– не значит не обязательно. И дело, наверное, вовсе не в этом, а в том, что на миг мне подумалось не о важном, и, должно быть, тот миг неоправданно затянулся. И я отчётливо запомнил, как долго, бесконечно долго я думал о том, как удобно мне в кресле. Помню, мне было уже всё равно, где найду его в следующую минуту – в комнате места оставалось всё меньше и всё больше появлялось вещей, так что, подумав об этом, я думал о кресле как о самом подходящем месте для такой вещи, как я. И с тех пор постоянно мог ощущать себя в этом месте – пожалуй, единственное, что я мог сознательно ощущать.
И где следовало, я оказывался теперь, тотчас поднявшись с кресла. И уже не столь важно, где – в конторе ли, дома или на улице – лишь бы в месте, где было удобно думать, потому что только это теперь имело значение для меня, хотя, казалось, не столько, сколько для тех, кого мог ещё видеть. И ещё стало казаться, что время и пространство, мелькающие в вихре мгновений события, сменяющиеся ландшафты, явления природы, звуки, лица, слова и фразы утратили своё прежнее значение, как перестали быть осязаемыми ставшие ненужными вещи, как потерял всякий смысл интернет, как словно слились воедино работа, досуг, моя комната и тротуарная плитка.
Вскоре же для того чтобы видеть и слышать, мне было необходимо оставаться на месте. И место, и я превратились во что-то нерасторжимое. И лишь прекращался поток мыслей, как сразу же мгновения жизни – моей и всех, кого мог ещё видеть, – а также бурление звуков большого города лишались границ, расплываясь и ускользая от моего внимания. А стоило мыслям воспрянуть, как тотчас будто всё замирало, безропотно подчиняясь звучанию тишины.
И думая о тех, кого мог ещё видеть, не зная, замечали ли они мгновения жизни и что слышали под шум большого города, наверное бы решился, если б не журчание тишины. Но всё же перестал видеть и в ответ на вопросы лишь поудобнее располагался в кресле. Брызги вопросов окатывали меня, словно вызванные промозглым осенним дождём. И как под листьями, опавшими с давно исчезнувших деревьев, под грудами ненужных вещей иссякла площадь.
Помню лишь насмешливое и чем-то озадаченное лицо шефа.
– А знаешь, – сказал шеф, вопросительно взглянув мне в глаза, – я не нашёл твоей могилы.
***
Очнулся от того, что продрог. Опять уснул в кресле, да ещё с открытым окном. Кутаясь в плед, подошёл к окну, чтобы закрыть его. На улице с парковочных мест разъезжались машины, усыпанные последней листвой. В числе других я заметил мужчину, лет сорока, усаживавшегося в одно из авто. Он занял пассажирское место. С высоты десятого этажа я едва успел его разглядеть – чуть загорелую лысину обрамляли ровно подстриженные волосы, – он был не похож ни на кого из моих соседей.
На водительское место усаживалась женщина, напомнившая мне мою Зинаиду.
Я слышал звуки большого города.
Как будто не было поющей тишины.
***
Хороший водитель Зинаида! Люблю наблюдать за ней, когда она за рулём, её задумчивый вид. Машиной она управляет спокойно. Авто движется плавно. Приятно ехать в новом автомобиле, посиживая себе сзади в удобном кресле, не думая о дороге и предаваясь незначащим мыслям. Например, сравнивать машину с молодым и крепким конём, подчинившим свой нрав умелому всаднику.
Мы ехали долго. И, подобно коню, умирявшему ход в такт спокойных раздумий наездницы, изменился и я. И привычным движением ладони поправил съехавшие на глаза волосы. Встрепенулся, опомнившись, и, машинально ощупав голову, не обнаружил лысины. Но, едва смутившись этим обстоятельством, сразу забыл о нём, как только увидел себя со стороны, сидящим в кресле на берегу реки. Кресло из нашей комнаты – откуда оно здесь? Надо мной шелестят листья деревьев. Одет я в чёрное долгополое пальто, напомнившее платье одной знакомой. Как-то, будучи в командировке, хотел снять комнату в её доме. Она представилась Клеопатрой. Но передумал из-за вывески с пугающей надписью «Ясновидящая». Теперь же, словно увидев себя в этом платье, сконфузился, впрочем, не столько от своей внешности, сколько от воспоминания. Новая одежда в сочетании с моим обликом выглядит вполне гармонично. А бледное задумчивое лицо, в обрамлении колышущихся на ветру тёмных локонов и переливающихся на солнце чёрных одежд сродни лику какого-то сказочного существа.
Вспомнив о Зинаиде, хотел рвануть со всех ног на её поиски. Но, оставаясь в кресле, лишь медленно поднимаю голову и со спокойной невозмутимостью оглядываюсь по сторонам.
В следующее мгновенье уже сижу за рабочим столом в конторе. И через миг стою на шумной площади, с уверенностью сознавая, что жду кого-то, кому должен помочь. Кому-то машу рукой и говорю:
– Пойдём!
И мы идём по бесконечной мостовой.
Мой спутник то и дело о чём-то спрашивает. Я тщетно силюсь его услышать и, вероятно, из-за этих усилий вдруг начинаю чувствовать холодные уколы дождя. Попутчик постоянно обо что-то спотыкается, я вижу, как ему трудно, но сам не в силах даже повернуться, чтобы его поддержать. И зная, что должен идти, бездумно шагаю с привычной лёгкостью, понимая при этом, что лёгок путь лишь в один конец. И странно – передвигаясь, я словно продолжаю стоять на площади, и снова, и снова, и в то же время каждый раз заново, встречаю и провожаю, встречаю и провожаю и, всякий раз следуя в новом направлении, проделываю всё это одновременно. Оттого, не думая, о чём хочется, оказываюсь всё дальше от Зинаиды. На мгновение пробую остановиться и тут же обнаруживаю себя за офисным столом в просторном кабинете. Но мне невыносимо тесно – мгновение давит от невозможности закончить работу. И я уже боюсь этой замкнутой бесконечности, как, может быть, сказочный джин боится своего кувшина.
И спрашиваю себя, но слышу уколы дождя. Снова спрашиваю, и снова, и снова. И, не слыша собственного голоса, отвечаю на свой же вопрос:
– Как удобно сидеть в кресле на берегу бесконечной реки! Рядом моя Зинаида! И очень-очень длинная дорога! Как же плавно скользит по ней наше авто!
И отчётливо слышу:
– Пойдём!
– Ты что-то сказала? – спросил я.
Нажав на кнопку стеклоподъёмника, выглянул наружу – ещё ехать и ехать. И, чтобы отвлечься от поглотивших ум мыслей, взглянул на Зинаиду.
Спокойную гладь реки всколыхнули попадавшие в воду листья.
***
Брошено авто на полдороге. Пустует удобное кресло.
– Понимаете… Так мало времени…
– Конечно, понимаю, – улыбнулся священник. – Должно
