Игорь сделал паузу, посмотрел на сидящих напротив женщин и с иронической улыбкой спросил:
-- Ну, как интересно? Продолжать в том же духе, либо изложить и без того вам уже ясное заключение? Анюта, потупив голову, ничего не ответила, а Инга Сергеевна, словами известной песни Галича с усмешкой сказала: -- Нет уж, "давай подробности".
Игорь с пониманием поклонился и продолжал, изобразив лицо директора в описываемый момент. -- "А вообще, что это тебя потянуло туда? -- спросил меня босс с сарказмом. -- Красивая жизнь? Тебе здесь не нравится. Так знаешь ли ты, что они-то бишь махровые капиталисты -- свое рыночное, капиталистическое сознание никогда не теряют, в отличие от многих наших, которые уже теряют социалистическое". -- "Что это значит?" -- "А то, что теперь, когда наши таланты, получив возможность выезда (пока фактическую, а не юридическую, поскольку закон о выезде еще не принят, да и вряд ли в обозримое время будет принят, к моему удовлетворению) устремились туда -хоть по контракту, хоть навсегда, -- что капиталисты делают? Они покупают наших по дешевке. Одним словом -- рынок: увеличилось предложение, снизилась цена. Торговаться не будешь. И в райком партии жаловаться не пойдешь. Там власть денег. Я там бывал. И знаешь, что меня поразило, что самые красивые, роскошные здания там -- это здания банков. Потому что там власть денег. -Потом директор остановился и вдруг спросил: -- А сколько ты здесь платишь за жилье?" -- Жилье! -- вставила Анюта уныло и иронично. -- "Да, за жилье, -продолжал Игорь цитировать директора, -- копейки. За детский садик -- почти ничего, а за здравоохранение -- вообще ничего. А там за все это придется платить из годовых двадцати тысяч "постдока". Посмотрел бы, как ты разбогатеешь". -- На этих словах директор остановился и, нажав кнопку звонка на своем огромном столе, пригласил секретаршу, давая мне понять, что мое время истекло. И вот я перед вами, -- сказал Игорь, поклонившись низко и тут же бухнувшись на диван, как сраженный.
Инга Сергеевна всегда восхищалась уникальной памятью зятя и потому сейчас, слушая его, она абсолютно была уверена, что каждое сказанное им слово соответствует подлинным, по существу самым драматическим, ключевым событиям их (его и Анюты) жизни, которым он придал сейчас сатирическую окраску. -- Но почему же ты ему не рассказал, в каких условиях мы живем, что нас обманули и до сих пор не дали прописку и никакого жилья, потому мы в замкнутом кругу: мы не можем поменять, купить, снимать какое-то приличное жилье, потому что как только мы выедем отсюда, у нас пропадет даже эта временная прописка, а без прописки нам никто жилье не продаст и не сдаст ни за какие деньги. Почему ты не сказал ему, что ты, кандидат наук, выполняешь работу, которая вообще не соответствует твоей квалификации?! -- со слезами на глазах выкрикнула Анюта. -- Да он мне слова не дал вымолвить. Он говорил, говорил, я только приготовился ему что-то ответить, как он пригласил секретаршу. -- А завтра, -- продолжала Анюта угасшим голосом, -- может быть следующее: нас сократят -- наш институт в условиях самофинансирования оказался на грани банкротства, и грядет огромное сокращение штатов, -- и вышвырнут из общежития. И, не имея прописки, обещанием которой они нас водили за нос почти четыре года, мы не сможем нигде устроиться на работу. Так что фактически нас вышвырнут отсюда. Мечты, мечты наши с тобой мамочка, о доме в Подмосковье...
Инга Сергеевна почувствовала, что накал отрицательных эмоций в комнате нарастает с такой силой, что что-то надо предпринять. Она быстро встала, взяла на руки Катюшку и игривым детским голосом громко сказала: -- Значит, так. Безвыходных ситуаций не бывает. Утро вечера мудренее. А сегодня у нас праздник. Игорь, открывай шампанское -- будем гулять до утра. Сегодня пятница, завтра выходной. Они сели за стол и после выпитого шампанского, все сразу повеселели. Вскоре неожиданно для Инги Сергеевны в комнату ввалились человек восемь молодых мужчин и женщин -- друзей Анюты и Игоря из других блоков общежития. Выставив на стол принесенную еду, гости привычно уселись вокруг него. Катюшка, уставшая, смиренно вняла предложению пойти спать и уснула мгновенно.
Инга Сергеевна любила бывать в этой молодежной компании, которая украшала жизнь дочери в этом убогом месте. Эти молодые люди, кончившие лучшие московские вузы и не желавшие возвращаться в провинциальные города, откуда они приехали учиться в Москву, одержав победы в жесткой конкуренции с привилегированными москвичами, попались, как и Анютка с Игорем, на удочку обещаний о жилье и подмосковной прописке этого бесперспективного, так называемого академического института. Убогая деревня, убогая жизнь и быт, абсолютное отсутствие мест для отдыха и развлечений, покосившиеся избы с доживающими в одиночестве свой век стариками, подавляли и угнетали их до предела.
