10
Ровно в половине шестого мы, прорабы, один за другим входим в кабинет Силаева. Занимаем места за длинным столом, стоящим перпендикулярно к столу начальника. Пока рассаживаемся, Силаев, склонившись над бумагами, что-то пишет и не обращает на нас никакого внимания.
Совещание только начинается, времени впереди много, и каждый старается провести его с большей пользой. Лымарь вытащил из-за пазухи книжку "Атом на службе человеку", Сабидзе положил перед собой лист бумаги и уже кого-то рисует. Тихон Генералов, многодетный угрюмый человек, сидит слева от меня и составляет план воспитательной работы среди собственных детей:
"План
1. Иван - применить телесное наказание (ремень).
2. Наташа - поставить в угол на 30 мин. за сломанный телевизор.
3. Алла+Люба - купить билеты в кукольный театр.
4. Сергей - проверить дневник.
5. Поговорить с женой насчет грязного белья (можно отнести в прачечную)".
Справа от меня садится Васька Сидоркин. Он достает из кармана маленькие дорожные шахматы с дырочками в доске для фигур.
- Сыграем?
- Давай.
Сидоркин ставит доску на края стульев между мной и собой так, чтобы не видно было из-за стола. Начальник поднимает голову:
- Все собрались?
- Почти, - отвечает Ермошин, который всегда садится ближе всех к начальнику.
- Начнем, пожалуй.
Начальник придвигает к себе папиросы. Все тоже достают папиросы, а Сидоркин, у которого их никогда не бывает, тянется к моей пачке. Через пять минут в кабинете все померкнет от дыма, но пока что довольно светло.
- Кто первый будет докладывать? - спрашивает начальник.- Ермошин?
Ермошин, как самый бойкий, докладывает всегда первым. Он встает, приосанивается, поправляет галстук.
- На сегодняшний день на вверенном мне участке... Начальник от удовольствия закрывает глаза. К тому, что говорит Ермошин, он испытывает не практический, а чисто литературный интерес: речь Ермошина льется гладко и плавно, словно он читает газетную заметку под рубрикой "Рапорты с мест".
- Коллектив участка,- привычно тарабанит Ермошин,- включившись в соревнование за достойную встречу сорок четвертой годовщины Октября...
- Сорок третьей,- с места хрипит Сидоркин.
Ермошин озадаченно умолкает, медленно шевелит губами, подсчитывая. Начальник растерянно смотрит то на Сидоркина, то на Ермошина и тоже подсчитывает. Первым подсчитал Ермошин.
- ...за достойную встречу сорок четвертой годовщины Великого Октября,продолжает он твердо и бросает презрительный взгляд на Сидоркина.
- Погоди,- перебивает его Силаев.- Сидоркин, вы там опять в шахматы режетесь?
- Никак нет! - рявкает Сидоркин и нагло ест начальство глазами.
- Смотрите у меня.
- Слушаюсь! - ревет Сидоркин и незаметно передвигает фигуру.
После Ермошина выступают другие. Все подробно перечисляют успехи и вскользь упоминают о недостатках. Как водится, ругают начальника снабжения Богдашкина. Богдашкин сидит за отдельным столиком возле стены и невозмутимо заносит все замечания в толстую общую тетрадь в коленкоровом переплете. Так он делает каждый раз на всех совещаниях, планерках и летучках. Если бы издать отдельно все записи Богдашкина, получилось бы довольно объемистое собрание сочинений.
Наконец очередь доходит до Сидоркина. Он впопыхах делает не тот ход, что нужно, и встает.
- Ну, у меня, значит, полный порядок,- говорит Сидоркин, подтягивая штаны.- Только вот Богдашкин радиаторы не дает. Богдашкин, запиши.
Богдашкин покорно записывает.
Начальник терпеливо ждет, потом поворачивает голову в мою сторону.
Последним выступаю я.
Меня уже никто не слушает, всем надоело, все хотят по домам. Сидоркин нехотя собирает шахматы. Сабидзе сломал карандаш и сидит скучает.
Начальник ковыряется отверткой в замке стола. Он ждет окончания моего доклада только для того, чтобы спросить:
- Ну как, сдадим к празднику объект?
- Вряд ли.
- Опять заладил свое. Товарищи прорабы, к празднику объект Самохина должен быть сдан. Если сдадим, годовой план по управлению будет в основном выполнен. Поэтому предлагаю каждому со своего участка направить завтра же в помощь Самохину по три человека. Богдашкин, при распределении стройматериалов завтра в первую очередь учитывайте нужды Самохина. Вопросы есть?
- Есть, - сказал Ермошин.
- Твой вопрос решен,- сказал начальник,- в отпуск пойдешь зимой. На этом совещание считаю закрытым. Будьте здоровы, товарищи.
11
Около восьми часов мы выходим на улицу. Дождь перестал, но, видимо, ненадолго, сырой ветер забирается под плащ и пронизывает насквозь тело. Сидоркин поднял воротник и придерживает его рукой, защищая от ветра больное ухо.
