"Дед" поглядел на него как-то устало.
- Стране тоже и рыбаки нужны.
Граков засмеялся, оценил шутку.
- Метафизик ты, Сергей Андреич. Отделяешь людей от дела. Ну, что ж. Вот они-то пусть и решают. А, рыбаки? Как - уйдем в порт или останемся на промысле, выполним трудовой долг? Тут первое слово - команде. Не возражаешь?
"Дед" чего-то хотел ответить, потом повернулся и пошел прочь. Мы расступились, дали ему пройти.
- Ну, утопленники, - Граков к нам подошел, - ваше слово! Никто за вас его не скажет. Опасность некоторая, конечно, есть. Бабилов - механик знающий. Но и мы с вами тоже кое-что знаем. Как люди плавают. В каких, понимаете, условиях. Когда необходимость велит. Про это ведь в акте не напишешь...
Мы стояли толпой, переминались. Потом Шурка спросил:
- Ну дак чего? В порт, значит не идем?
Граков ему улыбнулся:
- Хочешь, чтоб я тебе приказал? А я, наоборот, тебя хочу послушать, твое мнение.
- А чего меня-то слушать? На ж... поглядеть, как нам ее поцеловали.
- Это ты называешь "поцеловали"? Я думаю, это по другому называется. Это на вашу ж... только "обратили внимание". Так точнее будет, правда? Да сам же ваш Бабилов - слыхали? - "чепуха", говорит, заварить - раз плюнуть.
Я сказал:
- Он не про это говорит.
Шурка от меня отмахнулся, чуть не со злостью.
- Да будет вам хреновину плести с твоим "дедом"! Помешались на этой заплате.
Граков переглянулся с групповым.
- Я ж говорю, совсем он их деморализовал. Тот лишь плечами пожал, не ответил. Тут Ванька Обод вперед выступил.
- Лично я вот списаться хочу... Это как, можно или нет? Граков поглядел на него строго. Ванька весь ужался.
- Как фамилия?
- Да чо "фамилия"? Вопрос нельзя задать?
- Ну, а все-таки, фамилия у тебя есть? Или ты ее стесняешься? Вот у меня - Граков, все знают. А ты у нас - беспризорный, что ли? Иван, не помнящий родства?
Ванька помялся, выдавил из себя:
- Чо это не помнящий? Иван Обод... Ну?
- Родила, наконец! Значит, списаться хочешь, Иван Обод? Товарищей бросить?
- К доктору я на прием записан. Еще раньше.
- Болен, значит? Плохо себя чувствуешь? Это другое дело, прости. Это вопрос не принципиальный. Конечно, держать не будем. Причина вполне уважительная.
Бондарь спросил:
- А другим нельзя? Ребров моя фамилия.
- Можно, Ребров. Представь себе, можно. Каждый, кто хочет списаться, может это сделать. В установленном порядке. Подать заявление капитану, получить у второго штурмана аттестат и так далее. Держать никого не собираемся. Боязливые да робкие нам не нужны. Коллектив у нас здоровый, а от балласта освободится - еще будет здоровее. Так, орлы?
Он улыбался, все свое золото выставил, а руку положил на плечо - тому, кто поближе. А ближе всех к нему Митрохин стоял, чокнутый наш, моргал белесыми ресницами. И тут он весь встрепенулся, покраснел, даже затрясся от злости, что ли, или знамение ему привиделось.
- Что мы стоим, действительно, лясы точим! Работать надо! Чиниться. А думать - не хрена, ребята. А ну, айда работать!
- О! - Граков удивился даже, потрепал его по плечу. - Гляди-ка, Иван Кузьмич. Мы тут про железо беспокоимся, а на этом железе - еще люди плавают!
Чокнутый наш рванулся - куда-то чего-то вкалывать.
- Ну, ребятки, - Граков нам сказал. - Давайте-ка, действительно делов у нас хватает, не будем розовым мечтам предаваться.
Мы постояли и разошлись. Тут лишь заметили, что сварщики уже протянули провода к корме, притащили с катера пару стальных листов. Все - пока мы лясы точили.
- Веселей, веселей на палубе! - Это уже старпом покрикивал из рубки. Заспались.
Шурка задрался с ним:
- Сиди там. Скажи спасибо, что не разжаловали.
- Ты с кем разговариваешь?
- С кем! С тобой.
- А ты глаза разинь. Ты не со мной одним. А за ним действительно кеп стоял - хмурый, шапку на брови надвинул. К нему тоже как будто относилось.
- А я вообще говорю. Кой-кого не мешало бы разжаловать.
Кеп отошел вглубь. Я взял Шурку за рукав, увел от греха подальше.
Отдраили трюма, стали бочки катать на полубак. Это - чтобы корма поднялась. Все делали молча, но каждую минуту готовы были сорваться. Так оно вскорости и вышло.
Кепу идея пришла - на полубак еще и сетей натаскать. Это нужно весь порядок, уложенный для выметки, разрушить, а потом его снова набирать. И много ли толку от сетей - в них, в каждой-то, тридцать килограммов весу; это чтоб увеличить дифферент на сантиметр, нужно сеток полста, не меньше. Мы их таскали, таскали, потом соображать начали - что же это мы делаем? А вернее дрифтер обо что-то споткнулся. И озверел.
