По прекрасной автостраде, среди чудесных альпийских ландшафтов, в мире, полном покоя и радости, едет девушка. Хорошенькая. Современная. В глазах ее скорбь. Та же скорбь, что и у родителей. Вечная еврейская печаль. От которой бежала, но уйти не смогла.
***
Задача создателей фильма - выпустить его к Олимпийским играм 1996 года в Атланте. Как напоминание, как предупреждение. Почти половина метража фильма - хроника тех времен и второй мировой войны. Место съемок - США, Греция, Бавария (ФРГ).
МУЖ КАК ВСЕ МУЖЬЯ
1. Экстерьер. Улица в Тель-Авиве. День.
Кафе на одной из улиц Тель-Авива. Легкие столики расставлены на тротуаре в тени огромных платанов. Посетители кафе от скуки разглядывают прохожих, а те разглядывают их.
За крайним столиком; который прохожие вынуждены огибать, чтоб не зацепить его, сидят, развалившись на хрупких стульях, трое здоровенных, не совсем уже молодых и располневших мужчин - в Израиле много полных людей среднего возраста. В шортах и сандалиях на босу ногу, в расстегнутых до пупа рубашках. И четвертый - в контраст им - тщедушный, маленький. Дов Эйлат с друзьями коротает время в кафе, потягивая через соломинку апельсиновый сок и провожая глазами каждую сколько-нибудь достойную мужского внимания женщину. Они бесцеремонно ощупывают ее взглядом, мысленно сладострастно раздевая догола, и выразительно переглядываются, молча обмениваясь мнениями.
Прошла мимо столика красотка, цокая по асфальту каблуками, уверенная в своей неотразимости и бросив уничтожающий взгляд на замершую в изумлении компашку. Они долго провожают ее глазами, Дов, почесав волосатую грудь, громко изрек:
До в. Ей бы при ее внешности мою бы .нравственность.
Друзья заржали.
Женщина за другим столиком кормит пирожным перемазанного кремом мальчика.
Женщина (с возмущением). Жеребцы! Бесстыжие! Страна в таком положении... Наши мужья и братья день и ночь рискуют головой на границе, а вы тут чем занимаетесь? Ни одну женщину не пропустите, не испачкав ее взглядом. Официант, счет! Мне гадко сидеть тут.
Дов не обиделся и, улыбаясь, повернул к ней курчавую голову на толстой бычьей шее.
Дов. Прошу прощения, мадам. Ваш гнев справедлив. Наша страна от рождения находится на военном положении и на границе всегда неспокойно. Но, согласитесь, мадам: мы - великий народ, если, сидя на таком вулкане, не стали импотентами. А? И смею вас заверить, мадам, пока у меня стоит, с Израилем ничего не случится.
Женщина. Что он говорит?! При ребенке такие слова! Куда залез мой ребенок?
Она вытащила мальчика из-под стула, на котором сидел Дов, шлепнула его по заду и потянула из руки мальчика кусок железной трубки.
Женщина. Зачем ты поднимаешь с земли всякую гадость? А ну, брось скорей и пойдем мыть руки.
Мальчик швырнул трубку на середину улицы и трубка взорвалась, окутав клубами дыма тротуар и столики кафе, В клубах дыма возникает название фильма: "Муж, как все мужья".
А потом, на сменяющихся планах запруженных транспортом улиц Тель-Авива, идут титры. 2. Экстерьер. Улица. День.
В этой толчее мы обнаруживаем крохотный трехколесный автомобиль-пикап с двумя большущими холодильниками в кузове, плотно прикрепленными к бортам ремнями. В крошечной кабине еле умещаются двое: огромный Дов за рулем и примостившийся на свободном пятачке сиденья его тщедушный напарник в киббуцной панамке.
Дов (назидательно). Слушай меня, Рома, и ты не пропадешь в этой стране. Ты - новичок. Иммигрант из
России. Каждый может тебя надуть. Еврея хлебом не корми, дай надуть своего соплеменника. Тем более, он без языка. И немножко малохольный после прыжка из страны, строящей коммунизм, в страну, еще мечтающую о таком счастье.
Рома (робко). Но ты не думай, что я совсем уж шли-мазл...
Дов. Ты не шлимазл... Ты - иммигрант. А это еще похлеще шлимазл а. У нас здесь... на исторической родине обожают евреев в целом, как народ, но терпеть не могут каждого еврея в отдельности.
Рома. То-то я в России слыхал анекдот: "Абрамович, вы почему не едете в Израиль?" " А мне и здесь плохо."
Дов. На это я тебе отвечу нашим анекдотом: "Объявление у входа в контору: "Контора закрыта. Все ушли на фронт. Будем через час."
Оба смеются. 3. Экстерьер. План сверху. Перекресток. День.
На перекресток устремляются четыре потока автомобилей одновременно. Никто никого не пропускает.
Мечутся, скачут, ошалев, зеленый, желтый и красный огни светофора.
