Но индийцев еще больше, китайцев и того больше, а я что-то не слыхал, что они наши старшие братья. Потому что русский народ нас, в сущности, завоевал? Но разве германцы, завоевав римлян, стали старшими братьями итальянцев? Потому что он первым дал залп по Зимнему? Так мы его не просили. Потому что он древнее всех остальных советских? Но, во-первых, выражаясь языком энциклопедистов, он не древнее Адама, а во-вторых, когда русские были пастухами и звероловами, армяне уже читали эллинских философов, а таджики составляли звездные таблицы. Я не против советской власти. Но пусть на Украине будет украинская независимая советская власть, украинская армия, украинская валюта.
- За эти взгляды вас и посадили?
- За эти взгляды, пан Лоренц, за эти взгляды. Перед вами, если употребить формулу следствия, украинский буржуазный националист. А мой батько, тот самый буржуй, почти всю жизнь батрачил на помещика. И донес на меня после задушевной беседы мой односельчанин и однокурсник, мы с ним вместе в школу за пятнадцать верст ходили и в ночное вместе, и его батько батраком был. Вы Софокла читали?
- Читал. Со словарем в подлиннике.
- А Еврипида?
- И Еврипида читал.
- А Шекспира?
- Хватит, Гриша. К чему эти вздорные вопросы?
- Не вздорные. Все трагедии, все Эдипы и Медеи, Гамлеты и Макбеты - из детского сада, все их тревоги и беды ничто перед тем, что, может быть, испытала вот эта пустая украинская хата, где мы с тобой тайно, со страхом едим кусок черствого хлеба с цыбулей, которой гребует собака. А впереди пани смерть...
Чем ближе они подходили к неровной, колеблющейся линии фронта, тем труднее и опаснее становился их путь. Случилось им и на немцев наскочить, и была такая странность: немецкие солдаты притворились, что их не видят, отвернулись от них, и скитальцы миновали село. В другой раз у них проверили документы, но не поняли русские слова, потребовали: "Аусвайс!" Литвинец, скрывая, что знает по-немецки, кое-как объяснил, что они возвращаются в родное село, они кригсгефангене, отпущенные военнопленные. Немцы снова требовали: "Аусвайс!" Литвинец снова им объяснил, что они возвращаются в родное село, они кригсгефангене, отпущенные военнопленные. Немцы снова требовали: "Аусвайс!" Литвинец снова им объяснял, в конце концов они надоели немцам, их отпустили, но пришлось им возвращаться обратно, родное село могло быть только позади, в тылу, а не поблизости от линии фронта. Может быть, Лоренц когда-нибудь и расскажет, как сравнительно недалеко от Харькова, в снежном, сыром, февральском лесу к ним по-звериному неслышно приблизился наш разведчик и сказал:
- С фронтовым приветом, славяне.
Он был в сапогах с отогнутыми голенищами. Короткий тулупчик был новеньким, ладным, из-под полы выглядывали ножны финского ножа. В руке он держал мину с колесным замыкателем. Бегло, скучающим голосом задал он два-три самых необходимых вопроса, безо всякого интереса выслушал ответы, спешил заговорить сам:
- До рельсов не пройти, немцы стоят через каждые сорок метров. Мерзнут, друзья, а стоят, охраняют дорогу. Ничего не поделаешь, принял решение, отползаю.
Взгляд у него был, наверное, острее финского ножа, особенно недобрый потому, что он все время улыбался без участия взгляда в улыбке. Ни Лоренц, ни Литвинец еще не знали, что особого рода разведчики в армии живут иной, привилегированной жизнью, к непрямому начальству относятся свысока, никто им не смеет давать какие-нибудь поручения, днем они большей частью спят, и тяжелый дух у них в землянке, котловым довольствием пренебрегают, у них за линией фронта есть подруги, питание, самогон, а то и водка.
- Так получилось, что пошел один, а то мы всегда вдвоем с сержантом, доверился он незнакомцам. А потом к Лоренцу: - Говоришь, ты из Харькова?
Лоренц никогда этого не говорил. Он снова назвал родной город и добавил:
- Мы оба идем оттуда. Три месяца. Разведчик, не обратив внимания на ответ, поправил треух, продолжил разговор о сержанте:
- Он взятие языка редко осуществляет. Мстит. Одного достанет - убьет, двух - убьет, вот если трех, так одного приведет. И наших, чертушка, убивает, говорит - фрицы переодетые или шкуры. Сам смелый, хорошо ориентируется в обстановке, но чувствительный.
Так, явно их пугая, он долго вел их сквозь кустарник, придавленный низким зимним небом, вел их кривыми тропками, проложенными нашими бойцами вдоль линии окопов, и остановился у неприглядной землянки. К ней сползало несколько ступенек, неуверенно, кое-как выдолбленных в глинистом спуске. Разведчик постучался в дверь, которая, вероятно, была доставлена сюда из чьей-то ванной, и, пропустив обоих вперед, вошел вслед за ними в землянку.
