Она подумала, что соседка наверняка смогла бы описать орудие.
-- Выходит, свидетельница в рубашке родилась, -- поразился Княжицкий.
-- Она и сейчас в рубашке, -- добавил Братченко, -- и в халате.
-- Коленька, -- обратилась Серафимова к Княжицкому, -- проверьте, нет ли на раковине капель крови пострадавшего? Отпечатки пальцев посторонние, должны же быть какие-нибудь следы. И займитесь же кто-нибудь этой несчастной!
Братченко ревниво покосился на Княжицкого и пошел выполнять указание Серафимовой: звонить мужу Похваловой и опрашивать соседей в надежде на то, что, может быть, для кого-то "наблюдение в глазок" представляет боvльшую художественную ценность, чем мексиканские сериалы. Вернувшись через полчаса, он разочарованно сообщил, что бабульки в этом государстве окончательно переродились, мутировали, так сказать, в телевизионных монстров и маньяков, а одна с первого этажа и вовсе приняла его, Братченко, за материализовавшегося Мейсона Кепвела. Спасибо, что не за Дон Гуана.
Это не потрясло расслаблявшуюся на сериалах Серафиму -- именно так за глаза называли ее все, кому приходилось затрагивать в разговоре что-либо, касающееся старшего следователя прокуратуры, полковника юстиции Нонны Богдановны Серафимовой.
Вся ее дальняя родня, переехавшая в Москву из Карабахской автономной области (гораздо позже, чем она, получившая должность уже на втором курсе Московского юридического института еще в начале семидесятых), специализировалась на хирургии. Ее троюродный брат Вазген достиг наивысшего признания и был гением кардиологии, его жена была врачом-терапевтом в "кремлевке", и даже племянница училась в медицин-ском. Про Серафиму же коллеги говорили, что для нее очередное расследование -- как хирургическая операция, без права на ошибку. Ошибки, конечно, случались. Но, к удовлетворению Серафимовой, последствия этих двух-трех промахов отразились только на ней. Два ранения и осколочный порез на левой руке, повыше локтя.
Коля Княжицкий был франт. Они часто, если не всегда, сталкивались с Серафимовой на месте преступления. И, хотя "обстановочка" была сама по себе "волнительная", Княжицкий начинал вибрировать еще и от присутствия этой невероятной дамы. Когда он видел ее в толпе оперативников, криминалистов -вот как сегодня, в дальнем углу квартиры или на лоне природы, где обнаружен труп, -- то весь преображался и ощущал, словно за его спиной вырастали крылья.
Ее взгляд, какой-то особенный, лишь ему одному предназначенный, выделяющий его из толпы, ее суховатый голос с нотками сарказма, ее ум -- все это, чувствовал он, предназначено для него. Он был втайне влюблен в нее, но пока еще считал свою влюбленность лишь идолопоклонством.
Быстро закончив с Финком, Княжицкий передал его санитарам. Перешел в ванную, поближе к Серафиме, составлявшей на кухне план места преступления, занялся мертвой женщиной. Признаки насильственной смерти требовали длительного описания. Труп был гораздо холоднее трупа мужчины. Но скороспелых заключений Княжицкий никогда не делал. Серафимова и не требовала этого. У всех своя работа и свои приемы, Княжицкий -- человек опытный, доверие ему -- абсолютное. На шее жертвы видна странгуляционная борозда шириной 0,6 -- 0,7 миллиметра. На теле кровоподтеки, которые дознаватели сразу не обнаружили. Ссадины и ушибы. Переломов и трещин кости, на первый взгляд, нет.
В квартиру вошел мужчина лет сорока пяти, высокого роста, крупного телосложения, похожий на выбившегося в люди рэкетира. На нем было дорогое фланелевое пальто синего цвета, небрежно перехваченное поясом, начищенные до блеска ботинки. Тряхнув светло-русым коротким чубом, он засунул руки в карманы.
Братченко и Устинов, встречавшие его, провели его в ванную. Там все в той же позе, но уже прикрытая белым махровым халатом, еще находилась его убитая жена.
-- Узнаете, Виктор Степанович? -- немилосердно спросила из-за его спины подошедшая с сигаретой в зубах Серафимова. -- Ваш труп?
Мужчина, обернувшись, молча пожал руку следователю, потом подошел к убитой, протянул лапищу к ее белокурым волосам, отогнул ее голову назад и небрежно отбросил обратно.
Серафимовой стало стыдно за ту разновидность людей, к которой, по всем внешним данным, относилась и она, -- за женщин.
