- Кто вас знает? - с остатками сомнения сказала она нам вслед. - Вы хоть и неплохие ребята, но все-таки артисты!
Второй человек за день признал нас артистами, даже приятно стало. Товарищ Тагиев и Аида. А что завтра будет?
Письмо и перевод, разумеется, были от дяди. Деньги, впрочем, как и всегда, пришли удивительно вовремя. До конца месяца, то есть на девять дней, у меня на все нужды" включая .ежедневное питание, плату за телефон, покупку донельзя необходимой пары носков и разнообразные развлечения, приличествующие человеку моего возраста, оставалось два рубля с мелочью... С годами его почерк совершенно не изменился. Начертанная крупными цифрами и прописью сумма четко и выразительно представляла тридцать рублей, посланных небогатым пожилым родственником в помощь полному сил и энергии непутевому племяннику. Внутреннее неудобство, именуемое угрызениями совести, мне без особого труда удалось ликвидировать почти бесследно. Для этого пришлось, ненадолго отключившись от созерцания разливающего по стаканам чай Адика, воссоздать в воображении столько уже раз виденную картину моего прекрасного будущего. На переднем плане этой красочной панорамы изобилия и успеха я поместил донельзя радостных и благодарных дядю и тетку, совершенно неожиданно для себя получивших на склоне лет неслыханные блага, давно заслуженные почести и ласку от стремительно преуспевшего человека, на которого они давно уже с болью и тревогой в душе махнули рукой.
Мы молча сидели и пили заваренный им чай, когда зазвонил телефон. Ну почему?.. Ведь в оркестре, кроме меня, еще шесть человек, так почему же эта идиотка, которая так нравится Адику, позвонила именно ко мне? Мне стало очень не по себе, стоило мне вспомнить, что трубку мог взять Адик. Я изо всех сил прижал трубку к уху, мне казалось, что ее голос слышен на всю квартиру, с большим трудом мне удалось заставить себя посмотреть на Адика, он задумчиво разглядывал обложку журнала. Несет несусветную ахинею. Бред какой-то. "Я ваша поклонница...", "...считаю дни...", "надеюсь увидеть..." Если бы ты, дура, могла бы себе представить, как из-за тебя может расстроиться хороший человек! При его-то нервах!
- Неужели, - спрашиваю у нее строгим голосом, - ваша воспитательница ни разу не объясняла вам, что звонить в три часа ночи незнакомому человеку неприлично?
- Что? Какая еще воспитательница?
- Та, что работала в детдоме, где вы росли, - замолчала, с основной темы, кажется, удалось ее сбить, дальше пойдет легче.
- С чего это вы взяли? Я никогда не была в детдоме,
- Тем более, - с ненавистью сказал я.
-Что "тем более"? - хихикает.
Девушка что надо. Нежная и утонченная. Жаль только, что чересчур гордая и недоступная... И как такая Адику могла понравиться?
- ...Во-первых, я к вам сразу же после концерта начала звонить, я же не виновата, что вы трубку не брали, а во-вторых, мы, к вашему сведению, знакомы, нас познакомил...
Я-то хорошо знаю, кто нас знакомил. Адик поднял голову и посмотрел на меня. Господи, неужели догадался, что это "кадр в желтом"?
- Вы сюда больше не звоните! Ясно? Ни днем ни ночью!
После того как я положил трубку, никак не мог заставить себя посмотреть в сторону Адика. После такого звонка-то... Звоночек под названием "ночной подарок единственному другу".
- Кто это? - голос у Адиля ровный и слегка сонный. Слава богу, ни о чем не догадался.
- Археолог, - говорю, - доктор наук. Звонила узнать, не соглашусь ли я по вторникам и четвергам читать лекции в университете. Настаивала, стерва! Остальное ты слышал.
У Адиля уже рот до ушей. Все ему нравится, что бы я ни сказал, что бы ни сделал.
Он посидел у меня еще полчаса, потом пошел к себе. Я стоял у раскрытого окна и видел, как он пересек двор и поднялся по лестнице на второй этаж. Нечего не изменилось во дворе за все то время, что мы были в армии. И вообще ничего не изменилось за все то время, что я себя помню. Только деревья подросли и еще люди. Новые соседи появились, я теперь в собственном дворе не со всеми знаком. Адик уже в дверях махнул мне на прощание рукой. И он, сколько я себя помню, жил в этой квартире. Мы всегда с ним дружили, с самого детства, и "и разу за все это время не поссорились. Это уж целиком заслуга Адиля. Я стоял у окна своей комнаты и все пытался вспомнить, когда я увидел его в первый раз, мне показалось, что вот-вот я начинаю вспоминать, как мы познакомились, но так ничего и не получилось... Слишком давно все это было. Надо будет у Адика завтра спросить, у него память гораздо лучше. Я лег, но уснуть Удалось не сразу, вспомнился мне визит товарища Тагиева, я лежал и думал, что как было бы здорово, если бы из всего этого получилось бы что-нибудь путное... Если признаться откровенно, надоело мне так жить? Потом почему-то я снова попытался вспомнить Адиля, и опять у меня ничего не получилось.
Уже засыпая, я подумал, что есть что-то неправильное и несправедливое в том, что человек забывает какие-то периоды своей жизни, если учесть, что ему и так не слишком много времени отпущено на всю жизнь.
Глава II
Она приходила почти каждый вечер. Если в доме были гости, то в гостиную она не заходила, сколько бы ее ни приглашали, торопливо выкладывала новости на кухне и уходила. В этот вечер гостей не было.
- Поздравляю, - сказала Валида, входя в комнату и потирая озябшие руки, ее маленькое худое лицо на полную мощность светилось доброжелательством. ---Купила или сшила? Ты в нем просто красавица! Вот ты мне поверь - красавица!
