вы! Куда собрались?
Они переглянулись и, не сговариваясь, помчались по школьным коридорам. Антон протянул руку Алине, она вдруг подала ее Другому — и они бежали втроем, как в каком-то французском фильме, который Антон видел только отрывками, но запомнил красивую грудь главной героини, горящие баррикады на улицах и что где-то далеко шла война, подминая прежнюю жизнь.
Сидели в парковом кафе у реки, укутавшись в пледы.
— Выпьешь? — спросил Другой.
— Я за рулем, — Антон вытащил ключи. — Отец подарил.
— Крутой у тебя отец.
Алина хмыкнула. Антон бросил на нее быстрый взгляд, и она принялась разглаживать скатерть.
— А ты, Вадим, — он специально выбрал не кличку, — куда поступать хочешь?
— В Питер. Просто свалить.
— Почему туда? — Алина сразу зацепилась.
— А куда еще ехать из Москвы? Хочется как-то… — он схватил зубочистку и стал крутить ее в пальцах, — обнулиться, что ли?
— Как Петр. Первый, кто придумал сваливать из Москвы в Питер.
— Мне кажется, он тоже хотел обнулиться. И обнулить все, что было до него. Глобально, понимаешь?
— Я бы тоже в Питер поехала, лишь бы отсюда куда-нибудь.
— Ты же хотела куда-то туда, к себе… — Другой неопределенно махнул в сторону, а Антон нахмурился: не слишком ли много он знает?
— Мы литературу оба сдаем, у Нелли занимаемся, — как будто догадавшись о его мыслях, сказала она. Потом обратилась к Другому: — Меня не возьмут. Вообще никак. Я писала в университеты — что язык знаю, что жила там, но мне ответили, что исключений не делают.
— Обидно, наверное.
Алина кивнула:
— А ты на что-то киношное ведь пойдешь, да?
— Если литературу не завалю, то да. У меня на пробниках выше 80 не выходит, а этого очень мало. Да я и не люблю книжки. Не мое.
— Почему? — она спрашивала с искренним интересом, как будто что-то в нем увидев такое, чего не видела раньше.
— Я визуал, мне текст неинтересен. Вот смотришь фильм, например, и там в одном кадре столько всего уместится — и актеры, и натура, и музыка, и постановка, и одежда, и поза, и выражение лица. А в книге на это страница уйдет, и все равно самому все придумывать. Мне скучно.
— Какой твой любимый фильм?
— Дурацкий вопрос. Вот какая у тебя любимая песня? — Алина усмехнулась и кивнула. — Ты же все время что-то слушаешь, одной не будет.
— Все равно есть тот, который больше всего про тебя — здесь и сейчас.
Другой развернул телефон экраном вниз. Алина увидела блестящего кролика и кивнула:
— Знаю.
— Смотрела?
— Да. Но мне не особо. Больше из-за саундтрека понравился. Такое продолжение Depeche Mode, знаешь?
— Так там режиссер клипа как раз с ними работал до этого…
Они все болтали, и Антон вдруг почувствовал себя лишним, как ребенок, который случайно затесался во взрослый разговор. А о чем он мог рассказать? О новой машине? О том, как он понятия не имеет, куда и зачем поступать? О том, что ему уже даже не восемнадцать, и от наползающей на него взрослости тело вновь начинает свербеть, и все, чего ему хочется, это уползти в шкаф и спрятаться, чтобы его не нашли?
Он нырнул в телефон и увидел одно сообщение от Selena.
«У нас все в силе?»
«Да»
Потом добавил от какой-то злости:
«заеду за тобой»
— А ты что думаешь? — вдруг спросила его Алина.
Он потянулся к ней и поцеловал в губы.
— Я думаю так же, как и ты.
Один раз. Ему нужен только еще один раз.
Она сидела на лавочке у подъезда — снова в темных очках и капюшоне, драную кожанку положила сбоку от себя. Надо было предупредить, чтобы переоделась во что-то поприличнее, подумал он и тут же отмахнулся: ничего, поделом ей, пусть почувствует себя не в своей тарелке — после того что она устроила в прошлый раз.
Антон медленно подъехал и окликнул ее из окна. Не отозвалась. Пришлось выйти и тронуть ее за плечо.
Елена вытащила наушники — его наушники! — и кивнула:
— Нагулялся?
— Уже донесли?
— Конечно. Мать твоему отцу звонила.
— А он что?
— Сказал, сегодня тебе можно все.
А завтра будет расплата. Он открыл ей переднюю дверь. Елена уселась и провела рукой по приборной панели:
— В прошлый раз другая была, нет?
— То отцовская. А это моя, — он подчеркнул, но Елена только равнодушно кивнула.
— Круто, когда тебе просто так машину дарят.
Антон вдруг почувствовал, что ему надо оправдываться.
— Я с четырнадцати вожу, отец всегда обещал. Здесь автомат, сиденья с подогревом и вот еще…
— В карбюраторе конденсат, — она кивнула и отвернулась к окну, и он почувствовал себя надоедливым водителем такси, который завалил своими вещами заднее сиденье, усадил пассажира вперед, а теперь еще и разговорами донимает. Построил маршрут до гостиницы в центре.
Елена увидела адрес и присвистнула:
— У меня на такое денег нет, сразу предупреждаю.
— Я же пригласил.
— Строго говоря, в прошлый раз тоже ты приглашал, — пробормотала она в сторону, как актриса в плохом спектакле, которая говорит всегда в сторону для зрителя, а не для партнера, чтобы над партнером посмеяться.
Антон разозлился и включил радио, тыкал передачи, пока Елена вдруг не сказала на грустной песне, гулявшей по тиктоку времен ковида:
— Оставь. — Отвернулась к окну и пробормотала: — Это кавер. 2003 или 2004 год, я не помню. Только помню, как прибегала из школы в субботу и включала телевизор, чтобы посмотреть хит-парад. Аврора тогда еще вела…
«Я в 2004-м только родился», — он мог бы сказать, мог бы остановить машину, мог бы велеть ей уйти — из машины, из школы, из жизни. Но тут она запела — чисто, в тон, сбиваясь лишь изредка, когда пыталась взять ноту выше перед припевом:
Нам осталось награда,
А может быть, повезло,
Горы битого счастья
Да седьмой лепесток… [2]
Голос дрогнул, и она отвернулась.
«Сними очки», — он хотел попросить, он хотел увидеть ее глаза, но не мог.
— Раньше она была веселее, — сказала глухо, не поворачиваясь.
— Непохоже.
— В детстве все как-то веселее. И проще. Ты
