Маленькая протока Куры перерезала Ашрафу путь, Таптыг первым въехал в воду. Ашраф не хотел отставать и потряс хлыстом. Кони поравнялись, разбрызгивая по сторонам серую мутную воду. Миновав протоку, выбрались на твердую тропинку и помчались дальше. На повороте неожиданно наскочили на группу девушек. Как ни старались всадники натянуть поводья, остановиться не удалось. Испуганные девушки с криком рассыпались вокруг. Одна из них уронила кувшин под ноги Ашрафова коня.
Ашраф услышал злой голос:
- Чтобы вам провалиться!
Ашраф посмотрел назад. Ему вслед хмуро смотрела девушка в платье из красного атласа. На груди и на поясе сверкали серебряные мониста. Девушка смотрела на Ашрафа, забыв про свое несчастье. Разгладились ее сросшиеся брови и зашевелились сердито сжатые губы. Глаза засветились, вместо злости и гнева в них появился легкий укор.
Впрочем, после мгновенной растерянности девушка проворно повернулась и побежала догонять своих подруг.
Ашраф повернул коня за Таптыгом и поравнялся с ним.
- Кто эта девушка?
- Да разве ты не узнал? Это же Пакизе.
- Какая Пакизе?
- Дочь моллы Садыха.
- Так она же была совсем маленькая.
- Девицы растут очень быстро. Пока ты закроешь и откроешь глаза, они успевают вырасти на длину плетки.
- И Салатын выросла?
- Да, слава богу, она стала взрослой девушкой.
Кони шли мерным шагом, чавкали копытами по илистым лужам, тянулись губами и щипали листья с деревьев, а увидев серую, пенистую воду перед собой, остановились и навострили уши. Ашраф улыбнулся.
- Бедная девушка чуть не заплакала.
- Какая девушка, господин?
- Я говорю о Пакизе. Выронила кувшин, пролила воду.
- Она ведь обругала нас и облегчила свою душу. Чего же ей еще надо?
- Я так просто сказал.
- Никак девушка понравилась тебе, господин?
Ашраф покраснел до ушей.
- И не думай об этом, господин. Сейчас твой отец с моллой Садыхом на ножах.
- А что случилось?
- Два раза они столкнулись, чуть не пролилась кровь.
- Из-за чего?
Таптыг, чтобы не продолжать разговор, принявший неожиданный оборот, пришпорил коня и помчался вдоль реки. Старик Годжа, засучив брюки до колен, стоял около своей лодки и выгребал из нее ведром воду. Дождевой воды налилось до половины лодки, она наполовину погрузилась в воду. Волны толкали ее, и она покачивалась, царапая носом берег, скрипели маленькие камешки.
Ашраф сошел с коня. Он постоял, посмотрел на лодочника и на очаг, тускло горевший на берегу, затем, передав поводья Таптыгу, подошел к старику:
- Здравствуй, дядя Годжа.
Старик выпрямился и посмотрел на парня. Узнав Ашра-фа он улыбнулся и, по обыкновению, хотел весело ответить ему, но вдруг нахмурился.
Ашраф не уловил перемены в старике и с той же приветливостью пошутил:
- Как успехи с молодыми девицами?
Лодочник понял, что Ашраф не знает еще ни о чем, и на этот раз приветливо улыбнулся:
- Знать, настроение у тебя хорошее? Эй, жених красавицы!
- А почему мне хмуриться, отец красавицы?
- Ты мою дочку не трогай, а то свяжусь с твоей теткой.
- Могу подарить тебе тетю, дядя Годжа, лишь бы ты перевез меня на ту сторону.
- Нет, такой шутки я не могу позволить.
- Почему?
- Жизнь не надоела еще...
- Неужели воды боишься?
- Видишь, какая вода.
- И что здесь страшного? Или ты никогда не видел бурной Куры.
- Зачем говорить о том, что было.
- Видно, состарился ты, сдаешь?
Старик повернулся и посмотрел на противоположный берег, на волны, кидающиеся на высокий обрыв.
- Ты прав, сынок. Руки мои не те. Потому и лодка не слушается меня.
Старик вздохнул и сел на дощатое сиденье. Ашраф посмотрел на сморщенную кожу его шеи, на синие жилы на его руках, на пальцы, которые мелко дрожали. В глазах старика действительно была тоска человека, утомленного жизнью. Старик глядел в воду, а волны, подгоняя друг друга, рвались на берег. Разбушевавшаяся Кура завихрилась, вспенилась, и все, что попадало в нее, уносилось в водоворот. За водоворотом, словно остыв от гнева, она текла ровнее, спокойнее.
Ашраф прыгнул в лодку.
- Дядя Годжа, кто старше: ты или эта лодка?
Лодка намного старше меня, сынок. Мой отец говорил, что она досталась ему от деда.
- И отец у тебя был лодочником?
- Да. Мы все лодочники, с тех пор как здесь основано было наше село.
- И Черкез будет лодочником?
Старик помолчал немного, глядя выцветшими глазами на Апграфа.
