тела. У меня появляется странное смутное ощущение борьбы, горячее и сердитое, потом потное и прохладное. Но бо́льшая часть меня все еще в Комнате Ушей, слушает, как кто-то визжит.
Теперь я вернулся обратно в свое тело. Я в ванной, смотрю, как вода течет в раковину, а потом я вдруг понимаю, что это я визжу. Я начинаю визжать громче и снова теряю свое тело. Я продолжаю визжать, чтобы я мог стать визгом, а потом я превращаюсь в звук того, что я ощущаю, и перестаю быть мальчиком в ванной, который так и не съел на завтрак три французских тоста.
Бет смотрит на часы. У них есть еще пять минут до выхода из дома. Грейси с Джессикой, готовые ехать, в одинаковых полупрозрачных белых рубашках и светло-голубых джинсах сидят за кухонным столом в ожидании Софи, которая все еще копается наверху.
— Софи! — кричит Бет. — У тебя две минуты!
Она заходит в ванную, чтобы напоследок окинуть себя взглядом в зеркале. Пригладив пальцами прядь волос, норовящую стать дыбом, она промокает успевший заблестеть лоб. Потом растягивает губы в широкой улыбке. В зубах ничего не застряло. Хотя она знает, что ей с ее светлой кожей, склонной в два счета обгорать докрасна и покрываться веснушками, а в последнее время еще и морщинками, стоит избегать солнца; всю эту неделю она ежедневно по часу в день лежала на террасе, пытаясь добиться здорового золотистого загара. На щеках у нее играет розовый румянец, глаза сияют. Миссия выполнена.
Фотографа с дешевыми расценками на пляжные фотосессии Бет нашла по рекламной листовке на доске объявлений в супермаркете, а идеальные белые рубашки купила через Интернет в «Олд Нэви» в прошлом месяце. Она заказала сразу четыре, для каждой из них, и они несколько недель ждали своего часа в шкафу, выстиранные и отглаженные. Накануне вечером они вчетвером покрасили ногти на ногах одинаковым перламутрово-голубым лаком. На всех четверых миленькие жемчужные сережки и подходящие к ним серебряные браслеты. Образцово гармоничное семейство с головы до пят. Бет улыбается и поздравляет себя с тем, как прекрасно она все организовала и все продумала.
— Мама!
Пронзительный вопль одной из ее дочерей заставляет Бет со всех ног броситься в кухню. Она окидывает Джессику взглядом. Крови не видно. Слез тоже. Никакой катастрофы нет. А потом Бет переводит взгляд на Грейси. Весь перед ее прекрасной полупрозрачной белой рубашки залит красным фруктовым пуншем. Грейси с полными слез глазами и потрясенным лицом держит в руке практически пустой стакан. А вот это катастрофа. Это просто катастрофа.
— Боже мой, Грейси! Что ты наделала!
— Это все Джессика! Она толкнула меня, когда я наливала себе пунш!
— Я ее не толкала!
— Толкнула!
— Я случайно, — говорит Джессика.
— Зачем ты вообще стала наливать себе пунш? — спрашивает Бет. — Я же сказала, что мы выходим через две минуты.
— Я захотела пить.
— Поди сюда.
Не дожидаясь, когда дочь подойдет ближе, Бет через голову стаскивает с нее рубашку и, оставив голую по пояс рыдающую Грейси в кухне, мчится в ванную. Там она заливает пятно жидким мылом и принимается тереть его под проточной водой. Пятно из темно-красного становится розовым, но никуда не девается. К тому же вся рубашка теперь насквозь мокрая. Надевать ее на Грейси нельзя. Бет бросает взгляд на часы. Им уже пора выходить.
Думай. Думай. Думай.
Бет снова трет рубашку. Пятно по-прежнему на месте. Рубашка по-прежнему мокрая. Времени уже нет. Ей придется с этим смириться. У них не будет фотосессии в одинаковых прекрасных полупрозрачных белых рубашках. С этой мечтой придется расстаться.
Ей нужен план Б. Ну хорошо, одинаковых белых рубашек на них не будет, но они все равно могут быть все в чем-нибудь белом.
— Грейси! — зовет дочь Бет. — Беги в свою комнату и надень белую рубашку!
— Какую?
— Любую! Бегом!
Бет делает глубокий вдох и медленно выдыхает через рот, пытаясь не утратить самообладания. Она возвращается обратно в кухню и устремляет взгляд на Джессику, которая стоит неестественно неподвижно, как будто боится моргнуть.
— Зачем ты толкнула сестру?
— Я не нарочно!
— Ладно. Постой пока здесь, только ничего не трогай. И не вздумай ничего пить!
Грейси возвращается в кухню в белой футболке с объемной фиолетовой надписью «Девчонки рулят, мальчишки молчат» на груди.
— Нет, нет, нет, — восклицает Бет, уже еле сдерживаясь. — Это не годится. Никаких надписей. Нужно что-нибудь без надписей. Пойди и найди однотонную белую рубашку!
— У меня нет однотонной белой рубашки! — говорит Грейси, все еще плача.
— Должна быть!
— Нету!
— Тогда пойди и возьми какую-нибудь у Джессики!
— Она будет велика!
Бет принимается мысленно перебирать весь гардероб девочек. Грейси права. Все белые футболки с рисунками. Бет смотрит на часы. Они опаздывают. Она никогда не опаздывает. Она любит приезжать заранее. Лицо у нее горит. Ее нежный золотистый румянец стал багровым от стресса.
В ход идет план В.
— Так, слушайте. У всех есть однотонные майки. Мне все равно, какого цвета. Главное, чтобы без надписей. Идите найдите любую и наденьте ее. Бегом!
Грейси с Джессикой наперегонки мчатся по лестнице на второй этаж, и Бет бежит следом за ними.
— Софи! — кричит она сквозь полупрозрачную ткань свой прекрасной белой рубашки, сдирая ее с себя в ванной. — Переоденься в какую-нибудь майку!
— Что? Это еще почему? — кричит в ответ Софи.
— Потому что я так сказала!
Все майки у Бет черные, так что переодевается она в мгновение ока. Она дожидается девочек у лестницы в коридоре, где на стенах висят грустные одинокие рамки из-под фотографий. Каждая уходящая секунда, кажется, отщелкивает у нее в висках. К ее удивлению, первой к ней присоединяется Софи. На ней красная майка без надписей, и выглядит она просто замечательно, если не брать в расчет лицо.
— Ты что, накрасилась? — спрашивает Бет.
— Самую чуточку.
— Где ты взяла косметику?
— У Алины. Ее мама разрешает ей краситься.
— А твоя мама тебе — нет.
— Это несправедливо!
— Жизнь вообще несправедлива. Поди-ка сюда.
Бет смотрит на подведенные глаза Софи потрясающего синего цвета. Она всего на пару дюймов ниже самой Бет. Вряд ли у нее еще долго получится запрещать старшей дочери пользоваться косметикой, но, по крайней мере, сделать так, чтобы на сегодняшней фотографии ее не было, в ее силах.
Она подавляет побуждение послюнить палец и потереть им накрашенное лицо Софи. Вместо этого она хватает дочь за руку и тащит в ванную. Выдавив на уголок полотенца немного жидкого мыла из дозатора, она мочит
