предложила мне встречаться.
Мы подходим к фонтану-шутихе. Если бы они еще работали, из земли неожиданно забили бы струи воды. Но все десять труб давно забиты гнилыми листьями, окурками и прочей дрянью.
– Давно здесь не была, – говорит Женевьев.
– Я подумал, будет классно привести тебя сюда и предложить встречаться, – объясняю я.
– Мы что, расстались?
– А надо?
– Как ты предложишь мне встречаться, если мы уже встречаемся? Это же как убить мертвеца!
– Окей, тогда брось меня.
– Просто так взять и бросить?
– Понял. Хм… ну, ты стерва, и мазня твоя отстой.
– Я тебя бросаю.
– Ура! – Я улыбаюсь до ушей. – Короче, прости, что назвал тебя стервой, обругал твои картины и пытался кое-что с собой сделать. Прости, что тебе пришлось все это выдержать. Прости, что я тупой придурок, решивший, что не могу быть счастлив. Ясен же пень, мое счастье – это ты!
Женевьев скрещивает руки на груди. На локте у нее осталось несколько несмытых пятнышек краски.
– Может, я и была твоим счастьем, но я тебя бросила. Убеди меня передумать!
– А надо? – Меня пихают в бок. – Понял. Женевьев, будь моей девушкой!
Она пожимает плечами:
– А давай, все равно летом делать нечего.
Мы устраиваемся в тени под деревом, скидываем обувь и ложимся на землю. Трава щекочет босые ноги. Женевьев в тысячный раз повторяет, что мне не за что извиняться и она не сердится, что мне бывает грустно и плохо. Я сам это понимаю, но мне правда нужно было начать с чистого листа, пусть и в шутку. Не всем по карману стереть кусок жизни с помощью Летео, и я не пошел бы к ним, даже будь у меня деньги. Разве смог бы я без воспоминаний заново пережить такие важные мгновения, как это?
– Короче… – Женевьев водит пальцем по линиям на моей ладони, как будто собирается предсказать мне будущее. В каком-то смысле она и предсказывает: – В среду папа с девушкой поедут на фестиваль…
– Ну… рад за них.
– Они только в пятницу вернутся.
– И за тебя рад.
И только тут до меня наконец доходит. В мозгу загорается красная лампочка с табличкой «СЕКС!» – и я подпрыгиваю так высоко, что в облаках, кажется, появляется дырка в форме меня. Потом я опускаюсь с небес на землю и вспоминаю кое-что важное: блин, я ж без понятия, как им вообще заниматься.
Я начинаю иметь себя в мозг.
Дурацкий каламбур. Короче, я буду пытаться изо всех сил, и Женевьев, наверно, все поймет и будет ржать до слез, и тогда я тоже расплачусь, только не от смеха. Сначала я рассчитывал обсмотреться порнухи и запомнить пару приемчиков, но в одной спальне с братом это почти нереально. Даже ночью не посмотришь: Эрик играет допоздна. Я подумывал включить что-нибудь с утра, когда он еще дрыхнет, но нет, даже голые женщины не заставят меня проснуться пораньше.
Жаль, нет ноутбука. Да, мне повезло, что у меня есть хотя бы телефон с хреновеньким интернетом, но с ноутбуком можно было бы уединиться в ванной. У нас есть только огромный древний компьютер в гостиной, и сейчас за ним пыхтит над сайтом своего геймерского клана Эрик. Они называют себя «Альфа-цари-боги». Жесть.
Я делаю наброски на обороте списка оценок. Нам их выдали вчера: мы заходили в школу, чтобы забрать все из шкафчиков и, кому надо, записаться в летнюю школу для отстающих. В последние месяцы мои оценки, конечно, ухудшились – ну, сами знаете почему, – но я все сдал (даже химию, закинуть бы ее на чердак и утопить в соляной кислоте). Школьный психолог попыталась заболтать меня на тему того, что за лето я должен привести мозги в порядок к выпускному классу. Полностью согласен, но пока что меня больше волнует сегодняшний вечер, чем оценки в школе.
Квартира кажется особенно тесной, и еще теснее – моя голова. Я выхожу подышать воздухом – на секунду, минуту, час, но не дольше, потому что сегодня вечером мне предстоит заняться сексом, успею я научиться или нет. В подъезд входит Брендан; я окликаю его, и он держит мне дверь. Когда ему было тринадцать, ему отсосала девчонка по имени Шарлен, и он трындел об этом часами, когда мы вместе играли. Я все время завидовал, что у него это было, а у меня нет, но вообще его совет мне бы сейчас пригодился.
– Йо. Очень спешишь?
– Ну… – Мы оба смотрим на его руку с пакетиком травки на молнии. Давно миновали те дни, когда его единственным грешком были азартные игры. – Мне бы вот с этой штукой расправиться.
Я протискиваюсь мимо него, пока он не закрыл дверь. На лестнице пахнет свежей мочой – на полу лужа; наверняка Дэйв Тощий постарался, он любит метить территорию.
– Будешь курить или толкать?
Брендан смотрит на часы:
– Толкать. Через минуту клиент придет.
– Я быстро. Слушай, как занимаются сексом?
– Главное, в процессе так не торопись, а то тебе потом не поздоровится.
– Ну спасибо, блин. Лучше расскажи, как не облажаться?
Он трясет перед моим лицом пахучим пакетиком:
– Мне пора заколачивать бабки, Эй.
– Би, мне надо не расстроить девушку. – Я достаю два презерватива – купил вчера на работе – и тоже трясу у него перед лицом. – Блин, просто дай пару советов. Или скажи, что девчонкам пофиг, какой у них будет первый раз. А то я себя накрутил, вдруг – расскажешь кому, заплачу А-Я-Психу, и он тебя замочит – вдруг ей не понравится?
Брендан трет глаза:
– Да не ссы. Я кучу девчонок дрючил – чисто кончил и дальше пошел.
– Я никогда так не поступлю с Женевьев. – И с любой другой девушкой тоже. Похоже, я все-таки не того спросил.
– Поэтому ты девственник. Спроси совета у Нолана.
– Ага, ему семнадцать, и у него двое детей. Обойдусь как-нибудь.
– Аарон, ты уже не маленький. Если все узнают, что ты зассал, тебя будут считать фриком и пидором.
– Да не зассу я!
У Брендана звонит телефон.
– А вот и клиент. Вали отсюда.
Я не двигаюсь с места. Он мой вроде как лучший друг, а у меня самое важное событие в жизни, мог бы немножко постараться.
– И это все, на что ты способен?
– А что, твой папа не успел поговорить с тобой про тычинки и пестики, прежде чем коньки отбросил?
Вообще-то мог упомянуть самоубийство моего отца и поделикатнее.
– Нет, он только все время шутил, что у нас есть сериалы от HBO.