- Не знаю... Лучше, если бы он не был...
- А почему?
- Лодочники не умирают своей смертью. Эта лодка проводила моего деда и отца. Не сегодня-завтра наступит и моя очередь.
Слова Годжи растрогали Ашрафа. Он представил себе Черкеза, темную их землянку.
- А что ты думаешь дальше делать, дядя Годжа?
- Не знаю. Был бы клочок земли, пахал бы, сеял. По милости бога земли у нас нет.
Ашрафу по доброте сердечной хотелось успокоить старика и даже как-нибудь помочь. "Что, если скажу отцу, и этому бедняге дадут немного земли?" - подумал он.
- Найдется, дядя Годжа, земля, не горюй.
- Откуда найдется, сынок?
- Да мало ли божьей земли.
- Божью землю давно люди разобрали себе. Сдохнут, но не выпустят из рук, не отдадут.
- Отдадут.
Старик заметил, каким серьезным стало лицо этого молодого парня. В душе он посмеялся над ним, над его добротой и неопытностью.
- Слушай, жених красивой невесты, ты еще в пеленках, потому и говоришь так. Лучше не утомляй себя такими разговорами. Этот мир так уж устроен. Каким пришел, таким и уйдет. Ты лучше скажи, как у тебя дела?
- Большое спасибо, дядя Годжа. А что у вас нового?
- Все в полном здравии.
- А где Черкез? Как Гюльасер?
Старик внезапно нахмурился, суетливо вскочил на ноги, взял весла, прислоненные к боку лодки, опустил их в уключины и что было силы толкнул лодку вперед.
- Когда приедешь домой, спроси у брата!
Конь Ашрафа, почуяв что-то, навострил уши и заржал. Все невольно обернулись и посмотрели в сторону лесу. Ашраф выпрыгнул из лодки и вскочил на коня.
Четверо казаков на конях остановились на опушке леса.
Офицер посмотрел в бинокль на людей, кишащих на берегу, на скот, а также и на тех, кто, сидя над обрывом, ожидал сельчан и родственников. Пришпорив коня, офицер выехал на тропинку. За ним помчались и остальные.
Псы натянули цепи и залаяли в один голос. Ребятишки, бегающие вокруг, от страха спрятались под арбы. Люди с тревогой смотрели на казаков, приближающихся к переезду. Джахандар-ага тотчас вскочил на ноги. Он велел батракам запрячь арбы и отъехать в сторону.
Казаки тем временем подъехали и остановились рядом с лодкой. Офицер сперва посмотрел на лодку, на вздыбившуюся Куру, затем обратился к Годже:
- Перевези нас на тот берег.
Старик, ничего не поняв, пожал плечами. Тогда один из казаков выехал вперед и сказал по-азербайджански:
- Начальник просит перевезти нас на ту сторону.
Годжа улыбнулся:
- Пусть он начальник, но разве он не видит, как бурлит Кура.
- А почему перевозишь этих людей?
- Кто вам сказал, что я их перевожу? Проклятие тому, кто вам соврал, а также и его отцу.
- Молчи, старый болтун!
Ашраф не мог больше терпеть.
- Слушай, погляди на меня. Зачем ты ругаешь человека, который годится тебе в отцы?
- А ты кто такой?
- Тебя не касается.
Офицер повернулся и посмотрел на молодого человека в белой черкесской чохе, в синей бухарской папахе, с серебряным кинжалом на поясе. Казаки насторожились, готовые действовать по приказу своего офицера. Переводчик опять обратился к Годже:
- Есть ли здесь лодочник кроме тебя?
- Один я на всю Куру.
- Перевозил ли ты на ту сторону людей?
- Вот уже два дня лодка не работает.
- Врешь! Ты забыл о студенте, которого перевез этой ночью?
- Какого студента?
- Одетого в русскую фуражку и брюки навыпуск. Ты разве не видел его? На пряжке у него выбиты буквы.
- Нет, в этой стороне такой человек мне не попадался на глаза. А в чем дело? Сбежал, что ли, откуда?
Ашраф и Таптыг сразу поняли, кого они ищут. Однако Ашраф, потеряв осторожность, продолжал пререкаться с проводником.
Между тем гейтепинцы, рассыпавшиеся по берегу, начали собираться около лодки. Хотя они и не знали, кого ищут, но понимали, что появились казаки неспроста. Было и опасение, как бы не запретили лодочнику перевозить людей на ту сторону. Все посторонились. Мужчины оказались около своих коней, многие даже взялись за поводья. Женщины и дети держались поближе к арбам. Джахандар-ага, может быть, один из всех понял правильно, что происходит и чем это дело может кончиться. Он понял, что нужно срочными мерами спасать Ашрафа. Он вскочил на коня. "Без стрельбы, должно быть, не обойтись", подумал он и поскакал к своим людям.
Через минуту все переполошилось, как во время бедствия. Берег Куры опустел. Скот погнали в кустарник, угнали подальше арбы с женщинами и детьми, около Джахандар-аги остались одни мужчины. Только тогда Джахандар-ага поехал к казакам.