Огромная пробка. Нетерпеливые, шальные водители, зажав в руках инструмент, с руганью выбегают из застрявших автомобилей, готовые снести любого на своем пути.
Рев клаксонов. Неимоверный гвалт. Еще мгновение - и прольется кровь. Еврейская кровь, которой так мало осталось на земле.
Но сквозь этот бедлам прорываются звуки позывных израильского радио. Каждый час оно передает новости. А приемники в каждом автомобиле включены. И застывают в воздухе сжатые кулаки, застревает в устах ругань. Все внимание переключается к голосу диктора, многократно повторяющемуся в каждом автомобиле: "На ливанской границе ночью была артиллерийская дуэль. Огневые
точки противника подавлены нашим огнем. На нашей стороне потерь нет."
И разглаживаются, отмякают перекошенные злобой лица, на них проступают улыбки. И только что готовые убить друг друга люди вежливо и доброжелательно уступают друг другу дорогу. И скоро пробка на перекрестке рассасывается под бодрые звуки израильской песни, несущейся из всех радиоприемников. 4. Экстерьер. Улица. День.
Автомобиль Дова е Ромой продвигается в потоке машин. Холодильники в кузове качаются при торможении.
Дов. Пусть тебя не смущает, что у меня колымага старая и на трех колесах. Это значит, что я - честный человек. А вон те, на четырех колесах, - мошенники, надувают государство на налогах. Честный человек при наших налогах не может себе позволить четыре колеса, даже три, как у меня, большая роскошь. Дай бог, ноги не протянуть. Так что пусть я гремлю на трех колесах, зато могу людям смело смотреть в глаза.
Автомобиль с холодильниками стоит возле типичного тель-авивского дома в четыре этажа, без лифта и на больших столбах-сваях, где в тени укрываются машины и играют дети.
Дов, опустив борт, пристраивает один холодильник себе на спину. Рома помогает ему, стоя в кузове.
Дов. Ты тут не дожидайся меня, а поезжай по адресу и выгрузи второй холодильник. Потом вернешься за мной. Я, возможно, задержусь в этой квартире.
Рома. Знаком с хозяйкой?
Дов. Нет, но, сам знаешь, страна у нас, как одна семья. Войдешь незнакомым, а выйдешь ближайшим родственником.
Дов, закрепив холодильник на спине, понес его к лестнице в холле дома.
Рома отъехал с другим холодильником. Муж. как все мужья 5. Интерьер. Лестничный пролет. День.
Дов несет тяжеленный холодильник вверх по ступеням. Каменеют мускулы На йогах, вздуваются бугры на плечах.
Его обгоняет религиозный еврей с пейсами, как женские локоны, свисающими вдоль ушей. В белой рубашке, черной жилетке и черной ермолке на голове. Он в благодушном настроении.
Еврей. Как вам нравится то, что происходит в Индии?
Дов (истекая потом). Где?
Еврей. В Индии. У них снова наводнение с массой жертв.
Дов. Мне нравится.
Еврей. Вы что, больны? (Прикладывает ладонь к его мокрому лбу.) Почему это вам нравится?
Дов. Потому что наводнение не у нас. Хоть у кого-нибудь тоже есть бедствия.
Еврей. Хорошенькое дело. Вы не любите людей. И со мной разговариваете неохотно; Что я вам плохого сделал?
Дов. Потому что мы не в равном положении для душеспасительной беседы. На вас только пейсы, а у меня - на спине холодильник. 6. Интерьер. Квартира. День.
Мальчик открывает дверь и в,квартиру протискивается Дов с холодильникомгналяине.
Дов. Ты что, один дома? Агде родители? Папа, мама?
Мальчик. Папу в армию призвали. Через неделю вернется. А мама... в ванной. Слышите, вода шумит?
Дов; (опуская холодильник на пол). Так-так. Мама в ванной. Это она (Показывает на фотографию на стене)! Хорошая у тебя мама. Ты ее любишь?
Мальчик. Что за вопрос! Конечно..
Дов. А папу?
М ал ь ч и к. Что за вопрос!
Дов. Умница - мальчик. А это что? Тетрадки? Готовишь уроки?
Мальчик. Задачку решить не могу. А мама в ванной.
Дов. Зачем маму беспокоить по пустякам? Мы с тобой решим задачку с божьей помощью.
Они с мальчиком присаживаются к столу, склоняются над тетрадью. А в ванной шумит вода, и слышен женский голос, напевающий песню. 7. Экстерьер. Автострада. День.
По многорядной автостраде в потоке машин катит новенький "Кадиллак". За рулем бородатый раввин, а рядом - теща Ромы, в парике, черном платье, как и подобает религиозной женщине.
Теща. Вы знаете, рэбе, мое подлинное русское имя? Которое я носила всю жизнь... пока не перешла с божьей помощью в иудаизм.
Раввин. Интересно, как вас звали по-русски, Хая?
Теща. Анна Ивановна! А? Такая кацапка! Такой антисемиткой была! Как увижу еврея - гусиной кожей покрываюсь.
