Старик вспомнил, что уголок и его сада выходит на клинышек ничейной земли, зажатой дорогой и чужими садами. Там было очень грязно, но старик не обращал на это внимания, потому что по закону каждый может выбрасывать мусор на ничейную землю. Старик, как и его соседи, много лет носил туда хлам из сараюшки, разбитую посуду и другие остатки жизни. Эта новорожденная свалка обрела мощь и размах во время большого ремонта. Старик сволок туда мешки битого камня и кирпича, ржавые инструменты, труху, гнилые доски, а также все, что скопилось в подвале его дома. Это было здорово придумано.
А потом старик заболел, слег в больницу, а когда вернулся, то обнаружил, что дом по соседству принадлежит новому хозяину. Этот сосед тоже затеял ремонт и решил, что дикообразный стариковый ежевичник - забытая Богом земля. Гораздо быстрее, чем старик, за каких-нибудь две недели он завалил половину старикова сада отбросами из своего дома.
"Правительство не должно принимать о земле легкомысленные законы", прошептал старик, с легкой укоризной разглядывая остов детской коляски, словно насаженной на кол в развилке дерева, - там, где районный парк переходил в ничейную землю.
Старик осторожно тронулся дальше, объезжая подозрительные заплаты на асфальте, подумывая, не глаже ли путь по соседней улице, но вспомнил, что та дорога и вовсе как после бомбежки. Он проезжал по своей, западной, богатой части города. Все английские города построены одинаково: поскольку ветра дуют всегда с запада на восток, на западе живут богатые, а на востоке бедные, и на них несет из города дым и вонь.
Старику нравилось иногда проезжать по этой улице, здесь городская жизнь била ключом. Вот идут прохожие: старик со старушкой, вот женщина средних лет вышла из магазина, еще старик, там группа пожилых людей. Сын-австралиец однажды заявил, что в Австралии все молодые и особенно старики, а вот Англия - одна большая пенсионная система. Старик решил его не слушать. Он и сейчас посмотрел в сторону.
Справа показался хорошо ему знакомый антикварный магазинчик. Он заходил сюда с сыном. Тот заметил, что в Англии нет антикварных магазинов, а есть магазины старьевщиков, где продается хлам, иногда не чищенный, а так, как есть. Старик не мог с этим согласиться, потому что ему всегда нравилось бывать в этих магазинах. Вот и этот - хоть и тесный, но забит до самого потолка. Здесь можно найти вещи, которые старик и сам любил, и свой дом он когда-то обставил такими же точно вещами. Мягкую мебель он не менял лет сорок пять, и в этом магазине купил себе как-то старик новое кресло. Оно очень нравилось старику, весь его облик и старость, и запах. И в самом магазине стоял точно такой же запах, как у старика дома, знакомый и понятный, как будто старик в своем путешествии по городу зашел отдохнуть к себе домой.
Около входа сидит на высоком табурете хозяин магазина - седой лохматый человек в сильных очках, заложив ногу за ногу. Ботинки у него развязаны. Он всегда читает книжку в мягком переплете. Если кто-то протискивается в его магазин, он отрывается от книжки и смотрит на противоположную сторону улицы махнувшим на все рукой взглядом.
Выше на горку лепились в рядок маленькие продуктовые магазины, в которых покупала еду жена старика, когда была жива, и он сам, когда был молод. Ему и сейчас нужно было закупить провизию, но теперь у него были не те деньги, чтобы покупать на этой улице. По правде сказать, эти магазины не выделялись красотой убранства и разнообразием товаров: в небольшой комнате за стойкой стоял кто-нибудь из хозяйской семьи и торговал маринованным луком, батарейками, модными журналами и средством от плесени. Посещали такой магазинчик обычно соседи.
Старик вновь отвернулся и решил проехать немного дальше: месяц назад он заметил, что в конце улицы заканчивали отделку нового торгового центра.
Так и есть, впереди показался огромный магазин, настоящее царство еды. Все называли их супермаркетами, но старику очень не нравилось это чужое название. Он поставил машину на стоянку, вошел вовнутрь и стал разглядывать товары. Ему нужно было немного: протертый горошек, любимый пудинг, овес, два-три пирога с протертыми овощами и мясом. Особенно любил старик кислый лук, и, к счастью, в любом магазине его был огромный выбор.
Новый магазин был велик, но не для богатых людей, старик это сразу определил. Потому что здесь ширина полок была заполнена одним и тем же продуктом, так что товаров в таких магазинах продавали мало. Большое разнообразие встречалось только в некоторых местах, и в те магазины старик даже не заходил.
Но то, что он увидел в этом супермаркете, его озадачило. Ему не хватило бы его пенсии, чтобы купить здесь провиант. Он переминался у прилавка, чувствуя себя очень скверно. Подержал в руках пирожок и, вспомнив, сколько он стоит за углом, отложил. Сын-австралиец, приезжая в гости, рассказывал, что в Австралии любой покупает еду целыми телегами, беря с полок все, что понравится. Старик молчал.
Подошла женщина с корзиной: на дне ее лежала одинокая баночка. Старик понял, что и другие могут купить себе мало еды на тяжелые английские фунты и пошел по рядам, бегло скользя по ним взглядом, словно он зашел просто взглянуть на новое место. Да, в общем, так оно и было.
Через десять минут он ехал через центр города в те магазины у рынка, где покупал провиант народ попроще и куда он сам должен был переместиться с тех пор, как правительство дамы с высокой прической* ввело для своего народа "свободную экономику".
Тогда в газетах писали, что вся беда от социалистов, это они своей безумной политикой разорили страну - пора перестать с ними миндальничать. Экономисты посчитали, что как только всJ распродадут в частные руки наступит благоденствие. В пример любили ставить другие страны. Старик вместе со всеми в это поверил и научился много и связно рассуждать о том, почему свободное предпринимательсво лучше государственного регулирования. У него самого была мечта уйти с фабрики и мастерить изделия на заказ. При социализме на это трудно было прожить, потому что налоги были слишком высоки. Теперь старик надеялся разбогатеть.
Главная идея правительства дамы с высокой прической была: "больше капитализма и меньше социализма". Дама очень любила богатых и отдала им поделить между собой плоды усиленного капитализма. Вот тогда как-то сразу изчезли все те огромные деньги, которые народ платил по налогам. Без помощи и субсидий фабрики, которыми был застроен город старика, стремительно разорились. От богатой сталелитейной отрасли остались жалкие огрызки, и вмиг половина жителей стала безработными. Все, кого знал старик на его улице и на соседней, и в других местах города - все потеряли работу. Газеты утверждали, что заводы - нахлебники у государства и общества, но старик не мог этого понять. Его отец и дед работали на этих заводах, и было известно, что с семнадцатого века они приносили только доход. Но высокая дама не пожалела ни доходных заводов, ни жителей, оставшихся пока у дел. Она развивала в народе инициативу, а для того без дальних слов забрала в городах их городской бюджет. Вот тогда местные власти и начали запасать зеленую краску. Но скоро у них не стало хватать рук, чтобы обвести зелеными квадратами все, что еще имело смысл обвести. Потому что многое в стране просто превратилось в позеленевшие руины. Старое разрушили, а новое как-то не создалось, горестно думал старик. Например, налоги при новых порядках уменьшили, но стариковы двери стало некому покупать - все разорились. Тогда старик и сам заметил: как и соседям, плодов капитализма ему не досталось, а плодов социализма он лишился.
Гибель заводов в размерах страны породила плодовитая на идеи дама с высокой прической. Казалось, что люди - как сын старика - увидев сотворенные ею плоды, повернулись и навсегда покинули эти места. Плоды, однако, тронуло время. Десятки лет они, забыв ласку человека, украшают своими осыпающимися телами города страны, как поседевшие, но любимые дети, служа назиданием воздвигшему их народу. Но к этим памятникам капитализму с человеческим лицом идут на экскурсии только длинные кавалькады нищих, нашедших под их крышей приют. Вероятно, это те работяги, которые, как и старик, платили свои долги. В стране традиций человеку не легко отвыкнуть каждый день приходить к месту своей работы. На вершине этого великолепия сидела дама с высокой прической и в компании других таких же с высокими головами выглядывала: кого бы еще обратить в цивилизацию? Дружеские страны не угадали ее просветительских намерений. Страна была и так хороша, но когда над ней благодатной грозой разразился добавочный капитализм, друзья откликнулись своеобразно: американцы прибрали к рукам английские капиталы и колонии, а немцы индустрию.
"Для чего же мы их побеждали? - тихо гадал старик. Но немецкие машины очень ценил: - Вот, например, Опель. На нем ездит едва ли не вся Англия. Только название ему дали свое - Воксхаул. Правильно, когда товары носят свое, английское имя".
