- Давай ее сюда, дадим им, что полагается.
- Нет, тетя, не вмешивайся.
Пакизе взяла из угла большой черный камень и положила его в одно отделение сумки, а в другое усадила кошку, мирно спавшую на тахте.
- Эй, вы, тяните! - крикула она парням па крыше.
Ребята потянули веревку, переговаривались.
- Слушай, какая тяжелая. Ашраф, тебе повезло. Чем-то вкусным набили твою сумку.
Когда Ашраф развязал свою сумку, оттуда, мяукая, выпрыгнула кошка.
Девушки покатились со смеху, попадали на тахту. Ребята с грохотом побежали с крыши. Пакизе скорее закрыла дверь на задвижку.
И правда в дверь застучали, начали колотить кулаками и даже ногами. Девушки испугались и дружно подперли дверь.
Один из парней громко крикнул:
- Давайте наши подарки!
- Все, что у нас было, мы отдали. Больше ничего нет.
- Тогда унесем девушку.
- У нас нет и девушки.
- А ты разве не девушка?
- Я? - залепетала Пакизе. - Я гостья.
- Гостья еще дороже.
- Хоть лопните, а дверь не открою.
- Тогда влезем через дымоход.
Пакизе испугалась:
- Тетя, не пускай.
Тетя вытерла слезившиеся от смеха глаза.
- Открой, пусть войдут, иначе они ведь все равно не отстанут.
Пакизе осторожно подняла задвижку и отступила назад. Дверь с грохотом распахнулась. Первым вошел Ашраф. Увидев прижавшуюся к стене Пакизе, схватил ее за руку.
- Ты положила кошку в мою сумку?
- Ну и что, если я?
- Тогда я тебя украду. Значит, ты - моя доля.
Пакизе дергалась, вырывая руку, но пальцы парня сжимали ее все крепче. Девушка, видя свою слабость и беспомощность, снизу вверх посмотрела в лицо парня. Их взгляды встретились. В груди у Пакизе что-то сладко заныло, и закружилась голова. Голос ее смягчился:
- Отпусти, мне больно.
- Проси прощенья.
- Не буду.
Тетя встала и, смеясь, подошла к ним:
- Не спорьте, дети. Садитесь лучше за стол. Видно, теща будет любить, если попали на такой жирный плов.
Ашраф отпустил руку девушки. Пакизе стала гладить больное место и, нахмурившись, тихо сказала:
- Чтобы тебе сгореть!
Парни с аппетитом набросились на плов, который принесла тетя Пакизе, а девушки сидели на тахте. Только Пакизе не садилась, стояла в стороне и обиженными глазами глядела на Ашрафа. Парни съели плов и встали.
- Тетя, теперь давай нам наши подарки.
Тетя насыпала им в сумки конфет в бумажных обертках.
Ашраф выходил последним. Выходя, он обернулся и еще раз посмотрел на Пакизе.
- Не обижайся, ты сама виновата.
- Глядите на него, он еще умеет заглаживать обиду. А ну-ка выходи! смеясь, прогнала его тетя.
Они ушли. Об этом случае девушки забыли, да, наверное, забыл и сам Ашраф. Но Пакизе не забыла. И потом, в другие годы, в праздник Новруз байрам все как будто происходило так же. Подслушивали у дверей, прыгали через костры, ели плов, дурачились и смеялись. Но той сладости от праздника Пакизе не ощущала. Все время вспоминала она, как Ашраф держал ее за руку, как ей было больно. Но вот странно: чем больше проходило времени, тем сильнее желала Пакизе, чтобы эта боль повторилась снова. Она жила теперь воспоминаниями о том прошлом случае и радужными мечтами о будущем. Тогда произошло еще такое событие.
Вдруг выпал обильный снег. Крыши землянок, дворы, тропинки - все оказалось под снегом. Если бы не свежие следы от землянки до землянки, которые протаптывали, частя к соседям занимать решето или соль, то непохоже было бы, что под этими снежными буграми живут люди.
Пакизе, увидев, что девушки пошли за водой, взяла медный кувшин и тоже пошла на Куру. Шли по щиколотки в снегу. От Куры поднимался белый густой пар. Около берегов в тихих протоках вода замерзла. Только на середине, на быстром течении по-прежнему рябила струя.
Деревья на другом берегу выглядели причудливо, напоминая большие грибы. В тумаие кричали гуси. Там, где не замерзла вода, плавали стайки уток. Невдалеке раздался выстрел, гулко отозвавшийся в тумаие, и вскоре мимо девушек промчались всадники.
Как раз в это время девушки спустились к реке. Дном кувшинов они разбили лед и стали набирать воду. Одна из девушек вдруг заговорила:
- Кто из вас видел Ашрафа?
- А что такое?
- Вчера он был у нас в гостях. Так возмужал. Стал настоящим мужчиной.
- Отрастил усы?
- Усов-то я не заметила.
