— Но если вы за двадцать пять лет не выучились, то надежды мало…
— Я все же питаю надежду и докажу это…
— Как?
Локтев принялся в обычном для него тоне выговаривать себе право на жизнь, ссылался на древних философов, сыпал афоризмами, между тем выражение его глаз было тусклым.
Он утверждал, что все средства хороши для человека, желающего сохранить свою индивидуальность, доказывал, сколь тяжело такой сложной натуре, как он, в нынешние времена оставаться самим собой. И, закончив тем, что самая плохая жизнь лучше самой хорошей смерти, дал понять, что готов щедро расплатиться, если жизнь ему будет оставлена.
Локтев рассказал, что еще с 1918 года, то есть со времени ярославского восстания эсеров, состоит на сл/жбе у "наших союзников", а теперь проводит важную разведывательную работу для них в германской армии. По характеру своей работы он не-простои разведчик, связан с крупными немецкими военными и хорошо осведомлен о планах немецкого командования.
— Мои сведения могут быть вам полезны. Проверить их правильность вы сможете в самое ближайшее время. Если они не подтвердятся, вы можете лишить меня жизни. Но если сведения подтвердятся, передайте меня органам вашей госбезопасности, удостоверив, что я хотя и являюсь государственным преступником, но, находясь на службе союзных с нами стран, оказал вам содействие в войне с немцами.
И Локтев рассказал то, что относилось к предстоящей операции.
Это был своего рода краткий обзор военных действий Клейста с лета 1942 года, когда заново сформированная 1-я танковая армия снова захватила Ростов и овладела Северным Кавказом.
Гитлер в награду за успех назначил Клейста командующим группой «А» вместо смещенного фельдмаршала Листа. Фюрер приказал Клейсту к 25 сентября овладеть Баку. Но до Баку Клейст не дошел. Он был остановлен в ноябре войсками Закавказского фронта в районе Нальчик-Орджоникидзе.
В начале января, в связи с быстрым продвижением советских войск к Ростову, Клейст, чтобы не повторять ошибки 1941 года и не очутиться-в кавказском мешке, форсировал отход 1-й танковой армии к реке Миус. В более трудном положении оказалась 17-я армия его группы на Кубани. Ей пришлось вести упорные оборешительные бои, за что Гитлер 1 февраля произвел командующего группой «А» Клейста в чин фельдмаршала.
14 февраля советские войска овладели Ростовом, 1-я танковая армия опять очутилась за Миусом.
Закончив этот краткий обзор, Локтев перешел к тому, что более всего занимало Харитонова. По словам Локтева, Клейст снова получил свежие танковые соединения из Франции. Он намерен отрезать Харитонову пути отхода за Северный Донец и выйти к Харькову.
Локтев старался не смотреть в глаза Харитонову, хотя ему в этот момент очень хотелось увидеть, какое впечатление произвел он своим сообщением.
"Харитонов уже не успеет предпринять действенные меры, чтобы предотвратить удар! — не без злорадства рассуждал он. — Мне еще придется лицезреть разгром штаба Харитонова, когда танки Клейста ворвутся в Рождественское".
Так думал Локтев.
Но Харитонову передалась вся эта едва уловимая под маской нарочитой покорности судьбе внутренняя жизнь Локтева.
— Ваши сведения, — сказал он, пристально рассматривая Локтева, требуют проверки. Что касается вас лично, то судить вас будет военный трибунал. Я занимаюсь другим делом. Одно могу вам сказать, что в философии предательства не искушен и оправдать эту философию не в силах!..
Ровно через два дня танки Клейста показались вблизи Рождественского, где находился штаб Харитонова. Только хорошо налаженная 'круговая оборона позволила Харитонову отстоять штаб со всеми средствами связи, документами и имуществом и перенести его на хутор Баранове.
Клейсту не удалось отрезать дивизиям Харитонова пути отхода к Северному Донцу.
Несмотря на превосходство в силах, сосредоточенных на участках одного нашего Юго-Западного фронта, противнику удалось лишь потеснить наши части. Войска фронта прочно закрепились на Северном Донце.
Как ни старались гитлеровцы, по примеру прошлого года, вновь захватить инициативу, им это не удалось.
Апрель 1943 года был месяцем, когда армия Харитонова готовилась к захвату ряда плацдармов на правом берегу реки.
Этой подготовкой и был занят Харитонов, находясь на хуторе Баранове, Шевченковского района, Харьковской области.
Общее положение на фронтах Отечественной войны было для нас благоприятно. Все территории, захваченные немцами в результате их прошлогоднего наступления, были освобождены. Более того, во многих местах наши войска продвинулись далеко вперед по сравнению с положением сторон в апреле 1942 года.
