- Левой!
- Это кто ж такой? - спросила Зайцева.
- Вожатый, - пискнула белобрысая девчонка с наволокой и, взглянув на Зайцеву, распялила наволоку над головой и поскакала против ветра.
У запертой калитки дожидался Петька.
- Здравствуйте, - сказал он. - Утонул солдат.
Уселись за стол под грушей. Петька отвечал уроки. Зайцева рассеянно смотрела за забор.
Выкрутасами белелись облака. На горке, похожее на бронированный автомобиль, стояло низенькое серое Успенье с плоским куполом.
- Рай был прекрасный сад на востоке.
Прекрасный сад!..
После обеда муж читал газету. - Каковы китайцы, - восхищался он. Напился чаю и лег спать.
Пришла Дудкина в синем платье. Сидели под грушей. У ворот заблеяла коза.
Оживились. Почесали у нее между рогами, и она, довольная, полузакрыла желтые глаза с белыми ресницами.
- Водили к козлику? - интересовалась Дудкина.
Успенье стало черным на бесцветно-светлом небе. Выплыла луна.
- Я пробовала все ликеры, - сказала Дудкина задумчиво. - У Селезнева, на его обедах для учителей.
2
Зайцева, в кисейном платье с синими букетиками, оттопыривала локти, чтобы ветер освежал вспотевшие бока. Коротенькая Дудкина еле поспевала. Муж пыхтел сзади.
Свистуниха, в беленьком платочке, выскочила из ворот. Смотрела на дорогу.
- Принимаю икону, - похвалилась она.
- А мы - к утопленнику, - крикнул муж.
Остановились у кинематографа: были вывешены деникинские зверства. Из земли торчали головы закопанных. К дереву привязывали девицу... Перед приютом, вскрикивая за картами, сидели дефективные.
- Дом Зуева, - вздохнула Дудкина. - Здесь была крокетная площадка. Цвел табак...
Прошли казарму, красную, с желтым вокруг окон. Взявшись за руки, прогуливались по двое и по трое солдаты.
Над водоворотом толклись зрители. Играли на гитаре. Часовой зевал.
Зайцевы поковыряли кочку - нет ли муравьев. Муж развернул еду.
Молодые люди в золотых ермолках, расстегивая пуговицы, соскочили к речке.
- Нырни, - веселились они, - и скажи: под лавкой.
Смеялись: - Пока ты нырял, мы спросили, где тебя сделали.
Дудкина прищурилась. Муж щелкнул пальцами: - Эх, молодость!
- "Левой!" - замечталась Зайцева.
Возвращаясь, поболтали о политике.
- Отовсюду бы их, - кипятился муж.
- Нет, я - за образованные нации, - не соглашалась Дудкина.
Встретились со Свистунихой. Она управилась с иконой и спешила, пока светло, к утопленнику.
3
Муж пришел насупленный. Из канцелярии он ходил купаться, в переулочке увидел на заборе клок черной афиши с желтой чашей: голосуйте за партию с-р. Вспомнил старое, растрогался... После обеда - повеселел.
- Утопленник, - рассказывал он новость, - выплыл.
Зайцева купила кнопок. Бил фонтанчик, и краснелись низенькие бегонии и герани перед статуей товарища Фигатнера.
Потемнело. С дерева сорвало ветку. Полетела пыль.
"Закусочная всех холодных закусок", - прочла Зайцева над дверью. Вскочила.
- Я мыла голову, - уныло улыбаясь, сказала толстая хозяйка с распущенными волосами. - Откупорила квас. У меня печник: вчера поставила драчёну - получился сплошной закал.
На столе была ладонь с окурками. Две розы без ножек плавали в блюдечке.
Вбежала мокрая девица и, косясь внутрь комнаты, толстенькими пальцами отдирала от грудей прилипавшую кофту.
- Радуга! - Девица выскочила. Вышли с хозяйкой на крыльцо.
Вожатый, коренастенький, без пояса, босиком, размахивая хворостиной, выпроваживал на улицу козла.
- Ихний? - просияла Зайцева.
Туча убегала. Кричали воробьи. Мальчишки высыпали на дорогу, маршировали:
Красная Армия
Всех сильней!
Плелись коровы. Важная и белая, раскачивая круглыми боками и задрав короткий хвостик на кожаной подкладке, шла коза. Зайцева позвала:
- Лидия, Лидия!
- Лидия, Лидия, - вывесились из окон дефективные.
Закат светил на вывеску с четырьмя шапками. Играли вальс. В окне лавчонки висел ранец.
- Жоржик, - закричала Свистуниха и остановилась с ведрами в руках.
Это Лидию прежде звали Жоржиком: Зайцева переименовала. - Не женское имя, - объясняла она.
1925
СОРОКИНА
1
Заходил правозаступник Иванов с брюшком и беленькими усиками: рассказал два таинственных случая из своей жизни.
Сорокина, откинувшись на спинку, рассеянно слушала. Смотрела равнодушно и снисходительно, как ленивая учительница. Над стулом висел календарь и Энгельс в кумачной раме.
