являет в полной мере всю свою силу, то нет таких берегов и препон, которые она не захлестнет и не разрушит».
Река продолжила: «И когда ты плывешь в воде, она нежно и податливо принимает и обтекает твое тело, но это не значит, что она подчиняется тебе: это ты отдаешься ей и должна знать, что она может удержать, а может и погубить, если ты будешь слишком самоуверенна или неискусна».
Показывая свою силу, бурная волна подхватила и перевернула меня как пушинку. Несколько мгновений я видела мир сквозь тонкий слой воды. И он стал зыбким и таинственным, каждый предмет в нем потерял свою устойчивость и неизменность, превратился в танцующий призрак, ежесекундно меняющий свои очертания, плотность, цвет.
А потом прохладные струи бережно подняли меня на поверхность и вынесли к берегу. Я засмеялась, сидя по пояс в воде, и дружески потрепала ее рукой. Почувствовала, что в мою ладонь вложили что-то твердое и гладкое. Сначала я подумала, что это взявшийся невесть откуда кусочек льда. Но это оказался совершенно гладкий прозрачный хрусталь. На память мне о реке, что брала свое начало в горах.
***
Был летний звездопад. Я брела по тропинке в лесу. Шептались деревья. По их листьям и стволам пробегали искры, вырисовывая в темноте теплые живые узоры. Время от времени я кожей ощущала любопытные взгляды и пряное дыхание невидимых мне существ, чуждых, но не враждебных.
Я искала заветную поляну, на которую я с самого детства приходила два раза в год в ночи, когда солнечный бог рождался и когда начинал умирать после торжественных своих именин. Там разжигала я костер и, усевшись на ложе из еловых веток и сухого мха, до утра пела песни, которым научилась у бабушки, приведшей когда-то меня сюда в первый раз. Таинственные существа подбирались ближе и, оставаясь скрытыми в темноте, подпевали мне. Песня прихотливо извивающейся нитью поднималась ввысь и, смешавшись с музыкой, несшейся с дальних звезд, спадала оттуда прозрачными струями на землю.
Так было много лет. Но сегодня я не могла найти поляну. Как будто кто-то не хотел этого и путал тропки под моими ногами, как путает проказливый котенок клубок с шерстью.
Но наконец-то деревья расступились передо мной, и я оказалась на незнакомой лесной опушке. Она очаровала меня своей тихой прелестью: вокруг стояли стройные сосны с золотящимися в темноте стволами, а в густой траве прятались светлячки, похожие на упавшие звезды, и казалось, что небо отражается в зеркале, лежащем на земле.
Я с радостью решила, что нынешнюю ночь буду коротать здесь. Как обычно, я развела огонь, удобно устроилась около него, почувствовала, как неведомо откуда появились лесные певуны. Запела первую, самую свою любимую песню. Но первые же ноты не взмыли привычно к небу, а бессильно упали, как мертвые бабочки. Растерянная, я запела другую песню. Но и со второй песней, и со следующими произошло то же самое. Наконец, я замолкла. Хотелось, свернувшись в жалкий клубочек, горько плакать от непонимания, от обиды, от горечи потери чего-то важного для меня. А вокруг стояла тишина, не дул ветерок, не шептались сосны, не шелестела трава. Огонь костра вытянулся и замер, словно испытующе глядя на меня. Вот оторвалась искра, полетела ко мне, коснувшись моего плеча, погасла. И тут в моей груди словно занялся и быстро разгорелся пожар. Не в силах даже закричать от боли и страха, я упала на землю, ощущая, как полыхает синим пламенем в моей душе все накопленное, как обращаются в легкий пепел опыт, убеждения, привычки. Не знаю, сколько это продолжалось. Тихо-тихо приходила я в себя, похожая на пустой прокаленный глиняный сосуд. До моего слуха донеслись звуки ночного леса и мирно потрескивающего костерка. Сладко пахнуло влажной сосновой хвоей. Травинка нежно касалась моей щеки. Я как будто выздоравливала от тяжелой болезни, такое наслаждение приносили мне самые привычные вещи. Наконец я села, оглядываясь вокруг, готовая закричать от радости ощущения себя живой. И из моего горла вырвалась песня, незнакомая мне, непонятно откуда взявшаяся. Но она была такой силы, что без труда достигала звезды и оттуда, с высоты, светлым куполом покрывала землю. А когда раздалась последняя нота, костер как будто взметнулся ввысь, и тут же солнце выбросило в небо сноп лучей. И вот уже один из них пересек полянку, упал мне на лицо. Раздался его нежный голосок: «Не надо принимать что-то за раз и всегда данное, не надо превращать живое в закостенелый памятник. Жизнь — это не лавка диковинок, а вечное движение, вечное изменение, вечный поток. Лети в нем! Не бойся потерь, потому что только так можно идти дальше, находить новое, только так можно жить».
Луч словно на секунду приобнял меня за шею и заскользил дальше. А на моей шее оказался висящий на тонком шнурке багровый гранат.
***
Хрупкие пальцы дождя невесомо скользили по этому миру, как по шелковой ткани. И под этими нежными прикосновениями исчезали краски, стирались очертания предметов. Мир становился прозрачным и зыбким.
Я смотрела на это колдовство, стоя в старой беседке городского сада. Не могла оторваться от него. И оно все больше подчиняло меня себе. Замедлялось дыхание, исчезали мысли и чувства. Вот краем сознания я отметила, что надо мной больше нет крыши и струйки воды вкрадчиво касаются моего лица, моей шеи, прочерчивают дорожку вдоль позвоночника. Я растворялась, как ледяная фигурка, упавшая в воду.
Вдруг резкий порыв ветра ударил мне в лицо. Это было похоже на пощечину, отвешенную со всей силы встревоженным другом. И с другой стороны — так же возмущенно и крепко. Я вздрогнула. Щеки горели. Но не хотелось отрешаться от покоя, от сладкого сна, которым манил меня колдун-дождь. А тот продолжал ласково гладить меня, нашептывая о том, что только в полной отрешенности и безмятежности есть мудрость, что беспомощны, тщетны, унизительны эти вечные трепыхания и потуги ума, души и тела, заставляющие человека отчаянно рыться в жалкой кучке доступных ему мыслей и слов, истрепанных и обветшавших уже вечность тому назад. И мне ужасно хотелось оставаться ледяной тающей фигуркой. Я снова закрыла глаза.
И тут уж ветер взялся за дело всерьез. Он налетел с такой яростной силой, что приподнял меня над землей, вырывая из вкрадчивых объятий странного, невесть откуда пришедшего дождя. Затем вихрем взвился в небо, раздирая в клочья тучу, похожую на огромное, уходящее за горизонт, рыхлое тело существа с тяжелым темно-серым сердцем.
Появился приглушенный свет еще скрытого солнца. Вот стали видны голубые пятна