- Да что ты, Валида?-- улыбнулась тетка. - Я его уже четвертый год ношу.
- Это значит, у тебя фигура такая, - сказала Валида. - Вот оно в чем дело. У настоящей женщины фигура в любом платье себя покажет. Не то что у меня - ни спереди, ни сзади. Все мои несчастья из - за этого. Не беспокойся, - сказала Валида после того, как, тетка показала глазами на меня, - теперешние дети лучше нас с тобой во всем разбираются. Вижу я, что они во дворе выделывают. Еще нас с тобой чему хочешь научат.
--Ты бы пошел к себе в комнату, - сказала тетя.
- Там холодно! - мне не хотелось; уходить. Я сделал вид, что изо всех сил углубился в изучение музграмоты.
--Да и здесь не жарко,- вздохнула тетя. - Весна, уже наступила, а все никак не потеплеет. Может быть, чаю попьешь?
- Ты не беспокойся, - сказала Валида. - Я заварю. - Она подошла к буфету и открыла створку -- Я всем говорю, что единственный дом, где еще можно выпить стакан настоящего чая, - это твой. Ты не знаешь, что в других домах пьют. Новости есть.
- Какие? .
- Новые соседи у нас появились. В квартиру Кулиевых вселились.
- Кто такие?
- Муж, жена и ребенок. Мальчишка одних лет с Микаилом. Не нравятся они мне. Откровенно говорю тебе - не нравятся.
- А ты что, разговаривала уже с ними?
- Стала бы я просто так говорить! Пришла, постучалась. Она открыла дверь говорю: "Здравствуйте, я ваша соседка,", - "Здравствуйте, очень приятно", - а сама стоит в дверях. "Так и будем, - спрашиваю, - на пороге разговаривать?" Тут она меня впустила, оказалось, что не совсем бессовестная. Женщина она видная, ничего не скажешь, с тобою, конечно, ни в какое сравнение не идет, но видная. Муж тоже потом ко мне вышел, молчаливый. Нефтяник он. Я спросила, сколько у ник комнат в той квартире было, - тут-то она и проговорилась четыре комнаты, говорит. Сразу же с мужем переглянулись, поняли, что проговорилась она.
- Непонятно. В чем же они проговорились?
- Голубка ты, в людской хитрости не разбираешься... Нормальный человек когда-нибудь четыре комнаты на три обменяет? ...- Заплатили им, наверное, за лишнюю комнату?
- Кулиевы? - засмеялась Валида. - Да они только и ищут, с кого бы рубль-другой содрать!
- Может быть, район наш нравится?
- Узнала, - сказала Валида. - Район был у них не хуже нашего - прямо напротив Азнефти их бывший дом стоит. Чует мое сердце, нечисто здесь что-то..: Не понравились они мне. А насчет обмена я все выясню. Дай только срок.
- Валида, Валида, - сказала тетка. - Да тебе-то какая разница?
- Я из-за всех вас беспокоюсь, - объяснила Валида. - Если они хорошие люди, бог с ними, пусть себе живут, счастливыми пусть будут, а если плохие? Когда помру, только тогда и поймете, кем для вас Валида была. Когда я первый раз Сенубер увидела, что я сказала? Никто тогда мне не верил. А что оказалось? Шлюха? Шлюха.
- Микаил, - сказала тетя. - Отправляйся к себе. Спать пора.
- Я чай еще не выпил.
- Допьешь у себя в комнате.
Я пожелал им спокойней ночи, тетю пришлось поцеловать, иногда удавалось обойтись без этого, но сегодня не получилось. Валида тоже пожелала мне покойной ночи и вздохнула при этом. Она почти всегда вздыхает, когда меня видит. Я знал, что, как только я выйду, они будут говорить о моей маме.
Вообще-то, как только я очутился в своей комнате, сразу же перестал жалеть о том, что ушел от них. Мне нравится быть одному. Раньше это была комната отца. Он очень похож на своего брата, моего дядю. Я сужу по портрету, который висит в моей комнате, - отца своего я ни разу не видел, потому что родился в мае 44-го года, за полтора месяца до его смерти. Он все эти полтора месяца на фронте знал, что я родился, и даже знал, как меня назвали, а я в это время ничего о нем не знал. Они все трое похожи - отец, дядя и дед. Его портрет тоже в моей комнате висит. Над большим сундуком, в котором лежат его костюмы и два фрака. Мой дед был знаменитым композитором. Школа, в которой я учусь, названа его именем. И меня в его честь назвали Микаилом. Вот так и получилось, что я хожу в музыкальную школу, названную вроде бы моим именем - всё сходится, и фамилия и имя. Первое время учителя вздрагивали, потом привыкли. И зачем только меня отдали в эту школу? Мало ли что у меня дед композитором был? Я-то ведь не виноват в том, что не хочу учиться музыке. Единственный предмет, который мне нравится в школе, - это рисование. Мне уже в третьем классе поручили оформить классную стенгазету, а в четвертом - школьную. И по рисованию у меня всегда пятерка. А вот для того, чтобы по фортепьяно илисольфеджио тройку получить, такие мучения выносить приходится. Особенно я Баха терпеть не могу. Тысячу раз просил, чтобы меня в школу для нормальных людей перевели, - ничего не получилось. Дядя мне объяснил, что это было желание отца, он хотел, чтобы я в честь деда стал композитором. Если бы отец был жив, я ему все объяснил бы, а с дядей разговаривать бесполезно. Были бы у него свои дети, он бы, наверное, не стал их мучить, а тут, может быть, ему и жалко меня, а сделать ничего нельзя - обещал, и все тут!
