- Не гоже божьим послушникам ютится в сырых землянках,- провозгласил Маркел.- Избы ставить добротные, чтобы потомство наше вольное здоровьем и духом крепло. Рыбы в достатке ловить, мясо вялить, орехи бить с избытком следует, дров, сена заготовлять с запасом, для чаю земляничного и смородинного побольше листьев насушить. По всему видно, зимы здешние еще суровей, потому готовиться следует основательно.
Освятили место, отслужили молебен. Мастеровые и дружные, с детства привыкшие к любому труду, старообрядцы споро взялись за дело. На расчищенном от леса пологом увале в пятидесяти саженях от речушки, через месяц поднялись первые белостенные постройки. Но еще до них у студеного ключа, впадавшего в речку, выросла густо пахнущая смолой и березовым дегтярным дымом курная баня, с каменкой для томления в жарком пару - первейшая отрада русского человека. После ее посещения, исхлеставши тело свежим березовым веником, каждый молодел, светлел, морщины на лицах разглаживались, заразу изгоняли, хворь всяку мигом одолевали. Недаром на Руси говорят:"Кто парится, тот не старится".
-Не гоже русскому человеку несмотря на византийские проклятия, от бани отрекаться. Баня - святое дело!- поучал всякий раз, собираясь в баню Маркел. В одной очень древней книге старого письма он вычитал, что мытье в бане с обнажением тела - великий грех, и каждый раз как бы оправдывался перед богом и давал убедительное объяснение, что мол Бог чист и бел, ангелы чисты, чтоже мы с грязных, нечистых бесов пример брать будем.
А уже через год внутри полуторасаженной ограды из врытых стоймя в землю и заостренных сверху толстых бревен, стояли крепкие рубленные дома из кондового дерева соединенные между собой крытыми переходами. В каждой избе был хитрый тайник, запасной выход. Избы-крепости покоились на высоких подклетях. У крайних к ограде изб торчали смотрильные вышки. Посреди поселения стоял молельный дом, часовня с золоченным иконостасом и "билом" подвешенным над крыльцом заместо колокола: для призыва на службу.
Снаружи частокола, опоясывавшего поселение , расчистили первые клочки пашни защищенные от набегов диких зверей лесными засеками. Каждый год их всем миром расширяли, поднимали рыхлый пар.
Самый возвышенный лоскут земли был отделен от пашни и на нем содержались под охраной собак лошади и несколько коров, купленных в конце пути у казаков.Возле дома Маркела рылись под приглядом петуха три курицы приобретенные там же.
Скит разрастался. Приверженцы старых обрядов обрели, наконец, желанное убежище от скверны. Появились дети - жизнь брала свое.
Сразу как сходил снег и подсыхала земля начиналась полевая страда. Староверы, необыкновенно дружный, работящий народ. Трудились в эту пору всем миром. Бабы в огородах, на подворье, а мужики дружно пахали на пашне, отваливая борозда за бороздой черные, темные от влаги комья остро пахнущей земли. Потом боронили рыхло вспаханную зябь, и приступали к севу. Тут уж и подрастающей детворе приходилось бегать по полю пугать грачей, чтобы те не успели поклевать зерно. Засеяв, снова боронили заваливая семена поглубже.
Интересы общины были сосредоточены на обеспечении достойной жизни и твердом поддержании чистоты веры. Заняты были в основном тем, чтобы вовремя посеять и убрать хлеб и картошку с отвоеванной у тайги пашни, починить промысловое снаряжение и утварь, в достатке заготовить дров, сена, мяса, рыбы, ягод, грибов, орехов. Без устали молились они каждую свободную минуту, строго соблюдали посты, учили и воспитывали детей в исключительном уважении к старшим , выхаживали хворых.
В пору редких посещений торговых ярмарок они воочию видели падение нравов и непочтение к насаждаемым чинами порядках, что только укрепляло веру поселян в разумности изоляции и праведности их вероисповедания.
Так прожили они, немало лет и стали воспринимать угрюмую забайкальскую тайгу и горы как отчий дом. Политая потом земля благодарно кормила их и стала родной.
Налетела беда-напасть нежданно-негаданно. Удалой люд проведал в горах забайкальских богатые россыпи золота на галечных косах студеных речушек. И край в однолетье охватила золотая лихорадка*.
Потянулся сюда разношерстный лихой народ. Кто мыть золото, кто скупать, кто, собравшись в шайки, грабить и тех и других. По золотоносным ключам стали возникать стихийные поселения. Следом, для поддержания порядка и сбора налогов пришли и государевы люди.
*Описываемые события относятся к концу 19 века.
Добрались они с описью в начале весны, по последнему снегу, и до Маркелова скита.