У Пакизе после этого разговора перевернулась душа. Она старалась вообразить себе Ашрафа. Да, наверно, он повзрослел. Интересно, узнает ли он ее, если увидит? А если даже узнает, наверно, пройдет мимо. Пакизе вдруг почувствовала, что хочет его увидеть хоть издалека.
Девушки стали расходиться по домам. И Пакизе завернула в свой двор. Она поставила на веранду кувшин, обмела снег и, дуя на синие от холода пальцы, вошла в дом. Невестка перед окном перебирала рис. Во дворе рубили дрова. Пакизе не успела подойти к горящему очагу, как мать окликнула ее.
- Прибери в комнате. Сегодня к нам придет гость.
- Что за гость в такое время, мама?
- Все приглашают. Придет Ашраф.
- Ашраф?
Девушка не узнала своего голоса. Испуганно посмотрела она на мать, но, увидев, что та занята своим делом, успокоилась. Все закипело у нее в руках. Подмела комнату, вычистила ковры на стене, вытерла стекло фонаря, сменила занавески на окнах, вымыла посуду, вынесла во двор никелированный самовар и вычистила его снегом. Не оставила нигде ни пылинки, ни пятнышка. Выколотила на улице матрасики и подушки. Между делом не забыла, проходя мимо зеркала, посмотреть на себя и полюбоваться. Надела новое платье и опять стала крутиться по дому. Улучив время, поднялась на навес и посмотрела в сторону дома Джахандар-аги, но никого еще не было видно на тропинке. Люди показались на ней только ближе к полудню.
Они неторопливо шли к дому моллы Садыха. Пакизе, раздвинув оконные занавески, стала глазеть па них. Она видела, как они чистили на веранде ноги, как стряхивали с одежды снег. Шамхал был одет в черкеску. На ногах у него были сапоги. Ашраф был в пальто. У порога он снял калоши.
Пакиэе взяла чайник и вышла из комнаты. Подошла к кипящему самовару, заварила чай, поставила чайник на самовар и накрыла его полотенцем. Возвращаясь обратно, еще раз посмотрела на калоши: их блеск ей понравился. Она повернулась и посмотрела на следы во дворе. На снегу отпечатались от калош странные рубчатые узоры. Пакизе, словно за дровами, пошла по двору, а сама глядела на узорчатые следы от калош. Она дошла до самых ворот.
Между тем поспела еда. Пакизе взяла желтую афтафу12 и тазик, непочатое мыло, повесила на руку полотенце и вошла в комнату.
Молла Садых сидел, облокотившись о метакке, а гости, расположились, скрестив ноги. Пакизе поглядела на отца, который откашлявшись, сказал:
- Вымойте руки.
Пакизе подошла и стала каждому поливать на руки. Гости умылись. Ашраф вытер руки и, возвращая Пакизе полотенце, улыбнулся:
- Не будешь больше класть кошку в мою сумку?
Девушка покраснела и поспешно вышла. Еду подавала мать. Со стола убирала невестка. Подать чай поручили Пакизе. Когда она вошла с чаем на цветастом подносе, глаза ее ничего не видели. Да и ноги, ей казалось, сейчас заплетутся.
Кое-как раздала чай. Все смеялись чему-то. Молла Садых, держась за живот, лежал на матрасике, Шамхал вытирал глаза платком. Пакизе поняла, что Ашраф рассказал про тот праздник Новруз байрам и про кошку.
"Значит, и он не забыл ту ночь, - думала Пакизе. - Наверное. Я и сейчас ощущаю его пальцы на своей руке. Узнать бы, а он тоже чувствует мою руку?"
На тропинках и дорогах глаза Пакизе все время чего-то искали. Всюду она высматривала следы от калош. То ходила к реке, то бежала к соседкам, без конца крутилась возле ворот.
Ашраф пробыл в деревне десять дней и снова уехал в Гори. В день его отъезда Пакизе стояла на навесе, откуда ей все было видно.
Ашрафа проводили до берега. Здесь он попрощался с родными. На воду ощутили маленькую лодку и отъехали от берега. Пакизе поняла, что они ломают встречный лед. Наконец добрались до того берега. Сели на оседланных коней, ожидавших их, и исчезли в заснеженном лесу. Только после этого Пакизе спустилась с навеса.
Лодка вернулась обратно. Вернулись домой и люди, стоявшие на берегу. Пакизе быстро взяла на плечи кувшин и спустилась к реке. На земле еще лежал снег. Лед на реке во многих местах потрескался. Около тропинки на чистом снегу отпечатались следы от калош.
Пакизе с опаской оглянулась вокруг и, убедившись, что никто ее не видит, разыскала тоненькую веточку и воткнула ее в один след. Затем быстро наполнила кувшин водой и бегом вернулась в деревню.
С тех пор целую неделю Пакизе каждый день, а то и три раза на дню ходила к реке за водой. И каждый раз проверяла она, не исчезли ли следы ее Ашрафа. Два дня эти следы оставались нетронутыми и свежими. На третий день Пакизе увидела, что кто-то часть следов затоптал. Девушка огорчилась. Если бы было можно, она воздвигла бы вокруг этих следов ограду.
