МАША. Как я ненавижу твою манеру смотреть в сторону.
Ольга молчит.
МАША (кричит). Ну посмотри же на меня!
Ольга смотрит на нее.
ОЛЬГА. Мама спит. Все слышно.
МАША (кричит). Наша мама пьет на кухне в одиночку!
ОЛЬГА. У тебя плохие глаза.
МАША. Правда? А еще что у меня плохое?
ОЛЬГА. У тебя плохие глаза.
МАША. Оленька, рыбка моя, за что ты меня так не любишь?
ОЛЬГА. Когда ты пьяная, у тебя плохие глаза.
МАША (с усмешкой). А ты знаешь, что такое плохое?
ОЛЬГА. Знаю. Плохое - это когда пьяная.
МАША. А хорошее?
ОЛЬГА (играет слоником). Хорошее - это когда хорошо.
МАША. Да брось ты этого мудацкого слоника!
Маша пытается отнять слоника у Ольги. Ольга сопротивляется и, когда Маша почти добивается своего, неловко, но сильно плещет на нее водой из ванны. Маша отпускает слоника, встает с корточек, подходит к зеркалу. Берет полотенце, вытирает лицо. Смотрит на Ольгу через зеркало.
МАША (ровным голосом). В черном-черном лесу, в черном-черном замке, в черной-черной комнате, на черном-черном столе лежит черный-черный футляр... (Ольга смотрит в зеркало.)
МАША. В этом черном-пречерном футляре лежит белая-пребелая сахарная девочка. Ручки ее из сахара, ножки ее из сахара, грудка ее из сахара и шейка ее из сахара. И ровно в полночь черный человек с черным лицом и серебряной лейкой подходит к футляру. Он открывает футляр, поднимает серебряную лейку и говорит три черных слова: ГРИБ, ГРАБ, ГРОБ...
Ольга с криком бросает слоника в Машу. Слоник разбивает зеркало.
ОЛЬГА (кричит). Ты плохая! Ты плохая! Ты плохая!
МАША. Ты что, совсем рехнулась? Шуток не понимаешь?
ОЛЬГА (плещет на Машу водой). Плохая! Плохая! Плохая!
МАША. По стационару соскучилась?
ОЛЬГА. Плохая! Плохая! Плохая!
Дверь распахивается. Появляется Ирина. Смотрит на кричащую Ольгу и на зеркало, хватает Машу за плечи, выталкивает из ванной.
ИРИНА. Пошла отсюда!
Закрывает за Машей дверь. Ольга перестает кричать.
ИРИНА. Сколько можно в ванной сидеть? Иди спать быстро!
Ольга вылезает из воды, Ирина набрасывает ей на плечи махровый халат и выталкивает из ванной.
ИРИНА (смотрит в разбитое зеркало). Господи, как вы мне остопиздели. Когда же это кончится! Ни одной целой вещи в доме не осталось. (Выходит из ванной комнаты. Идет на кухню.)
Кухня. Ночь.
Маша сидит за столом и наливает себе коньяка в рюмку. Ирина выхватывает у Маши рюмку, выплескивает коньяк.
ИРИНА. Хватит!
МАША. Что ты психуешь?
ИРИНА. Противно смотреть на тебя!
МАША. Это что ж тебе противно?
ИРИНА. Все! Все противно! Противна твоя похуистика, твое полное равнодушие ко всем, твое нежелание ни в чем участвовать!
МАША. Это в чем же я не хочу участвовать?
ИРИНА. Ни в чем! Ты живешь по принципу: гори все синим пламенем, только не я! Ты выросла каким-то чудовищем, ты толстокожа, как слон, ты человек без нервов, тебе глубоко наплевать на людей, на всех, на близких и неблизких, на сестру, на меня! Ты никого не замечаешь, не желаешь замечать!
МАША. Это кого же я не желаю замечать?
ИРИНА. Знаешь, Маш, я дошла с тобой до ручки. У меня нервы сдают. Ты смотришь, а я... я не могу тебя выносить... мне хочется тебе по морде дать.
МАША. Вы сговорились, что ли? Одной мои глаза не нравятся, слонами швыряется. Другая, когда смотрю, хочет по морде дать. Я что - Медуза Горгона?
ИРИНА. Ты пошлая, пустая дура, а не Медуза Горгона!
МАША. Ах, я пошлая? А пить женщине в одиночку - это не пошло?
ИРИНА. Ты... ты же как... плющ... как паразит какой-то!
МАША. Конечно, я паразит. Везу на себе твой клуб. Пашу за тебя каждый день.
ИРИНА. Ты... как... я не знаю что... слова-то не подберешь... слизь какая-то...
МАША. Слизь! Гениально! Да ты без меня давно бы дуба врезала.
ИРИНА. Какое-то... мерзкое растение...
МАША. Да ты же ничего делать не умеешь! Ничего!
ИРИНА. От тебя... какая-то... вонь холодная идет... как из погреба... каждое слово, каждое движение - вонь, вонь, вонь!
МАША. Ты просрала все. Все пропиздела. За тебя никто ломаного гроша не даст.
ИРИНА. Господи! Как я задыхаюсь от этой вони! От этой ледяной вони!
МАША. Слушай, а может, все проще? Может, ты мне просто завидуешь?
ИРИНА. О Господи! Кому завидовать! И чему завидовать?
