заглушить эту боль?
Все чаще и чаще в душе возникали покаянные чувства, желание искупить содеянное. Хотелось скорее очиститься, почувствовать облегчение и надежду на лучшее. Но не хватало смелости. Кристина боялась, что у нее больше нет шанса исправиться, что эта боль – наказание за легкомысленную жизнь, тяжкий груз, который до конца дней будет невыносимо давить. И в то же время понимала: можно бояться дальше и ничего не делать, а можно попытаться что-то изменить, обрести тот самый мир в душе, о котором говорил Александр.
Она решила поговорить с Брониславом, однако тот опередил ее. Одним воскресным утром раздался звонок в дверь – протяжный и громкий, словно молящий о помощи. Решив, что пришла Анжелика, Кристина открыла дверь и вздрогнула. На пороге стоял Бронислав. Она и рта раскрыть не успела, как он смерчем ворвался в квартиру, глаза его метали молнии. Пожалуй, только во взгляде и угадывалась злость, а на всем облике лежала печать глубокой тоски: никакие другие чувства не оживляли ни одну черточку бледного, словно безжизненного лица.
– Зачем ты убила нашего ребенка? – бесцветные губы чуть дрогнули, с трудом вымолвив эти слова. Его голос был тихим и глухим, но в ушах Кристины он раздался ударом грома.
– Я не… не… – Она испуганно замолчала, не найдя ни слов, ни оправдания.
Бронислав угрожающе поднял указательный палец.
– Не ври мне! – Взял ее за подбородок и приблизил свое лицо, будто пытаясь прочесть мысли. – Наташа мне все рассказала. Врач подтвердил, хотя было очень непросто выбить у него признание. У меня не осталось никаких сомнений: новость правдивая. Даже не старайся себя обелить!
Повисло молчание. Только сердце Кристины грохотало в груди.
– Зачем ты это сделала?
Снова тишина. Тяжелая, давящая, как гиря.
– Как ты могла? Почему не сказала?
Во рту пересохло. Вдруг заныли кости, как у старухи, и Кристина нервно переступила с ноги на ногу. Как все объяснить? Какие слова произнести, чтобы смягчить удар? «Эта новость его сломала, – подумала она. – Никакие слова уже не помогут».
Бронислав опустился на колени и закрыл лицо руками. Затем обнял ее за ноги и всхлипнул, как ребенок. Пригвожденная страхом, девушка смотрела, как рвет на себе волосы этот раздавленный невыносимым горем человек, формально считающийся ее мужем.
– Ты специально это сделала, чтобы меня добить? – Хрипловатый голос рассек мучительную тишину. – Неужели так нравится причинять мне боль?
Она встретилась глазами с его испытывающим взглядом, и захотелось немедленно убежать, укрыться, словно он мог обжечь.
– Пожалуйста, не преувеличивай…
– Не преувеличивать?! – Он дернулся, покраснел, сжал кулаки. Резко поднялся, будто дикий зверь, решивший напасть. – Ты убила нашего ребенка и называешь это просто преувеличением?
– Я знаю, что виновата, но я сделала это не назло, а из-за страха…
Холодные руки охватили ее за запястья, словно наручники.
– Из-за страха? И чего же ты боялась? Что Алекс бросит тебя? – закричал он; слова били больнее пощечин. – Ребенок был для тебя обузой, а для меня – надеждой, единственной надеждой, которая давала бы силы жить!.. Я смог бы воспитать его сам, только ты не посчитала нужным мне рассказать!
Его хватка ослабла, ярость сошла с лица, черты снова стали безжизненными. Этот короткий монолог словно забрал у него последние силы, выпотрошил, лишил эмоций.
– Прости меня, – пролепетала Кристина. – Я должна была сказать тебе…
Бронислав разжал руки, и она отступила на шаг.
– Александр знал?
– Нет.
Он закрыл глаза, будто ему было больно смотреть на нее.
– Тогда мне искренне его жаль. Он не представляет, с кем хочет связать свою жизнь. Ты же сломаешь его так же, как и меня. Женщина с обликом ангела, но с дьявольской душой…
– Ты ошибаешься, – перебила она. – Теперь все будет по-другому!
Уголки его губ дрогнули в слабой улыбке.
– Сама-то веришь в то, что говоришь? Посмотри, что случилось со мной… Ты же этого добивалась, правда? Хотела унизить и сломать, свести меня с ума… Что ж, полюбуйся!
Внезапно он схватил ее и заставил посмотреть в глаза – в самые зрачки, в самую глубину, в черную бездонную пропасть. Она задрожала в его руках, но сильные пальцы крюками впились в плечи. Хватка становилась сильнее. Слезы брызнули из ее глаз, стало нечем дышать – а потом все завертелось перед глазами. Невыносимо долго длилось это мгновение. Наконец Бронислав оттолкнул ее, и Кристина рухнула на пол.
– Я тебя презираю! – выплюнул он с такой болезненной гримасой, будто каждое слово кромсало внутренности. – Ты сломала мне жизнь. Ты лишила ее смысла. Теперь у меня внутри одна пустота, – он ударил себя кулаком в грудь. – Нет опоры под ногами, я падаю вниз… Я хочу упасть вниз…
С этими словами он бросился к выходу. Хлопнула дверь, квартира погрузилась в неестественную тишину. Только в ушах Кристины все еще звучали его слова.
Я тебя презираю. Я хочу упасть вниз.
Александр вернулся поздно вечером, когда уже зажглись окна многоэтажек, огни перемигивались вдали, а с улиц исчезла суета. Однако Кристине не было никакого дела до того, что творилось за пределами квартиры, ее маленького острова, где можно укрыться от всех проблем. Она сидела на кровати, поджав ноги, и бесцельно смотрела перед собой. Звон ключей и возня в коридоре вернули ее к реальности. Но подняться и выйти не было сил. Перед глазами плясали разноцветные круги, голова кружилась, душу точила тревога.
– Я дома! – донесся бодрый голос. Целый день кропотливого труда и ни капли усталости. Просто невероятно!
Кристина кое-как пригладила растрепанные волосы, поправила одежду и постаралась придать лицу радостное выражение. Не получилось. Александр переступил порог комнаты и настороженно прищурился.
– Что случилось?
– Ничего. – И все-таки дрогнувший голос выдал с головой. Как решиться во всем признаться? Получится ли? Она почувствовала легкое прикосновение к руке, которое преодолело заслон. Александр готов выслушать. Может, сможет и понять?
– Расскажи, что произошло.
Она задрожала и отвернулась. Только бы удалось сдержать слезы! Бессильная, дрожащая рука осталась в его ладонях.
– Ты когда-нибудь совершал поступки, о которых потом жалел?
Алекс задумался.
– Да.
– А что ты делал, чтобы избавиться от угрызений совести?
– Ну, для начала перестал искать оправдания и полностью признал свою вину.
– Так… А потом?
– А потом… – Он замялся, пристально посмотрел на нее, как бы колеблясь, сомневаясь, говорить или нет. – Пошел на исповедь к своему духовнику. Угрызения совести, конечно, не исчезли, но мне стало намного легче.
Кристина опустила глаза и глубоко вздохнула. Комната обволакивала теплом; темное небо, подмигивающее редкими звездами, склоняло к откровенности, тяжелый день остался позади, можно спокойно поговорить о наболевшем. Смахнув выступивший