Кто-то предложил "раздавить бутылку" - возражений особых не было. Взяли в магазине три поллитровки, пошли в столовую ткацкой фабрики, которая хороша тем, что в ней всегда есть жигулевское пиво, и тем, что в ней можно сидеть, не раздеваясь.
Пока мы носили пиво и котлеты с макаронами, Сидоркин под столом разлил водку в стаканы и закрасил пивом. Сделал он это быстро и незаметно.
Подошла уборщица Маруся и, посмотрев на нас, покачала укоризненно головой:
- Ой, мальчики, опять водку принесли. Тут дружинники ходят, полчаса как двоих забрали.
- Ничего, Маруся, - сказал Сидоркин, не бойся, нас не заберут. - Он положил на угол стола полтинник.
Маруся смахнула монетку тряпкой в ладонь и, успокоившись, отошла. Теперь она не боялась дружинников.
- Выпьем за дружбу,- сказал Ермошин.- За то, чтобы мы всегда оставались друзьями.- И посмотрел на меня.
- Далеко пойдешь, сказал Сидоркин и выпил свою водку первый.
Мы тоже выпили. Сидоркин разлил ко стаканам вторую бутылку и, так же как первую, поставил под стол. Снова выпили. Ермошин, который всегда знал все новости, сказал, что слышал разговор в тресте, будто с нового года переходим на крупноблочное строительство.
- Давно пора,- сказал Филимонов, который пришел к нам всего два месяца назад, прямо из института, и горой стоит за передовые методы.- Вот будет здорово. Что ни месяц, то дом.
- Чего ж хорошего,- сказал Сидоркин.- Вот и будешь бегать с места на место. Для прораба ничего нет хуже, чем бегать с места на место. Скажи, Ермошин.
- Я за прогресс,- сказал Ермошин.
- Ну и валяй,- охотно согласился Сидоркин.- Ну что, еще по капельке? У кого бутылка?
Третья бутылка была у меня, но вытащить ее я не успел: в столовую вошли двое дружинников - один высокий и плечистый, с всепонимающим взглядом, другой маленький и щуплый. У дверей огляделись и направились прямо к нашему столику.
- Ну что, ребята, выпьем жигулевского,- радушно пригласил Сидоркин и наполнил свой стакан пивом.
- В другой раз,- сказал высокий дружинник и, отогнув скатерть, заглянул под стол.
Я замер и посмотрел на Сидоркина. Сидоркин отхлебнул из стакана пива и тоже заглянул под стол. Ермошин вдруг вскочил с места и, сказав, что надо бы принести чаю, не спеша пошел к окну выдачи.
Сидоркин и высокий дружинник разогнулись одновременно и посмотрели друг другу в глаза. Дружинник - удивленно и испытующе, Сидоркин - дружелюбно и доверчиво.
- Да,- сказал высокий дружинник,- извините, пожалуйста.
- Ничего, не стоит,- вежливо сказал Сидоркин,- заходите еще.
- Извините,- повторил высокий дружинник.- Пошли, Олег.
Они уже дошли до дверей, но Сидоркин позвал их:
- Ребята!
Дружинники снова подошли. Ермошин получил свой чай, но, увидев, что дружинники вернулись, остался у окна выдачи и читал приклеенное к стенке меню.
- Ребята,- сказал Сидоркин дружинникам,- хотите, покажу фокус?
- Какой фокус? - спросил маленький, и глаза его заблестели от любопытства.
- Ну какой. Обыкновенный, как в цирке,- пообещал Сидоркин.- Только между нами. Идет?
- Идет,- сразу же согласился маленький, и высокий нехотя подтвердил:
- Идет.
- Ну ладно,- сказал Сидоркин,- глядите под стол. Дружинники посмотрели. Сидоркин поднял ноги. На полу остались две пустые бутылки.
- Видели? - спросил Сидоркин.- Больше не увидите.- И, опустив ноги, снова прикрыл бутылки штанинами.
Дружинники растерянно поглядели друг на друга, не зная, как им вести себя в таком случае, но потом, видимо, вспомнили о своем обещании.
- Ладно, - сказал высокий дружинник,- в другой раз будем знать. До свиданья.
Они ушли. Ермошин подождал, пока дверь за ними не закрылась, и вернулся к столу.
- Ну как чаек? - спросил Сидоркин.- Не остыл?
- Остыл,- сказал Ермошин, глядя в сторону.-Вы, ребята, на меня не обижайтесь. Если б что вышло, мне было бы больше всех неудобно.
- Что ж так? - спросил Сидоркин.
- Ну, понимаешь. Я же веду общественную работу. Меня знают. Скажут: "Сам выступаешь на собраниях, и сам же..."
- А ты одно из двух,- сказал Сидоркин,- или не пей, или не выступай. Женька, давай твою бутылку.
Не помню, почему это произошло, но после третьей бутылки мы вдруг стали спорить о честности. Ермошин сказал, что, если говорить откровенно, прораб и честность несовместимы, как гений и злодейство. Можешь играть в честность сколько угодно, но все равно тебе придется выкручиваться, заполнять липовые наряды, составлять липовые процентовки.