- Посылают командовать лопухов на нашу голову, так их и так и разэтак!
А тихо было, и кеп, конечно, услышал. Он уж, поди, и сам был не рад, что такая идея ему пришла, но команда отдана, отменить - амбиция не позволяла.
- Скородумов, ты это про кого?
Мы бросили сетки, расселись на них и закурили. Спектакля ждем.
- А я, - говорит дрифтер, - про тех, к кому это относится.
- Скородумов, у меня к тебе давно претензия. Не нравишься ты мне, Скородумов.
- А я не за тем плаваю и не за то деньги получаю, чтобы кому-то там нравиться.
- Так вот, Скородумов, больше нам с тобой не плавать.
- Да упаси! Только до порта дойти, а там расплюемся. Ну, это уж потерпим недельку.
- Нет, не недельку, Скородумов. Насчет порта вопрос решенный.
Дрифтер так и сел:
- Когда это он решенный?
- Извини, с тобой не посоветовались. Так что можешь - в индивидуальном порядке. Мы тебе замену найдем.
Дрифтер взял сетку и потащил. Мы за ним. Лицо у него свекольное стало, но все слова в горле застряли.
- Хорош! - кеп наконец скомандовал. - Больше не таскайте.
А мы всего-то штук двадцать перетаскали.
- Как это "хорош"? Или уж все таскать или не браться было...
Но кеп уже удалился. Вместо него старпом выглядывал.
- Ладно, Скородумов, покричали - и хватит. Тебе сказано - "хорош".
- Дак эти-то что - обратно таскать?
Старпом задумался.
- Валяйте, - говорит, - обратно.
Тут такое сделалось! Дрифтер взревел - так, что чайки взмыли над Фугле-фиордом, пошел к полатям* неверным шагом, вытащил багор и кинулся с ним наперевес к рубке. Старпом уже, наверно, с жизнью простился, стоял, как памятник на своей могиле. Впятером мы дрифтера завернули, увели в кубрик. Там он минут через двадцать успокоился и вышел с помощником - шкерить подбору. Остаемся или уходим, а он ее должен срезать со старых сетей, негодных, а в порту сдать - она ценная, сизальская.
* Полати - легкий досчатый помост, расположенный выше человеческого роста, между мачтой и капом. Используется для самого разнообразного хозяйства.
А мы все катали бочки, пока не сказали нам "хорош", корма поднялась, можно заваривать пробоину.
Боцман соорудил беседку - два штерта и доска, - на ней мы обоих сварщиков смайнали за борт. Один там дрелью сверлил отверстия в обшивке, другой кувалдой выстукивал края пробоины.
- Эй, сварщики! - Шурка им орал. - Вы варите как следует. Потонем - вас же совесть замучит.
Мне с Васькой Буровым боцман вручил по лопате - мокрый уголь из каптерки штывать в пробоину. Его там до черта насыпалось - трубу разорвало, по которой он сыплется из бункера; вся вода от него почернела.
- Эй, сварщики, - Васька шептал им в дыру. - Ни хрена не варите, поняли? Одних бичей слушайте. Сварите себе тяп-ляп. Чтоб она снова потом бы разошлась.
- Да не поймешь вас, ребятки, кого слушать.
Они и не слушали, грохали по обшивке. Дрель визжала, как зарезанная.
- Давай, Васька, штывай, - сказал я ему.
- Да погоди, вожаковый, посачкуем. Никто ж нас тут не видит.
Я один штывал. Что толку сачковать - когда сидишь в вонючей дыре, грохот в ушах, визг. Но Ваську хоть повесьте за ноги - он и так сачковать согласен. Сидел на кадушке с капустой и все перекуривал, перекуривал.
Старпом пришел - взглянуть на нашу работу.
- Сколько выгребли?
- Сто шидисят три лопаты, - Васька говорит.
- Он, значит, работает, а ты считаешь?
- Как же не считать? Мы ж по очереди. Вдвоем же не развернуться, продуктивность снижается.
Он хороший сачок, с образованием. Спросил даже, с готовностью: .
- До сколько штывать, старпом? До тыщи или до трех?
- Пока сухой не пойдет.
- Ясно, это считай - тыща семьсот.
Старпом постоял и ушел.
- Кури смело, - говорит мне Васька. - Слыхал - "пока сухой не пойдет".
- Ну, так нам тут работы суток на трое.
- Ты что? Его, если хочешь знать, вообще штывать не нужно. Думаешь, он мокрый не горит? Его специально водой поливают, спроси у кандея.
Я бросил лопату.
- Так чего ж мы с ним возимся?
- А не возись! Я ж те говорю - кури. Ну, шевели полегоньку, а то на палубу выгонят.
Я снова взял лопату.
- Не напрягайся, - сказал Васька. - Это ж мы всегда можем сказать: "сухой пошел".
- Они ж увидят.
- А мы сами сухого подсыпем. Из бункера принесем и затолкаем в трубу. Ты, Сеня, молодой еще, дак за артельного держись. Я с дураками всю жизнь живу, а с ними-то больше научишься, чем с умными.