Близость Москвы ничем не напоминала здесь о себе. К вечеру на улицах появлялись пьяные мужики и бабы, от вида которых возникало ощущение тоски и безысходности. И этим интеллигентным, высокообразованным, прожившим до этого пятьшесть лет наполненной столичной жизнью молодым людям с наступлением темноты ничего не оставалось, как ютиться в своих убогих жилищах. Жилища эти, состоящие из одной комнаты (независимо от числа детей и их возраста), общей кухни, коридора, туалета и подсобного помещения (при отсутствии ванной и даже душевой) они, однако, умудрялись использовать не только для будней, но и для праздников, устраивая вечеринки с песнями под гитару, иногда даже с танцами. Прелестные, все как на подбор (потому и выскочившие замуж еще в вузе), молодые женщины, проявляя выдумку и умение, тратили массу творческих сил и вдохновения на приготовление разнообразных чудес кулинарии, соревнуясь друг с другом и как бы топя в этом потребность в удовольствиях и развлечениях, положенных им по праву их женской сущности. Вот и сейчас все, что они принесли -- салаты, пироги, торты, пирожные, -- поражало не только изысканным вкусом, но и удивительной красотой оформления. Инга Сергеевна была искренне рада и тронута их вниманием. Она смотрела на этих замечательных молодых мужчин и женщин, слушала их умные зрелые рассуждения о ситуации в стране, об их крайней неудовлетворенности своим трудом, бытом, отсутствием возможности для реализации своего творческого и профессионального потенциала, и чувство горечи и обиды за них охватывало ее. Сегодня, глядя на них, она вспомнила недавнюю творческую встречу редакции "Московских новостей" в Доме ученых Академгородка. В этом вечере наряду с представителями редакции принимал участие академик Ю. Рыжов. На вопрос из зала о том, как он относится к проблеме "утечки мозгов" в связи с эмиграцией интеллигенции, и ученых в том числе, он ответил, что если талантливые люди уезжают за рубеж и реализуют свой талант, то польза, которую они принесут себе и обществу, так или иначе приумножит блага людей и славу своего народа. Но самая страшная утечка мозгов, подчеркнул он, эта та, которая происходила у нас внутри страны, когда талант не только не был востребован, но губился на корню морально и физически.
"Да, ничего нет страшнее подавленных, неудовлетворенных, скованных в свободе действий полных энергии и возможностей молодых людей, ориентированных в вузах на творчество, а вынужденных тратить себя на рутину и прозябание", -- думала Инга Сергеевна, глядя на них. В их глазах она улавливала сиротство. В провинции, где они жили до учебы в столице, мало что удовлетворяло их высокие духовные запросы. Но там был родной дом, родители. Приехав сюда, они оказались ненужными ни Москве с ее недоступностью, ни этой деревне, где их общежитие -- островок молодой интеллигенции -- было бельмом на глазу у одиноких стариков, брошенных детьми, которые правдами и неправдами перебрались в Москву, имея хоть и второго сорта, но все же прописку в Московской области. Перестройка, гласность, сулившие, как казалось, с каждым днем все больше перемен к свободе и возможностям действовать, вызывала потребность говорить, анализировать прошлое, настоящее и будущее. Друзьям дочери было интересно слушать мнение Инги Сергеевны, ее оценки как представителя гуманитарной науки и старшего поколения. Она старалась вести себя на равных и в то же время внушать им оптимизм и веру в позитивные изменения. Эти люди были ей интересны как представители того поколения, к которому относилась ее дочь. Общаясь с ними, она что-то дополнительное узнавала о своей дочери, ее поступках и помыслах. Сегодня, правда, их постоянная дискуссия была недолгой, так как свидание Игоря с дирекцией отбило желание у Инги Сергеевны что-то говорить и доказывать. И потому после короткой разминки "на тему дня" она предложила попеть песни под гитару, на которой прекрасно играл Иван Поспелов. Когда гости разошлись, хозяева все втроем быстро вымыли и убрали посуду и поставили рядом с уголком Катюшки раскладушку, где спала обычно Инга Сергеевна. -- А знаете что, -вдруг оживленно сказал Игорь, -- сегодня на раскладушке буду спать я, а вы, Инга Сергеевна, спите вдвоем на диванкровати. Там просторнее. У вас сегодня, вернее вчера, был тяжелый день. Вам нужно хорошо выспаться, хотя и спать уже некогда, ведь стрелка уже перевалила за три часа. Едва они с Анютой устроились на диванкровати валетом, Инга Сергеевна погрузилась в сон. Проснулась она, не то слыша, не то чувствуя приглушенные подушкой рыдания Анюты, сжавшейся в клубок. Первое желание матери было обнять дочь, сказать ей что-то утешительное. Но, боясь разбудить Игоря и Катюшку, она словно замерла в своем страдании. "Боже, Боже, -- подумала она с болью, -- что моя защита, мой успех на фоне страданий дочери, ее убогой жизни, в которой я ничего не могу изменить. Заслуживаю ли я хоть миг удовлетворения и ощущения успеха?". x x x