МАША. А может, ревнуешь?
Ирина молча смотрит на нее.
МАША (с усмешкой). Ревнуешь. А я вот - нет. Так и знай: не ревную. И если ты его раз в недельку будешь жалеть в своем офисе, я хуже к тебе относиться не стану.
Ирина молча смотрит на нее, затем угрожающе приближается. Маша хватает бутылку, замахивается.
МАША. Не подходи!
Ирина замирает. Маша стоит с поднятой бутылкой в руке. Из бутылки льется коньяк.
МАША (злобно). И она еще на меня бросается! Это кто же на кого бросаться должен!
Ирина смотрит на нее, потом резко выходит.
МАША (ставит бутылку на стол, стряхивает коньяк с руки, смеется). Дурдом!
Маша выходит из кухни, идет через квартиру. Ирина лежит в гостиной навзничь на диване и беззвучно плачет. Слезы текут по ее щекам. Маша входит в спальню.
Спальня.
Полумрак. Ольга лежит на своей кровати, отвернувшись к стене.
МАША. Оль? Спишь?
Ольга молчит.
МАША. Оль, я больше не буду. Никогда. Честное слово. Оль?
Ольга молчит. Маша устало валится на свою кровать.
МАША. Просто... понимаешь... как бы тебе это объяснить... чего-то мне сегодня не того. (Закидывает руки за голову.) Я Леву знаю давно. Помнишь, когда мы с Райкой после выпускного в Коктебель сбежали? Не помнишь? Я тогда еще твои брюки взяла. А купальник забыла. И мы с Райкой по очереди купались. На спичках купальник разыгрывали. Райке почти всегда везло, и она первой купалась. Она плавала классно, далеко-далеко заплывала. А я на камне сижу и смотрю. И подошел парень. Худой такой. Загорелый. В джинсовых шортах. Спрашивает: мадемуазель, вы почему не купаетесь? Я честно отвечаю - жду, когда купальник вернут. А он говорит: зачем вам купальник? Что вам скрывать? (Смеется.) Это Лева был. Но он был совсем другим. Совсем-совсем. Мы с ним тогда ночью купались. И море светилось. Потом мидий ловили, пекли на костре, ели и запивали домашним вином. Оно такое было розовое-розовое... Оль? Ты правда, что ли, спишь? (Приподнимается, смотрит на Ольгу, потом откидывается на подушку.) Как все глупо...
Сад возле клуба. Утро.
Лев открывает дверь, выходит в сад. За большим столом сидят Майк и Маша. Стол накрыт белой скатертью, богато сервирован. На столе закуски, напитки. Рядом со столом на траве стоит медный самовар с трубой. Из трубы идет дымок. Чуть поодаль стоят две машины Майка. У "кадиллака" открыт багажник, возле него суетятся два официанта. Лев подходит к ним, садится за стол. Майк держит в руке мертвую бабочку.
МАЙК. Отец нас бросил, когда мне было шесть лет. Мы с матерью жили. Она работала медсестрой. До пяти отработает, а потом по частникам, уколы делать. Придет часов в десять, я к ней подбегу, а у нее руки спиртом пахнут. Она говорит: "Ну вот, бабочка прилетела". У нее фамилия была Бабочкина.
МАША. Борису Бабочкину не родственница?
МАЙК. Нет. Я так ее бабочкой и звал. Вот. А потом у нее аппендицит случился. Положили ее в ту же самую больницу, в которой она работала, и во время операции заразили гепатитом. Через год умерла. Меня в интернат пристроили. В Быково. Я тогда, как только бабочку видел, так сразу мать вспоминал. А потом стал бабочек собирать. Они красивые. Собрал штук сорок. И совсем про мать забыл. А однажды нас в Москву повезли. В Большой театр. На "Лебединое озеро". И знаешь, я как только балерин увидел, у меня прям в сердце что-то повернулось. Они же как бабочки были. С тех пор без балета жить не могу. А бабочек собирать перестал. (Официантам.) Не разогревайте, а просто несите!
Ирина и Марк подходят к столу, садятся. Один из официантов вынимает из багажника емкость с большими креветками и кладет на поднос, который держит другой официант. Официант несет поднос к столу, ставит посередине. Другой официант вынимает из багажника пять чистых тарелок, несет к столу. Меняет тарелки, грязные уносит и кладет в багажник.
ИРИНА. Куда я, по-твоему, могу отсюда деться? Я к этому месту прикована, как дядя Ваня. У меня же долгов на пятьдесят тысяч. Как я их отдам? Мне надо работать, работать и работать.
МАРК (показывая на Майка). А почему будущий зять не закроет долгов своей тещи?
МАЙК. Может, и закрою. Когда станет тещей.
Лев подходит и садится на свободное место.
МАША. Нет, я все-таки хотела бы в Африку: в Конго или в Уганду.
МАЙК. Зачем тебе в Конго? Там одна саванна и холера. Ты что, будешь охотиться на сафари?
МАРК. Нет, Конго это не то. Мне говорили, что Бали, остров Бали, - вот это место. Во-первых, дешево. Можно снять бунгало на берегу моря в сутки долларов за сорок.
ИРИНА. А мне говорили, что в Суэце бунгало можно снять за четыре доллара, а питаться за один.
МАЙК. Мы тут в конце концов не деньги считаем.
