Повторил еще раз: мне даже не восемнадцать — будто сумел уложить восьмерку на лопатки, превратить себя в действительно взрослого, а не просто восемнадцатилетнего плюс один. Поймал отражение, нацепил спокойное, чуть равнодушное лицо и заглянул в кухню. Отец сидел перед ноутом, а рядом стоял виски — тот, что принес Алекс, вспомнил Антон и еще раз подумал: будь они в плохом сериале, Алекс бы оказался его сводным братом, а вот он, Антон, вполне сгодился бы в сыновья той самой женщине, что однажды вышла из дома и не вернулась. Впрочем, что сделала его мать? Вышла из семьи и не вернулась.
— Ты куда?
— К девушке, — получилось с вызовом.
— К однокласснице? Или у тебя еще кто есть?
— Да, — сказал быстро, затем поправился: — К однокласснице.
— Она интересная. С характером, знаешь. Мать твоя тоже такая. Помнишь, как она мне ракеткой вмазала?
О да, это он помнил. Урок тенниса, симпатичная инструкторша, которая придерживает Антону руку, внимательный взгляд отца — тот самый, который ни с чем не перепутаешь, и визг матери: «Постыдился бы при ребенке!» Пальцы багровеют, отец орет, девушка испуганно жмется к сетке, и Антону жаль ее, жаль ракетку с лопнувшей сетью, жаль отцовых пальцев, но больше всего ему жаль себя, потому что девушка выйдет и забудет о них через час, а ему еще ехать с ними домой, ему еще жить с ними дома, ему еще жить в их доме — и никуда от них не деться, пока не настанет тот самый день, когда он станет достаточно взрослым, чтобы жить без них.
— Помню.
— Интересные времена. Не соскучишься, одним словом. — Уголки губ дрогнули. — Она ведь заезжала? Когда меня не было. А ты не сказал.
— Ты ведь и так узнал.
Отец подлил себе еще виски и вдруг прямо посмотрел Антону в глаза:
— Вот была семья. А что от нее осталось?
— Я, — он сказал тихо, с усмешкой, зная, что это не оправдание — ни для кого в этом мире.
Отец встал и подошел к нему вплотную. Антон напрягся, уже сжал кулаки, готовясь к атаке.
— Выше меня уже. Мужик совсем. Пойдем-ка.
Они вышли во двор, отец нажал на кнопку — двери гаража поплыли в сторону. Антон сжался, уже предчувствуя расплату за побитую машину. Щелкнул выключатель — внутри оказался новый автомобиль.
— Помню, как в салоне смотрел.
— Серьезно?
Отец протянул ему ключи:
— С днем рождения. Дом тебе оставляю до завтра. Что хочешь, то и делай.
Потом добавил:
— Езжай к ней. Только сильно не прикипай. Бабы это чувствуют — сразу крутить начинают.
ВНИМАНИЕ! ВЕДЕТСЯ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕ! 24 ЧАСА
Он не удержался и помахал в камеру рукой, прежде чем зайти в лифт, из которого изрыгались звуки, едва напоминающие музыку.
Дверь в квартиру уже была открыта. Алина стояла в прихожей — явно только вышла из душа: мокрые волосы, чистое лицо, огромный плюшевый халат — сейчас она выглядела совсем как ребенок.
— Тапки надень, замерзнешь.
В квартире и правда было как-то по-пещерному промозгло и сыро — будто холод излучали сами стены.
— Дурацкая новостройка. Мама говорит, там что-то в технологии напутали, поэтому здесь или очень холодно, или очень жарко. Пойдем, у меня обогреватель в комнате.
Антон окинул взглядом квартиру: светлые стены, встроенная спрятанная техника, плакаты, винтажные пластинки разных лет над диваном.
— Красиво.
— Мама сама делала проект.
— А мы нанимали. И то там столько скандалов было. Если бы мои родители все планировали, они бы вообще друг друга убили.
— Они ведь тоже в разводе?
Он кивнул:
— Во втором.
— Это как?
— Они такая итальянская пара. Сегодня ненавижу, завтра жить без тебя не могу, послезавтра видеть не хочу. И так по кругу.
— Наверное, непросто.
— Это да.
Они прошли в комнату Алины — и теперь Антон наконец понял, откуда запах вишни, — на подоконнике стояли ароматические свечи. Он кивнул на плакат над кроватью Алины.
Я ТОЖЕ СОБИРАЮСЬ СТАТЬ ЖЕНЩИНОЙ-МОНСТРОМ [1]
— Это откуда?
— Из книжки какой-то. Я не читала, просто фраза понравилась. В «Гараже» купила.
Антон провел указательным пальцем по ее скуле и тихо сказал:
— Никакой ты не монстр.
Палец скользнул за ворот халата, вторая рука уже развязывала пояс. Алина осталась обнаженной, ее тонкая смуглая кожа покрылась мурашками. Антон провел рукой по плечу, зацепился за выступающую родинку. Алина дернулась и отступила — и тут же обожгло другим воспоминанием, где высвободиться пытался он. Убрал руку и взглянул Алине в глаза, уже собираясь сказать ей, что он, сам не зная зачем, сотворил.
— Я что-то делаю не так? — спросила она тихо.
«Это я все делаю не так», — должен был ответить он, но не стал, не смог.
После они лежали в постели и грелись друг о друга, а Антон под одеялом водил рукой по ее телу. Вдруг палец наткнулся на длинный бугорок на бедре — и еще один, и еще. Алина сжалась. Он откинул одеяло и включил лампу на тумбочке.
— Это еще что такое?
— Обожглась, — она промямлила, пряча глаза.
— О бритву? Алин?
Она закуталась в одеяло и свернулась калачиком.
— Эй, — он тихо позвал. Потом сказал: — Знаешь, почему я с отцом после развода остался? Они поссорились, и мама вскрылась. Не чтобы насмерть, а чтобы ему показать. Стоит, кровища капает, он орет, а я думаю, что она умирает. Когда в суде спросили, с кем хочу жить, сказал, что с отцом. Она мне этого не простила. А я не простил ей.
Алина приподнялась на кровати. На его спину легла теплая ладонь.
— Я так не буду.
Антон прижал ее к себе и тихо спросил:
— Зачем?
— Это после переезда. Когда мы жили там и меня накрывало, я всегда могла пойти к морю и покричать. Просто покричать, понимаешь? А здесь каждый звук слышен — сосед свет включает, я уже слышу. А еще… я сначала думала, мы ненадолго переехали, но мама так обрадовалась, что мы вернулись, что я тоже поняла: это все, вот так я теперь и буду жить. А папа… он там. Мне казалось, это какой-то плохой сон, от которого просто нужно очнуться. А как — я не понимала. Тогда я и начала это делать. Сначала щипала, а
