она спокойно занималась в лавке когда вдруг подъехал автомобиль и из него вышла "такая красивая мадам Заза, и вслед за ней ее муж, тоже такой красивый, элегантный, представительный". Она прибавила, что я напоминаю недавно получившего международную премию доктора, фотографии которого были напечатаны во всех журналах. Секретарь смотрел на меня с удвоенным вниманием, отчего мне стало еще больше не по себе. Помощница заведующего кооперативом была тоже, очень явно, заинтересована сходством.
- Действительно, - сказала она, - у вас лицо, которое, раз увидав, запоминаешь.
И хозяйка, вероятно думая мне доставить удовольствие, подхватила.
- Я думаю, мы поедем, - произнес я.
- О! - воскликнул секретарь, - раз у вас автомобиль... - он взглянул на часы, - ...если вы, немедля, поедете, то в восемнадцати километрах отсюда, на перекрестке, как раз увидите скорый поезд. Стоит посмотреть.
- Посмотреть на скорый поезд? - удивился я.
- Да, да. Пользуясь тем, что линия прямая и небольшим уклоном, он набирает тут самую большую линейную скорость из всех поездов нашей страны. Что-то около 170 в час. Уверяю вас, что это производит впечатление.
Я, рикошетом, вспомнил о поезде, который мы видели с Аллотом. когда ночью ездили смотреть пьяную Зоину мать, нас обогнавшем, и о поездах, про которые Аллот рассказал в своей залитературенной версии {163} похищения Зои, о разъезде, о рельсах... И через несколько минут нас усаживали в такси, передавая Заза тарелки из под ее пирогов и пирожных, прибавляя пакетики со сладостями...
- Мерси, мерси за ваш визит, я так была довольна вас повидать, надеюсь до скорого, непременно напишите, как доехали...
Промелькнули дома, улички, улица, мы оказались на дороге. И как раз когда мы приближались к переезду через магистраль, про который рассказал секретарь, красный свет автоматической сигнализации зажегся и шлагбаум опустился. Откуда-то справа из-за низкорослых деревьев донесся грохот. Он расширился, разросся, заполнил собой все пространство, и с поражающей внезапностью в поле моего зрения возник действительно удивительный поезд! Снаряд какой-то это был, а не поезд! Он, в прямом смысле слова, не ехал, не катился, а мчался. Я только успел его оглянуть, только успел заметить, с какой силой и поспешностью бьются мотыли, как он уже был рядом, он уже проносился. Словно прижав уши, точно за кем-то гонясь, низкотрубный, длинный паровоз не то взвизгнул, не то крикнул и тотчас же за ним послушные вагоны слились в смазанную линию. Грохот спал так же внезапно как возник. Смазанную линию заменил уменьшавшийся над рельсами контур задней стороны последнего вагона. Красный свет сигнала потух, шлагбаум стал медленно подниматься, мы тронулись. Выбитый на мгновение из-под навалившихся на меня видений прошлого, я посмотрел на Заза. Она сидела опустив голову и, как будто, ничего не заметила, ни поезда, ни сигнала, ни шлагбаума.