Там было темно и тепло. Не сразу увидел Лоренц двух военных, забивавших козла. На них были меховые жилеты. Разведчик обратился к одному из них по уставу, но с шутливостью в голосе:
- Разрешите доложить, товарищ капитан. Проявил инициативу, привел двоих. Говорят по-русски свободно. Пробирались через наши боевые порядки.
- Жаль-жаль, но слава Богу, - сказал капитан. Таким было его обычное присловье, но это выяснилось потом, как и то, что был он заместителем начальника особого отдела. - Документы!
Его партнер, огромный, как шкаф, зажег электрический фонарик. Капитан при свете фонарика внимательно стал читать паспорт Лоренца. Тупым, долгим взглядом обхватив Лоренца, он первый вопрос задал Литвинцу:
- Где ваш паспорт?
- У меня студенческое удостоверение.
- Вижу. Где паспорт?
- У старосты группы остался. Все студенты сдали ему паспорта, чтобы он отнес их в военкомат, получить назад уже не смогли.
- Почему студенческое удостоверение просрочено?
- Халатность. У нас все так...
- Где, когда встретились друг с другом?
- Мы шли вместе. Оба с филфака университета, я - студент пятого курса, он - лаборант.
- Почему вы не в армии?
- Мобилизовать не успели, меня еще в конце мая отправили на педагогическую практику на село. Когда вернулись, должны были организованно пойти в военкомат, но было поздно, немцы временно вступали в город.
- Название села, где были на практике?
- Я в родное село попросился, на Николаевщине...
- Как раньше назывался Николаев?
- Всегда был Николаевом.
- Где родился Ленин?
- Владимир Ильич Ленин родился в городе Симбирске, ныне Ульяновск.
- Врешь, продажная шкура! - заорал капитан. - Нет у нас такого города Симбирск и не было никогда, с Сибирью спутал, шпион!
- Это, знаете, ли, нонсенс, - вмешался Лоренц.
Но капитан, не глядя на него, крикнул: "Молчать!" Успокоившись, он добавил крепкое ругательство и опять стал допрашивать Литвинца:
- Почему на вас военная форма?
- С убитого красноармейца снял.
- С какой целью?
- Удобнее в ней, да и привыкать надо.
- К чему привыкать?
- К службе красноармейской. Для этого мы и пришли к вам.
- Разберемся. - Капитан приказал разведчику: - Уведи, скажи, чтоб накормили. И пусть пока держат под охраной.
Разведчик повернул Лоренца к двери. Капитан испытывал к Литвинцу доверие. Таких много было на Украине. Данные другого ему не понравились. Капитан занялся Лоренцем:
- Вы еврей?
- Нет, русский.
- Вы немец?
- Нет, русский.
- Почему фамилия нерусская?
- Далекие предки были немцами.
-- Далекие предки? Фатер-мутер?
Тут вмешался второй:
- Так и я Шульц. Украинец, с Донбасса, а Шульц. Бывает. Я вначале, как рядовым был, просил ребят на фронте не кричать "Шульц! Шульц!" - чтобы свои не подумали чего. А мне часто кричали, поваром я был.
Капитан знал - и показал это во время допроса Литвинца, - что болезненная подозрительность в условиях массового окружения бесперспективна, но тут он был упорен:
- Вы немец-колонист?
- Нет.
- Засланы к нам для шпионской деятельности?
- Нет. Я больше трех месяцев пробирался к нашим, чтобы служить в Красной Армии.
- Немецкий язык знаете?
- Знаю.
- Шурик, - сказал капитан Шульцу, - поговори с ним по-немецки, раз у тебя такая фамилия.
Шульц был огромен, рыж, лицо гладкое, маленькие глазки, светло-желтые ресницы. Он размахнулся. Резкая боль обожгла нос и губы Лоренца. Шурик опрокинул на него стол вместе с костяшками домино. Лоренц упал. Шурик придавил его тело столом и стал топтать пудовыми ногами в кирзовых сапогах между деревянными ногами опрокинутого на тело Лоренца стола. "Сейчас умру, подумал Лоренц. - Или меня уже нет? Почему же тогда такая боль во всем теле?"
Открылась дверь.
- Смирно! - приказал капитан и доложил: - Обрабатываем шпиона, товарищ полковник.
- Неплохо, - одобрил полковник. - Служу с первого дня войны, а шпиона ни разу не видел. Поднимите его.
Шурик поставил Лоренца перед полковником и полою его же демисезонного пальто снял у Лоренца с лица кровь. Капитан уточнил:
- Имеет паспорт. Серия, знаки правильные. Фамилия немецкая.
- Покажи.
Полковник пробежал глазами паспорт и быстро посмотрел на Лоренца. А Лоренц приходил в себя. Где он видел этого полковника - маленького, кругленького, с пухлыми щечками, короткорукого? Вдруг полковник сказал:
