Звенящая тишина заглушала слова, и невольно я перешёл на крик. Женщина перепуганно всполошилась, достала какой-то пульт и нажала на кнопку. Послышалось что-то, похожее на сигнализацию, чего я не успел дослушать из-за звенящей в голове тишины. Тут же меня будто катапультировало, и я почувствовал, что покинул то место. Но пока мне было не до того. Я продолжал наблюдать за растревоженной женщиной, вдыхая запахи ремонта, который, по-видимому, совсем недавно был проведён в этом не то офисе, не то магазине. Сидя в своём кресле, я слышал, как женщина дрожащим голосом описывала охранникам мою внешность. По её описанию я выглядел бомжом из подворотни. Припомнив же о шагах за спиной, прислушался.
Звучала поющая тишина. До ограды идти и идти. Но я всё ещё сидел в кресле, спиной прижавшись к стене.
***
Стена вобрала в себя кресло. И некуда стало присесть, чтоб подумать. Думалось только о том, как идти, но и идти уже было бессмысленно – ограда пропала из видимости. Вслед за креслом исчезли из памяти дом и вместе с ним Зинаида. А от стены отвлекали лишь мысли о службе.
Некуда присесть – какое-то время это меня беспокоило, но не то чтобы сильно расстраивало. В конторе кресло всегда было занято, но, в сущности, было ли оно моим?
Отвлекло неотложное дело; работа – это всё, что осталось; не то, о чём думалось, но хоть что-то.
Конечно, очутившись в комнате, не упустил из внимания кресло. Должно быть, его хозяин не из тех, кто залёживается, и если захочет, то справится без него. Пожалуй, инвалидное кресло – единственная не нужная в комнате вещь. Подумалось, что неизлечим лишь скорбный взгляд на лице его матери. Пока он сидел, прижимаясь к стене, у меня было время опробовать кресло. А болезнь и о чём думал он – работа для тех, кто вернётся её продолжить. Почувствовав, что мы с ним по разные стороны, я побыл там, пока не ушёл священник. Откуда-то из-за стены напоследок услышал:
– Я мог бы писать иконы.
– Их пишут в мастерских, – уходя, обронил священник.
И я поспешил за ним, но не смог перейти через стену.
***
Бесконечная темнота. Скучно непрестанно стоять – невольно приходится думать об этом. Идти вдоль стены бесполезно, уйти невозможно и некуда. И даже не облокотиться – между мной и стеной словно пропасть. Как в испорченном радио, отовсюду слышны помехи.
О, если бы не замерцала ограда, не показалась калитка и в неё не вошла Зинаида!
Она прошла сквозь меня и шагнула в пропасть. Внезапно пропали помехи, прибавили звук и зажёгся свет. В стене приоткрылась дверь, чтобы я догадался, откуда поёт тишина.
Первым делом подумал о кресле – вернуть своё, и уже не страшна темнота. Но, вошедши, убедился, что нет ничего: ни могилы, ни плачущей королевы.
Там, внутри, много думал, зачем непрестанно стоять? Оглянувшись, приметил, что и мало кто понимает. Год за годом потом, стоя там, рядом с Зинаидой, всё пытался осмыслить; и был настолько сосредоточен, что старался уже не оглядываться; но всё равно оглядываясь, замечал, что и другие оглядываются, будто ищут кого-то, как на кладбище ищут могилы. Никогда не оглядывалась лишь Зинаида. И тогда я понял, что, если бы она оглянулась, я бы тотчас превратился в могилу, а она – в рыдающую над троном королеву, и в пустой ограде неоткуда бы было петь тишине.
***
– Где я, святой отец?..
– Я не святой отец… Впрочем, называйте как хотите.
Подумав, священник сказал:
– Думаю, зависит от того, кем вы себя считаете. Кто же вы?
– Наверное, бомж, – сказал я. – По крайней мере, так считают другие.
– А вы как считаете? – спросил священник. – У вас есть дом, работа?
– Не думал об этом, – сказал я. – Давно.
– Как давно?
– С тех пор как оказался здесь.
– Вы один здесь?.. То есть…
Почувствовал, как священник посмотрел сквозь меня и, должно быть, заметил Зинаиду.
– Ведь вы не один, – произнёс он задумчиво. – Значит, оказались здесь не случайно.
– Но меня никто не видит, даже вы…
– Это нормально, – отозвался священник уже откуда-то издалека.
Шагнув вслед за голосом, я очутился в больнице. В нос ударило смрадным воздухом, но довольно скоро я привык к этому. На кровати лежала высохшая от возраста старушка. На полу у кровати растекалась зловонная лужа – почерневшее тело больной было изъязвлено.
Рядом с кроватью сидела молоденькая практикантка из медицинского колледжа, которая тотчас встала и, повернувшись ко мне заплаканным личиком, поведала, кто она и почему здесь находится:
– Уже давно лежит, совсем одна, и не знаю, чем ей помочь. – Всхлипнула и метнулась к выходу.
На её месте возник священник – казалось, он вынырнул из меня. Неуверенно подойдя к лежащей, повернулся и спросил о чём-то взволнованным голосом. За моей спиной зачастил девичий голосок.
Сняв с себя пальто, я накрыл им старушку, она словно очнулась от сна и зевнула. Воспользовавшись этим, священник всунул ей что-то в рот и, вероятно, обрадовавшись, что получилось помочь бедной женщине, ободряюще проговорил:
– Не плачьте, всё будет хорошо. Вы ангел. Побудьте ещё, ей это необходимо.
– Но… Мне пора… Меня ждут, – отозвалась практикантка.
– Времени хватит, – сказал священник, прежде чем покинуть палату.
Присев на прежнее место, девушка протянула к лежащей дрожащую руку, но, окунувшись в моё пальто, рука перестала дрожать, и девушка улыбнулась.
– Ну, – произнесла она, сжимая безжизненную кисть умиравшей, – всё хорошо, миленькая, всё хорошо.
Неслышно приблизившись к кровати и осторожно взяв своё пальто, я шагнул сквозь больничную стену и очутился на улице.
«Это нормально, – припомнил слова священника. – Теперь я хоть чем-то пахну».
Не зная, как вернуться туда, откуда пела тишина, я отправился на звук. Звук отчётливо раздавался от одного из гаражей, мимо которых я проходил. Просочившись в гараж, ощутил тяжёлый запах. Внутри стояло шикарное авто с включенным двигателем. Проникнув в приоткрытую дверцу, присел на водительское место. Заинтересовавшись шорохами, издававшимися за спиной, повернулся и на задних сиденьях увидел двух задремавших людей. В неестественных позах там замерли полуобнажённые мужчина и женщина. Сильно пахло алкоголем и выхлопными газами. Мужчина очухался первым.
– Фу! От тебя несёт, как от вонючей старухи, – пробурчал пьяным голосом, кряхтя и выкарабкиваясь из салона.
Затем, рухнув на пол, еле сумел подняться на ноги. Кое-как одевшись и, видимо, сообразив, что происходит, он торопливо, насколько мог, распахнул ворота гаража. Затем плюхнулся на меня и, вцепившись в руль, произнёс:
– Эх, любимая, доигрались. Надо отсюдова выбираться.
Машина неуверенно выехала
