Я, однако, в книге сказал, что на сто процентов не утверждаю, что автор "Тихого Дона" именно Фёдор Крюков. Только всё больше сходится к тому, что он. Спорят о том - художественная высота, такая, как в "Тихом Доне", доступна ли была Крюкову? Я очень много прочёл Крюкова и считаю, что он до революции не имел, может быть, ровного уровня, то есть у него были выше уровни и ниже, но в момент революции, работая в Новочеркасске над романом, под грозными впечатлениями донских событий, ему достижимо было мастерство такой высоты, которую мы видим в "Тихом Доне". Уровень мастерства Крюкова я ещё надеюсь представить публике.
Я знаю, что в Советском Союзе будут сейчас появляться даже научные труды, доказывающие, что именно Шолохов автор "Тихого Дона", я предлагаю им открыто ответить на эти все перечисленные семь пунктов.
Известны ли архивы Шолохова?
Архива у Шолохова нет, и он говорит, что не мог его спасти из станицы в момент войны, хотя он там был главней секретаря райкома и ему любую машину бы подали. И Симонов сейчас говорит: "Я, конечно, никогда не осмелюсь спросить Шолохова, где его черновики. Кто вообще смеет кого-нибудь спрашивать об этом..."
Какое у Шолохова образование? Когда он был у нас в Швеции, он говорил, что кончил гимназию.
Никакой гимназии он не кончал, вы можете тут прочесть, что он кончал. Он кончил четырёхклассное училище, а потом дальше он был чернорабочим и мелким служащим. Когда начали его травить в советской прессе, он вступил в партию, и травля прекратилась.
Какую роль могут сыграть западные радиовещания на русском языке для помощи инакомыслящим? Каким образом (словом и делом) помочь преследуемым в Советском Союзе? Какие силы у оппозиции в сегодняшнем СССР и какие возможности у неё изменить систему в близком будущем?
Ну, я отвечаю на все эти вопросы вместе. Там, в Советском Союзе, для нас огромной поддержкой является каждое слово западного радио на русском языке, каждое сообщение в западной прессе. Но всё затруднение в том, что надо информации больше получать, потому что, повторяю, у нас о большинстве угнетённых даже узнать нельзя, их - в провинции давят. А иногда фамилии и известны, но начинают как бы от них уже утомляться корреспонденты, и начинают их забывать. Например, Огурцов после 8 лет тюрьмы помещён в психиатрическую больницу, но уже устали все говорить, и этого человека уничтожают с ведома всего мира. Украинцы - Караванский, Шухевич, Сверстюк, многие другие, - из них некоторые уже сидят близко к 25 годам. Вот сейчас арестовали Осипова за попытку издавать легальный, не против правительства, журнал. И вот как раз его друг Бородин дал интервью о преследованиях - и агентство не заинтересовалось такой информацией.
Тут происходит опасная подмена внутренних событий в Советском Союзе, от которых будет зависеть жизнь страны, подмена единственным вопросом - об эмиграции. Эмиграция сама собой будет происходить, будут советские власти и выталкивать насильно людей, да. В результате этого происходит эмиграция культуры. Об этом мой друг Шафаревич сказал в ноябре на пресс-конференции в Москве. Этим была сделана попытка остановить эмиграцию культуры, потому что истинное развитие русской культуры может происходить только в метрополии, только на главной нашей земле. Те, кто уезжают, могут пытаться участвовать в этом, могут дать свой вклад, но главная судьба русской культуры решится всё равно в метрополии.
Я думаю, что советские власти насильственной эмиграцией не освободятся от инакомыслящих и не решат этой проблемы к выгоде для себя. А какими путями может быть изменена общественная ситуация у нас в Советском Союзе, об этом, конечно, существуют разные мнения. Я считаю наиболее перспективной нравственную революцию, о которой я говорил.
Тут корреспондент говорит: "Этот метод не понят на Западе." Я считаю, что вообще эпоха физических насильственных революций должна бы кончиться во всём мире. Потому что физические революции никогда никаких проблем не решили, они только запутывали и ухудшали ситуацию. Поэтому нравственная революция - это выход, я думаю, не только для Востока, но и для Запада. Но я не могу ничего конкретного сказать в применении к Западу, а к своей стране я сказал в обращении "Жить не по лжи!". И я думаю, что этот метод, если только он распространится, он убьёт идеологию в Советском Союзе и тем изменит всю ситуацию.
Тут были вопросы итальянских журналистов, и не одного (итальянское радио ещё), относительно книги Решетовской, напечатанной в Италии и которая выйдет в других странах.