Ломились в лавки. Несло постным. Взлетали грачи с прутьями в клювах. Гора на другом берегу была бурая, а зимой - грязно-белая, исчерченная тонкими деревьями, будто струями дождя.
Перед ротой командир,
пели солдаты,
Хорошо маршировал.
С полотенцем на руке, Сорокина смотрелась в зеркало: под глазами начинало морщиться.
Пришел отец, веселый:
- Я узнал рецепт, как варить гуталин.
Мать поставила на стол солонку и проворно подошла к окну.
- Пахомова! Вся изогнулась. Откинулась назад. Остановилась и оглядывается.
И, поправив черную наколку, осанисто, словно дама на портрете в губернском музее, посмотрела на отца.
Он, бравый, с висячим носом, как у тапира в "Географии", стоял перед зеркалом и протирал стетоскоп.
Тучи разбегались. Старуха Грызлова, в черной мантилье с кружевами и стеклярусом, несла церковную свечу в голубом фарфоровом подсвечнике.
- Сегодняшний ветер, - подняла она палец,- до вознесенья.
То там, то здесь ударяли в колокол.
Сорокина поколебалась. Нищая открыла дверь.
Тоненькие свечи освещали подбородки. Духовные особы в черном бархате толпились на средине, перед лакированным крестом.
- Глагола ему Пилат!..
Пахомова, в толстом желтом пальто, не мигая, смотрела на свою свечку.
Моргали звезды. Сторож, задрав бороду, стоял под колокольней:
- Нюрка! шесть раз бей.
- Я полагала, вы неверующая, - подошла курносенькая регистраторша Мильонщикова.
Вертелась карусель, блестя фонариками, и, болтая пестрыми подвесками, медленно играла краковяк.
Русский, немец и поляк,
напевала Мильонщикова.
Светился погребок. Пошатываясь, вылезли конторщики:
- Ваня, не падай.
- Кто это?
- Не знаю. Вылитая копия Дориана Грэя - как вы полагаете?
Ваня. Плескались в вставленных в вертушку бутылках кагор и мадера, освещенные лампочками.
Ваня.
2
На скамейках губернского стадиона сидели няньки. Голый малый в коротеньких штанишках, задыхаясь, бегал вдоль забора.
Сорокина встала и, оглядываясь, медленно пошла.
- Вы не Василий Логинович? - прислонясь к воротам, тихо спросил пьяный.
Грудастая девица сунула записку и отпрянула:
"Придите, послушайте слово "За что умер Христос".
Цвела картошка. На оконцах красовались занавесочки, были расставлены бутылки с вишнями и сахарным песком. Побулькивали граммофоны.
Поздоровалась дебелая старуха в красной кофте - уборщица Осипиха.
- Товарищ Сорокина, - сказала она, - я извиняюсь: какая чудная погода.
Голубые и зеленые пространства между облаками бледнели.
На гвозде была чужая шапка и правозаступникова палка с монограммами.
Самовар шумел. На скатерти краснел отсвет от вазочки с вареньем.
- Религия - единственное, что нам осталось, - задушевно говорила мать. - Пахомова - кривляка, но она - религиозная, и ей прощаешь.
И, держа на полдороге к губам чашку, значительно глядела на отца.
Он дунул носом.
Правозаступник принялся рассказывать таинственный случай. В тени на письменном столе показывал зубы череп.
Фонари горели под деревьями. Музыканты на эстраде подбоченивались, покуривали и глазели.
Заиграл вальс. Притопывая, кавалеры чинно танцевали с кавалерами. Расходясь, раскланивались и жали руки.
Сорокина ждала в потемках за скамейками.
Вот он. Шапка на затылке, тоненький...
Если бы она его остановила:
- Ваня, может быть, все объяснилось бы: он перепутал, думал, что не в пять, а в шесть.
- Не забираться же с пяти, раз - в шесть.
Она взяла бы его за руку. Он ее повел бы:
- Мы поедем в лодке. У меня есть лодка "Сун-Ят-Сен".
3
Мать вышла запереть. В сандалиях, она стояла низенькая, и ее наколка была видна сверху, как на блюдечке.
Старуха Грызлова прогуливалась - в пелерине. Нагибалась и рассматривала листья на земле.
- Шершавым кверху, - примечала она, - к урожаю.
В открытое окно Сорокина увидела затылок ее внучки. Она сидела за роялем и играла вальс "Диана".
Правозаступник Иванов, опершись на окно, стоял снаружи. Покачивая головой, он пел с чувством:
Дэ ин юс вокандо.
Дэ акционэ данда.
И его чванное лицо было мечтательно: приходила в голову Италия, вспоминался университет.
Развевались паутины. Под бурыми деревьями белелась церковь с синими углами.
- Мама, - кляузничала девчонка за забором. - Манька поросенка то розгами, то - пугает.
Библиотекарша смотрела на входящих и угадывала:
