Анна неуверенно покосилась на соседа.
- А вы думаете...
- Не я думаю, ЦК думает, - быстро отозвался Вершинкин. - А я привык доверять ЦК. Впрочем, давайте слушать, - сказал он, усаживаясь поудобней. Начинается.
Костров поднялся и объявил об открытии пленума...
"Зачем только пришел он на пленум? - подумала Анна о Кострове. - Почему не сказался больным? На январском Пленуме в Москве он подвергся жестокой критике. А теперь выводы. Печальные выводы".
- У нас на пленуме один вопрос...
Все знали, что это за вопрос. Вопрос вопросов. Вопрос о руководстве сельским хозяйством.
Что нового мог сказать Костров? Все уже было известно...
Однако он упрямо повторил все, что мог сказать каждый участник пленума. Сокращение посевных площадей, низкая урожайность, запущенность животноводства. В Заречье допустили массовый падеж поросят, в Покровке посеяли на силос подсолнечник и ждали, когда поспеют семечки...
Костров задел даже своего любимчика Шурыгина. Оказывается, молоко, проданное частниками, приходовали в Дубынинском районе как молоко, сдаваемое колхозами. Правда, Костров оговорился. "Ходит такой слух, - сказал он. - Это еще надо проверить..."
А Шурыгин тут же подал реплику: "Неправда!" Что касается районов, вроде Мотовиловского, то тут пощады не было. В Мотовиловском все было плохо: надои, корма, ремонт. Костров приводил цифры, имена, факты. Ни одного светлого блика не было в нарисованной им картине...
И это была неправда. Были в этих районах изъяны, неудачи, но в сравнении с прошлым хорошего тоже появилось немало. "У нас много ошибок, - с огорчением подумала Анна о выступлении Кострова, - но ведь есть у нас и своя честь? Неужели, если вымазать все черной краской, это и есть самокритика?"
Постепенно Костров превратился из обвиняемого в обвинителя. Он называл плохие колхозы, упрекал секретарей, увлекся. Даже металл зазвенел в голосе...
Наконец он сделал паузу и сказал:
- А теперь позвольте коснуться своих ошибок...
Точно ему кто-то запрещал!
Костров поглядел на Прохорова. Тот молчал. Грузный, с морщинами в углах рта, с набрякшими веками, он сосредоточенно смотрел куда-то на край трибуны. У Анны создалось ощущение, что он все время в чем-то с Костровым не соглашается. Но лицо его было непроницаемо, это был опытный, выдержанный, вышколенный работник, взвешивающий каждое свое движение.
Анна опять перевела взгляд на Кострова. Металл в его голосе уже не звенел, а дребезжал. Он заторопился, скороговорной повторил критические суждения, какие были высказаны в его адрес в Москве, но своих мыслей в связи с этой критикой у него не нашлось.
"И зачем он только пришел? - думала Анна. - Сказался бы больным. Никто бы не попенял ему за это..."
Какая-то отчужденность от всего происходящего чувствовалась в Кострове.
Он закончил выступление совершенно казенной фразой о том, что - он надеется! - пронские большевики исправят свои ошибки, сплотятся и выполнят стоящие перед ними задачи.
В этот момент Прохоров взглянул на Кострова. Это был мимолетный, мгновенный взгляд, но Анна уловила его: лучистый, острый взгляд, мгновенно оценивающий обстановку. Так вот кошка - греется на солнце, кажется, ни до чего ей нет дела, и вдруг откроет внезапно глаза и через мгновение держит в зубах воробья.
Не успел Косяченко спросить, кто хочет выступить, как Шурыгин попросил слова.
Этот за словом в карман не лез! Он заговорил и о кукурузе, и о силосе, и о льне и приписках, сказал, что нашел у себя в районе председателя колхоза, который покупал на стороне скот и продавал его государству как колхозный...
- Мы этого жулика выявили и исключили из партии, - жестко заявил Шурыгин. - Предложили прокурору района судить...
Потом он обратился к сводкам областного статистического управления.
- А здесь липа покрупнее, - сказал он с удовлетворением. - Вот как, оказывается, был выполнен план сдачи льноволокна. На складах облпотребсоюза лежала прошлогодняя треста. Ее сдали и выполнили план...
Где он только нашел эту тресту?! Узнал от кого-нибудь...
- На это была получена санкция товарища Кострова, я уверен в этом, сказал Шурыгин. - А если так, чем он лучше нашего предколхоза?
"Ну и мерзавец, - подумала Анна. - Вот тебе и любимчик!"
Анна посмотрела на Кострова. Тот сидел спокойно, словно Шурыгин говорил не о нем.
- Авантюризм, авантюризм, политический авантюризм, - несколько раз с аппетитом повторил Шурыгин. - За такие вещи не освобождать, а исключать надо...
Закончил он свою речь здравицей в честь ЦК.
Прохоров и на него взглянул. Но смотрел он на Шурыгина иначе, чем на Кострова, сумрачно, исподлобья. Анна даже подумала: вот-вот он его оборвет.
Однако Шурыгин задал тон. Нашлись ораторы, которые наперебой принялись припоминать Кострову все его окрики, все ошибки...
"Но ведь не всегда же он кричал зря, не всегда ошибался, - все больше волнуясь, думала Анна. - Почему же никто об этом не вспомнит..."
Анна знала: на Вершинкина Костров частенько покрикивал. Она даже поморщилась, когда Вершинкин тоже попросил слова.
Он как-то бочком подошел к трибуне, поднялся и, прищурясь, оглядел зал.
- Я решительно не согласен, - отчетливо произнес он. - То есть я согласен с критикой, которая прозвучала на январском Пленуме в наш адрес. Но я не согласен всю ответственность возложить на товарища Кострова. Эту ответственность мы несем наравне с ним. Если бы многие из нас честнее, лучше, а иногда и смелее работали, может быть товарищ Костров и не очутился в таком положении...
"Вершинкин говорит сейчас именно так, - подумала Анна, - как нужно было бы говорить всем".
- А в нашем районе, - продолжал Вершинкин, - нет случаев приписок и очковтирательства...
- Вы уверены в этом? - перебил его Прохоров.
- Уверен, - твердо сказал Вершинкин. - Показатели у нас не блестящие, но враньем мы не занимаемся. Мы воспитываем партийную организацию в духе непримиримости ко всякой лжи...
"И ведь он действительно не врет", - уверенно подумала Анна.
- Наш район не передовой...
- Всем известно! - выкрикнул Шурыгин.
- А вы помолчите, - сказал Шурыгину Прохоров. - Вы уже выступили!
- Наш район не передовой, - повторил Вершинкин, - но каждая тонна зерна, каждый центнер мяса, которые мы продали государству, есть действительный результат труда наших колхозников и рабочих совхозов. Но... Тут Вершинкин невесело усмехнулся, и горечь его усмешки дошла до самого сердца Анны. - Но мы в полной мере несем ответственность за все ошибки обкома. Мы проявляли примиренчество и соглашательство, мирясь с местом, которое занимали в сводках. Мы не завышали своих показателей, но если бы мы добились проверки показателей по другим районам, многие не остались бы на высоких местах. Таким образом мы тоже способствовали обману и виновны в самоуспокоенности, которой отличался товарищ Костров.
Вершинкин и критиковал, и осуждал, но говорил о Кострове с уважительностью.
- Я не хочу ни оправдывать обком, ни оправдываться, - продолжал Вершинкин. - Есть решение об освобождении товарища Кострова, и я с ним согласен. Лично я посоветовал бы товарищу Кострову спуститься на две ступеньки пониже, не обижаться, а пойти поработать туда, где непосредственно создаются материальные ценности. Хочу также обойтись без громких слов. Партии они не нужны. Задача руководителя в наших условиях - это распространение передового опыта... - Он полез в карман, достал блокнот. - Я тут прикидывал. Мы в своем районе соберем осенью зерна по двенадцать центнеров, льна - по три, кукурузы на силос - по четыреста центнеров. Кукурузу посеем по чистым парам. - Он назвал еще несколько цифр, произносил их с кряхтеньем, с опаской и вдруг решительно сказал: - А если не соберем, заранее прошу дать мне по шапке.
Последние эти слова он сказал, сходя с трибуны.
После Вершинкина выступило еще несколько человек. Следовало, как говорится, закругляться. Список ораторов был исчерпан, Кострову было выдано по заслугам...
- Как, товарищи? - спросил Косяченко. - Высказалось четырнадцать человек...
- Хватит, - сказал кто-то из зала. - Подвести черту.
- Хотелось бы послушать товарища Косяченко, - сказал кто-то еще. Все-таки второй секретарь...
- А что я скажу? - тут же возразил Косяченко, как-то заискивающе, как показалось Анне, улыбаясь. - Все ясно. Все сказано. Я полностью согласен с решением ЦК. Полностью. Критика суровая, но справедливая. Теперь надо засучить рукава. Отвечать делом, товарищи, делом...
Он без паузы предоставил слово Прохорову.
Тот медленно, точно нехотя, пошел к трибуне.
- Что ж, товарищи, мне, собственно, нечего добавить, - неторопливо произнес он. - Вы все знакомы с решениями январского Пленума, знакомы с критикой, касающейся неудовлетворительного руководства сельским хозяйством. Такой критике подверглись руководители многих областей, в том числе и вашей. В Центральном Комитете обсуждался вопрос. Принято решение освободить товарища Кострова от обязанностей первого секретаря. У Центрального Комитета нет уверенности, что он сможет обеспечить подъем сельского хозяйства. Судя по выступлениям, члены обкома согласны с этим. В качестве первого секретаря решено рекомендовать товарища Калитина...