Я сейчас имел возможность прочесть её по-русски и могу сказать, что эта книга просто не обо мне. Она о некотором персонаже, которого на моём месте желательно видеть КГБ. Для этого факты большей частью извращены, а мотивировки - просто вообще ни одной подлинной мотивировки нет. Все мотивировки придуманы со стороны. Эта книга является частью кампании против меня, начатой после издания "Архипелага", чтобы как-нибудь снизить, смазать значение "Архипелага". Но надо удивляться, как мало на этом пути КГБ достигло. Они организовали ещё выступление моего школьного друга, а кроме того, мне известно, что они обрабатывают и других, чтобы как-нибудь выступили против меня, в связи с моей прошлой жизнью. Но вот, ничего не достигли за всё время. Вот я пишу на доске: Рожаш Янош, просто чтобы сделать известным на всякий случай это имя одного венгра. Это очень хороший милый венгерский молодой человек (теперь уж не молодой), который со мной сидел в Особом лагере, о нём я пишу в 3-м томе "Архипелага". Он живёт в беззвестной венгерской провинции, и его уже два года давят, чтобы он дал против меня какие-нибудь показания. Для этого сперва посылали мою бывшую жену к нему, потом от АПН-КГБ представителя, потом давили местные тамошние власти. Но вот, никакого заявления до сих пор нет.
Представим себе тяжёлое положение таких одиноких людей, которые могут облегчить свою жизнь, дав нужные показания КГБ, - и не дают.
Рассчитываете ли вы, что будете жить на Западе постоянно?
Нет, не рассчитываю. Я живу в устойчивом ощущении того, что я и хочу, и должен, и вернусь в Россию. Мы испытываем здесь постоянно тоскливое ощущение, что мы не на месте и что над нами совершено насилие. И даже маленькие мои сыновья с ранним сознанием уже начинают это понимать.
Когда в Швеции был министр юстиции Теребилов, он сказал, что для Солженицына, если он подаст заявление, нет препятствий к возвращению в СССР.
Вот такие заявления советских представителей часто ошеломляют и задают загадки здесь на Западе. Например, в своё время Фурцева в Нью-Йорке. "Почему вы не печатаете Солженицына?" - спросили. "А вот мы ждём, когда он напишет хорошую книгу, я сама вам с удовольствием всем подарю." Надо понять, почему это происходит, - потому что приезжает сюда советский представитель, любой, даже в чине министра, с определённой инструкцией: надо вести себя тaк, говорить тaк. Но всего не предусмотришь, что спросят. И тогда каждый этот представитель на ходу врёт здесь что-нибудь, как-нибудь солгать, но так, чтоб это всё-таки не противоречило общей линии по возможности. А иногда получаются ответы анекдотические.
Какое же заявление я могу послать туда, если за последние два-три месяца даже письма моей семьи с детскими фотографиями перехватываются, вообще письма не идут, простые письма. Всё захватывает советская почта. И моему другу и соавтору по сборнику "Из-под глыб" Вадиму Борисову поставлено в вину, что он поддерживает со мной то телефонную, то письменную связь, что за это он должен, уже за это одно, сесть в тюрьму или быть выброшен из Советского Союза.
Очень просто, я уже говорил: если хотело бы советское правительство, чтобы я вернулся, то писатель - это его книги, надо начинать печатать мои книги, вот я и вернусь.
Что вы считаете своим наибольшим успехом за время пребывания на Западе?
Я считаю самым большим своим успехом то, что начиная с весны и до осени я работал и успешно писал. Этому мешали в основном все те, кто хотел меня видеть или со мной переписываться. В Советском Союзе, когда я находился под большой опасностью, только близкие друзья ко мне ходили. А так просто любопытные и кто просто хотел бы со мной поговорить - не писали и не ходили, и обходили по улице за километр. А здесь никому ничего не грозит, почему бы мне не написать и не требовать ответа? Почему бы не послать книгу, чтобы я прочёл её и сказал, что я думаю об этой книге?
И практически положение такое: у нас в семье мы не успеваем писем распечатывать и систематизировать - о чём, какого рода корреспондент? Если бы я бросил всю остальную работу и занимался бы только перепиской, то я бы не мог справиться с ней, не мог...
А что же говорить о книгах! Первое время книги присылали просто сотнями. Потом десятками. В каждой книге сопроводительное письмо. Книги на всех иностранных языках. Я читаю лишь на двух. Если я начал бы эти присланные книги читать, то утонул бы, - там у меня сейчас лежит огромный, огромный холм книг, просто вот так набросаны.