Советские люди не сомневались, что предстоящее большое наступление всех наших фронтов в 1943 году будет успешным.
Вот почему некоторые военные хозяйственники армии, которой командовал Харитонов, решили, что настал момент воспользоваться плодами побед. Плоды эти в виде трофейных складов, захваченных 6-й армией в Кантемировке, находились в тылу Харитонова.
Однажды, когда Надежда Федоровна писала очередной ответ сестре мужа, Федор Михайлович, тяжело вздохнув, сказал:
— Подумай, хотя бы словом обмолвилась о том, как тяжело ей… Ни единой жалобы на продовольственные трудности и лишения… Вот это Харитоновы!
— Но, Федя, — неуверенно заговорила Надежда Федоровна, — может быть, как раз поэтому и следует что-либо послать ей: ведь у нее дети, у тебя тут огромные трофейные склады, ты же не у своих солдат отнимешь!
— Надюша, это не мои трофеи, — строго сказал Харитонов. — Их должны принять и учесть работники Главного управления тыла… Все это будет вывезено для госпиталей и детских домов!
Харитонов еще был весь под впечатлением этого разговора, когда ему сообщили, что подготовленный им захват нескольких плацдармов на том берегу Северного Донца прошел успешно.
В тот же день в наградной отдел штаба армии прибыл для него орден Кутузова 1 степени.
Хотя вручение ордена произошло в рабочей обстановке, событие это не могло не радовать его.
Вечер он провел с женой. Глядя на ее счастливое лицо, он думал:
"Она по-своему, по-женски любит меня! Быть может, за другим она была бы более счастлива. Вот уже ей сорок четыре. Уже седые волосы пробиваются. Нет тех длинных кос, которые я дергал в школе. Не так ли я на протяжении двадцати с лишним лет одергивал ее подчас во многих ее желаниях только потому, что целью своей жизни сделал нечто большее, чем любовь к женщине? Она для меня только часть того огромного мира, 'которым переполнена душа. Да, трудный ей достался муж, хотя и горячо любящий ее.
Ведь как жили? Сказать по правде, бивачная жизнь была! И вот смотри, воркует, весела. Как мне приятен ее голос, как хорошо, что она приехала, не осталась там, а предпочла эту полную неудобств и опасностей жизнь со мной!"
И волна безотчетной нежности и любви к ней хлынула ему в душу.
После памятного разговора с мужем об адъютанте отношение Надежды Федоровны к Шпаго переменилось.
Надежда Федоровна, видя, как непосредственно, по-молодому разговаривает Федор Михайлович с военной молодежью, и сама выслушивая то и дело полувосторженные отзывы о нем связисток, думала:
"Ну как же им не восхищаться Федей? Разве он стар? Это я старею, а он молод. Только очень издерганы его нервы. Он болен!
Он очень болен!" — повторяла она, внимательно-тревожно наблюдая за ним.
Федор Михайлович метался ночью в постели, ему не хватало воздуха.
Однажды, когда Надежда Федоровна сидела за столом и, по обыкновению, читала книгу, Федор Михайлович, прилегший на диван после обеда, вдруг неожиданно вскочил и, подбежав к двери, ухватился обеими руками за косяк. Весь в поту, он запрокинул головой начал глотать воздух. Надя, бросив книгу, кинулась к нему.
"Федюша! — проговорила она, стараясь быть как можно спокойней и рассудительней, — Ну что это? Ну посмотри, до чего ты довел себя! Поди ляг!
Она сделала движение помочь ему дойти до дивана, но он отстранил ее.
— Господи, какой непослушный! — рассердилась она. И, подойдя к телефону, вызвала врача.
Когда она положила трубку, Харитонов неожиданно вернулся к своему обычному состоянию и, виновато улыбаясь, присел
Надежда Федоровна с тревогой на него глядела.
— Да что ж это с тобой было? Я уже давно замечаю, но не хотела огорчать тебя… — начала она.
Понимаешь, воздуху не хватает, никак не надышусь, а потом отпускает. ^ Вот и теперь, толыко посильнее, чем всегда… Да это пустяки… Нервы… Понимаешь… Я ведь не рассказываю тебе о том что тут у нас происходит, а ведь супостат не унимается и, несмотря на Большие потери от нашего огня, стремится вытеснить нас с того берега.
Ну, так на то и война, Федя! Ты что же думаешь, что он так и будет все делать, как тебе хочется?.. Он на то и супостат, чтобы все делать наперекор тебе!.. Ты будешь расстраиваться. А он будет только рад этому…