- Отворяй ворота, ревизия по приказу генерал-губернатора,- зычно проревел подъехавший в санях становой.
За ограду вышли Маркел, Никодим и трое из братии.
- К нам в скит чужим не можно. Мы под Богом живем. С властью дел не имеем,- твердо отчеканил Маркел.
- Я тебе покажу чертова образина "неможно",- заора л взбешенный становой, приставив острую саблю к горлу ослушника.- Прочь с дороги!
Стоявший сбоку Колода, человек медвежьей силы, не стерпев прилюдного оскорбления нанесенного наставнику, так хватил увесистым кулаком обидчика по голове, что сломал ему шею и становой рухнул на снег замертво. Перепуганные полицейские подхватили тело начальника и, не мешкая, ускакали прочь.
- Вы еще пожалеете, что на свет родились, отродье недобитое,- пригрозил один из них, обернувшись.
Маркел, сильно огорченный происшедшим наградил Колоду увесистым подзатыльником.
-Не лезь поперед батьки!
Детина воспринял такое внушение как должное и не посмел даже оправдываться.
Никто и не заметил,как во время этого переполоха с дальних саней скатился и заполз под развесистую ель связанный мужик.
Когда ржание коней и топот копыт стихли, беглец подал голос:
- Эгей-гей!Почтенные!
Притихшая братия , подавленная происшедшим, невольно вздрогнула:
- Спаси Иисусе и помилуй! Кто это?
- Мы люди темные, еловой шишкой чешемся. Лешак я. Развяжите, благодетели.
Колода опасливо подошел и, перекрестившись двумя перстами, сня ремни с рук и ног лежащего.
Перед ним встал крепкотелый, строгий с виду мужик. На медный от загара лоб из-под плотно надетой шапки во все стороны выбивались пряди густых темно-рыжих волос. Разлапистая борода, красновато поблескивая в лучах заходящего солнца, укрывала грудь. Над глазами нависали мохнатые бровищи.
- Воистину лешак! Чей будешь?
- Без роду я и племени. Вольный человек.Теперича вот в старателях счастья пытаю.
- За что ж тебя повязали?
Дело то непочтенное. Золотишко немного при мне было, хозяин кабака по бражному делу обобрал, а утром сам же предерзостно указал на меня, яко на беглого колодника, холера ему в дыхло. Правды-то, как известно, в наших чащобах не сыщешь - поди дятлу жалуйся. Да господь милостив - вас, благодетелей, послал. Благодарствую, люди добрые!- и Лешак отвесил всей братии низкий земной поклон,- А станового ты крепко двинул! Силища!уважительно добавил он, обращаясь к Колоде.- Только таперича они от вас не отвяжутся. Сматываться надобно. Не то быть смертной казни без всякого милосердия и пощады, а скит-то уж наверняка в раззор пустят. Им ведь только повод дай.
-Грех свершен великий, да ,видит господь, не по злому умыслу. Молитвой и покаянием искупим сей невольный грех. А страшиться не стоит, мы не холопы ихние. Скоро они не придут : через три четыре дня пути не станет, распутица. Но уходить придется. Жаль, конечно, сниматься с обжитого места, но и оставаться не след - житья эти кукишники не дадут,- подвел черту Маркел.
Тяжело и горько было покидать соленым потом политый, руками мозолистыми возделанный, благословенный уголок земли уже ставший для них родиной.
Уже на следующее утро мужики принялись готовить лес для лодок. Никодим, выбирая подходящие для роспуска на доски деревья, столкнулся в тайге с Лешаком, который все эти дни кружил неподалеку от скита.
-Дозволь совет дать, - вместо приветствия произнес тот,- хотя и не след мне учить вас, но есть один монах,как и вы старообрядец, души кроткой, ангельской, его сам Господь хранит. Так вот,знаю я, что ведом ему один скит заветный, крепкий, вашим братом-старовером заселенный. Могу привести этого монаха к вам, но с условием, что возьмете меня с собой до богатого золотом места. Я с краями теми тоже слегка знаком, с казаками из Алдана ходил в тамошний острог, а скит тот далекий, от него повыше где-то в верстах стапятидесяти будет.
-Надо с мужиками обсудить,-сдержанно ответил Никодим,- коли дело говоришь и дорогу тот человек и впрямь знает, то почему и не взять тебя.
Вечером на общем сходе братия долго кумекала над предложением Лешака, взвешивая все "за" и "против". Сошлись на том, что идти на обум никак нельзя - слишком опасно да и времени в обрез. Казаки того и гляди нагрянут.
Поутру позвали терпеливо ожидавшего у ворот Лешака.
-Вези своего монаха, послушаем, что он сам расскажет.Только вот как ты его доставишь? Снег-то поплыл, того и гляди вода хлынет!