Закусив губу, Виктор Степанович набрал номер мобильного. Когда ему ответили, он тоном, требующим беспрекословного подчинения, стараясь не сбиваться на блатной жаргон, на котором в последние годы стало модно изъясняться и в высших эшелонах власти, и в творческих организациях, проговорил:
-- Я в районе Солянки. Потом перезвонишь, узнаешь, как доехать. Берешь ребят, приезжаешь и упаковываешь эту сучку... Да, ее. Потом действуешь, как сочтешь нужным... Мне все равно... Так, я сказал. Больше меня по этому вопросу не беспокоить. Да, тут оперативники. Согласуй с ними все вопросы. Деньги оставляю у них.
-- Труп вашей супруги мы отправим в морг на экспертизу... -- начала Серафимова, но Похвалов перебил ее, рявкнул: мол, ему это неинтересно.
-- Вы понимаете, что ведете себя неразумно? -- спросила Серафимова. -Ваше ожесточение наводит...
-- У меня алиби, -- снова рявкнул Похвалов, -- а эта картина... меня и мое ожесточение, кажется, оправдывают!
-- Да, да, -- Серафимова кивнула. -- Скажите, у вас есть предположения насчет убийства вашей жены и Адольфа Зиновьевича Финка?
-- Нет.
-- Как провела сегодняшний день ваша жена?
Похвалов ухмыльнулся:
-- Как видите.
Серафимова поняла, что Похвалов в шоке, просто этот шок выражался довольно своеобразно. "Вы свободны", -- сказала она и предложила ему завтра прибыть к ней для дачи показаний.
Он оставил пачку денег на тумбочке, в спальне, лишь мельком взглянув на труп Финка. Того как раз в это время укладывали на носилки, и расчувствовавшаяся Евдокия Григорьевна, которую позвали опознать хозяина, склонилась над бездыханным телом, глотая слезы.
-- Простите, что приходится заставлять вас смотреть на это ужасное зрелище, -- тихо произнесла Серафимова.
-- Э, милая. Разве в этом дело? Мне во время войны в таких операциях приходилось ассистировать, тебе и не снилось. Хотя и вам достается. Жалко человека. И откуда только такие звери берутся?!
Виктор Степанович, пропустив носилки вперед, вышел из квартиры.
-- Железный мужик, -- выдохнул Братченко, -- как премьер-министр какой...
-- Как ты его нашел? -- спросила Нонна Богдановна.
-- Через справочную МВД. Знаете, кто он? -- Братченко выдержал паузу и самозабвенно, многозначительно воскликнул: -- Депутат Госдумы!
Когда Серафимова, разбитая своей нелегкой мужской работой, поручив Братченко и Княжицкому самостоятельно сдать дежурство, закончить с протоколами и опечатать квартиру, спустилась на первый этаж, прошла прокуренный мрачный вестибюль по направлению к выходу, дверь подъезда неожиданно открылась, и следователя ослепила яркая вспышка. Психика ее выдержала, чтобы не дать очередной отбой всему организму, но мозг мгновенно, еще в то время, когда резко распахивалась дверь, обработавший информацию как "Опасность", скомандовал: "Ложись". Серафимова быстро пригнулась, но, подняв голову, увидела перед собой сначала силуэт, а затем, когда глаза пришли в норму, -- и самого мохнатого переростка в джинсовке с фотоаппаратом в руках. Она, вдруг ставшая сухонькой, скривленной в дугу старушен-цией, с белым каменным лицом подошла к корреспонденту, по-шапоклячьи вывернув голову, и, глядя куда-то в нагрудный карман на его куртке, скомкала эту куртку в своем кулачке и сказала следующее:
-- Если ты сейчас, жук навозный, не унесешь свою вонючую задницу с места оперативных действий, я завтра пришлю в твою мухобойную газету на исправление человек двадцать пятнадцатисуточников. Они тебя исправлять будут, -- уже миролюбиво добавила она.
-- А че?! Че я сделал-то? Я здесь живу! Я журналист Копытов.
-- Прикуси язык!
-- Понял, Нонна Богдановна. Не дурак. Только, Нонна Богдановна, я живу тут...
-- Слушай, не держи меня за идиотку.
-- А я и не держу, -- спошлил журналист, -- я вообще вас ни за что не держу.
-- Прочь с дороги, нечисть.
-- Только, Нонна Богдановна... Там еще две машины с телевидения. Они все ваши звонки в оперативную часть по рации перехватывают. Вот и прознали.
-- Эти хоть по рации, а ты точно -- на запах летишь, папарацци! -Серафимова сплюнула и через черный ход вышла во двор дома.
Ей удалось незаметно в темноте пробраться к машине, и та с победным скрежетом рванула мимо ожидающих телерепортеров.
-- Заказное? -- спросил Володя, водитель, весело управляясь с автомобилем, словно это была лодка, а под ними -- не Разгуляй, а упругие волны горной речки.
-- Вряд ли, на деловые разборки, слава Богу, теперь с топориком не приходят, -- Серафимовой нравилось, что Володя хочет быть в курсе всех событий, чтобы в случае чего оказаться полезным. -- А с другой стороны, на месть обманутого мужа тоже не похоже.
