И уже наперебой с попадьею они рассказали, как перенесли к ним Наташу, как кланялся и просил за нее Василий Чуксанов.
– Вот ужо приедет на тебя порадуется, – со вздохом сказал отец Никодим, в христианском смирении стараясь забыть, что она невеста разбойника.
– А когда он вернуться сбирался? – тихо спросила Наташа
– Вернуться‑то? Уж и не знаю! Викеша, а ты?
– Как поход сломают, – ответил Викентий, – слышь, Самару взяли, под Симбирск пошли!
– О – ох! – не мог сдержать вздоха своего отец Никодим. – Крови‑то сколько! Крови! Истинно гнев Божий за наши беззакония! И были знаменья на небеси, и Фомушка пророчествовал, и прочие юродивые от Господа. Не вняли!..
– Батюшка! – вдруг воскликнула Наташа, падая на колени. – Спаси ты меня от этого разбойника!
– Что ты, милая? – испугался Никодим. – Да я‑то что ж?
– Что? Я тебе говорила! – торжествующе воскликнула попадья.
– Постой, Марковна! Дочушка, голубушка, да чего ж ты убиваешься так? – заговорил отец Никодим, а Наташа залилась слезами и говорила:
– Спасите меня, спасите! Не могу видеть его, убегу я!
Викентий стал ее успокаивать, готовя свое любезное питье. Наташа немного успокоилась.
– Ты скажи мне, девушка, – тихо заговорил отец Никодим, – кто ты? Может, тебя к родителям отправить?..
– Одна я! Сиротиночка я! Были у меня и отец, и братец родимые. Сгубили их! Ох, как и мучили, как мучили! Он, изверг! И хочет еще надо мной надругаться! Ни в жизнь! Смерть лучше!
– Тсс! Грех говорить такое! – остановил ее испуганно отец Никодим. – Ишь что сказала!
– Оставь ее, батька! – сказала попадья. – Пусть сердце отведет. Ты расскажи нам лучше по ряду все, Наташенька. Кто ты?
– Я? Я Наталья, дочь дворянина Лукоперова. Жили мы тихо и мирно, только… грешна я, милые, ой грешна!..
И все, без утайки, поведала она своим нежданным друзьям всю жизнь день за днем. И одинокую девичью скуку, и встречу с Чуксановым, и его ссору с братом, и свои обещания. Поведала про гнев на брата, про жалость к обиженному, а потом про страшные дни перед приходом разбойников. Рассказала наконец и про ужасную казнь отца и брата, совершенную Василием.
– Как вспомнила я теперь все это, как увидела лицо его тогда злобное – сразу не любовь, а страх меня охватил. Бежала бы я от него за тридевять земель. Часу с ним бы не провела. Кровь моих родных на нем…
– Ты и бредила‑то все этими страхами, – сказал Викентий.
– Что я говорила тебе, батька? – опять повторила попадья. – Николи она разбойника любить не может!
А Никодим только вздыхал, качая седою головою.
– Всякая неправда родит неправду и зло – зло. Боже милостивый, крови‑то сколько! Исступления, неистовства! Яко дикие звери грызут друг дружку и кровь пьют, как вурдалаки!
– Батюшка! Родные мои, спасите меня от него! – опять заговорила с плачем Наташа
Никодим закачал головою и развел руками.
– Родненькая, да как же сделать‑то это? Скрыть тебя, придет он, нас убьет, дом сожжет… И когда придет? Бежать всем. Куда? Везде они, как алчные звери, рыщут и алчут крови. Не уйдешь от них. Пожди, доченька, может, Бог смилостивится и откроет нам пути Свои!..
– Нет ли у тебя, Наташенька, человека какого? Moжет, ему весточку подать? Может, он пособит? – сказала попадья.
Наташа вспыхнула и потупилась.
– Есть, да боязно только, – прошептала она.
– Кто, милая?
– Сватался ко мне князь Прилуков из Казани…
– Ну?..
– Только я его и видела‑то раз. Да и сватался он, как бы и нет. Батюшка сказывал мне только, что братец за него сватать меня хотел…
– А как дойти до Казани? Слышь, они все там, разбойники! О, Господи, страшен ты гневом Своим, но велик милостью!
– Мы тебе пока за отца с матерью будем, а Викеша за братца, – ласково сказала попадья.
Тихо и мирно потекла жизнь. Наташа полюбила всех и ее полюбили. Сидела она в своей светелке долгими днями, а подле нее то Викентий, то Марковна. Викентий рассказывал про славный город Киев, под которым он жил, про сестру свою Анусю, про буйное нападение пьяных казаков и смерть сестры. Марковна рассказывала старинные были, а вечером приходил отец Никодим и беседовал о священном.
Словно тихий сон казалась жизнь Наташе, но время от времени душу ее тревожили мысли. Думала с ужасом она о Василии, о том, как встретится с ним. Иногда мелькало у нее в уме: «Убьют, может», и она не знала, греховна эта мысль или нет. Порою ночью она вскакивала в страхе и кричала: ей казалось, что за нею пришел Василий со своими казаками.
И однажды припомнился ей ее вещий сон, тогда, в страшную ночь. Весь припомнился, до мелочи. Припомнился и князь, от которого все вокруг освещалось, словно от ясного солнца. «Может, придет и спасет!» – мелькало у нее в мыслях, и она, краснея от дум своих, тихо шептала: «Приди!»
Вспомнился он ей, когда она встречала и провожала его чарою вина. Вспомнилась статная фигура, вспыхнувшее лицо, горячий взгляд.
И теперь каждый раз, как начинала она думать о Василии и сердце ее сжималось от страха, вдруг словно луч мелькала мысль о князе Прилукове, и сердце снова начинало биться покойно и ровно.
Она полюбила говорить о князе с Викентием.
Добрый горбун выучился понимать ее мысли, и они по целым часам говорили о том, что настанет конец всем страхам и на выручку явится сам князь. Словно в сказке! А в Саратове вдруг объявилась тревога и проникла даже в тихий дом отца Никодима.
– Слышь, – сказал он однажды, – бают, воров‑то государево войско разбило. Сам он бежал, и все врозь!
Наташа набожно перекрестилась, и лицо ее озарилось улыбкою.
– Значит, и нам спасение!
– Похоже, Наташенька! Только теперь стало еще страшнее. Покуда, вишь, городские да посадские за ум взялись, захотели государю прямить и казаков прогнать, а они бьют людей‑то посадских. Что ни день, то бой!
– Прогонят теперь! – убежденно сказал Викентий. – Будем молиться об этом!..
Наташа ожила при мысли о спасении. Значит, скоро кончится смута, воров побьют, и не будет ей страшен Василий.
Она сидела за пяльцами у оконца и тихо беседовала с Викентием, когда по лестнице вдруг раздались поспешные шаги, настежь распахнулась дверь, и на пороге словно вырос Василий.
В первое мгновение Наташа встала, выпрямилась и словно окаменела от ужаса.
– Он! – вдруг раздался пронзительный вопль, и Наташа даже не узнала своего голоса. Но страх вдруг исчез в ней, и она стала покойна.
Василий не слыхал ее крика, отдавшись восторгу. Он двинулся к ней с протянутыми руками и заговорил:
– Выздоровела, рыбка моя! Ну вот мы и вместе!
– Прочь! – грозно крикнула Наташа, отодвигаясь от него.
Василий вздрогнул и остановился, опустив в изумлении руки.
– Как? – растерянно произнес он, и все перечувствованные им страхи сжали его сердце.
– Прочь, убийца! – повторила Наташа – Прочь, разбойник! Не прикасайся ко мне! Ты весь в крови!
– Наталья, в уме ли ты? Что говоришь? Тебя ради я пошел на это!
– Меня ради? – строго произнесла она. – Не смей говорить этого! Меня ради ты сжег на огне моих отца и брата? Сквернил храмы Божьи? Бил женщин и детей, топил и вешал безоружных? Меня ради! Прочь от меня! Ты страшен, ты противен! Прочь!
Кровь прилила к лицу Василия.
– Но я люблю тебя!
– А я ненавижу! Проклятый ты!
– Наталья, сжалься! Я умру без тебя. На что мне жизнь?
– Умри! Только мало тебе одной смерти! – с презрением и ненавистью сказала она.
У Василия закружилась голова. Злоба охватила его.
– Так нет же! – воскликнул он. – Ты моя и моею будешь!
Он кинулся к ней и сжал в своих объятиях.
– Пусти! – закричала она, плюнув ему в лицо.
– Моя!
Василий поднял ее. В это время на него бросился карлик.
– Убей меня, я не отдам ее! – закричал он, хватая его руку. Наташа вырвалась.
– Так сдохни! – прорычал Василий, обнажая кинжал, и карлик со стоном покатился по полу. Попадья пошатнулась и лишилась чувств.
Василий отбросил кинжал, снова схватил Наташу и, подняв ее, понес с лестницы.
– Придержите попа! – сказал он своим товарищам. – И за мною!
Он вышел с драгоценною ношею и быстро пошел, не чувствуя даже ее тяжести. Наташа бессильно висела на его плече.
Через несколько минут его нагнали товарищи.
– Поп‑то проклинает нас, беда! – с усмешкой сказал Кривой.
– Помоги нести! – хмуро ответил Василий. – А ты, – обратился он к Горемычному, – заготовь коней! Скоро!
Он вошел в воеводский дом. Там суетился Гришка Савельев.
– Это что еще? – воскликнул он при виде Василия с ношею.
– Невеста моя! – хмуро ответил Василий и, положив на лавку, стал заботливо ее встряхивать.
Она пришла в себя и села на лавку.
– Ну, брось дурить! – грубо сказал ей Василий. – Сейчас поедем!
Гришка насмешливо посмотрел на него:
– Это с ею?
Василий молча кивнул.
– Твое дело! – сказал Гришка. – Мы на круге решили на Пензу ехать. Там наших много! Укрепимся, отпор дадим! Ты с нами?
